Братья пит не чувствуют боли: Нечувствительность к боли, проявление, причины, клинические случаим

Нечувствительность к боли или боль нечувствительности

Братья Пит с момента рождения не чувствовали боль. По мнению ученых, это произошло из-за генетической мутации

Американец Стивен Пит и его брат родились с редким заболеванием — врожденной нечувствительности к боли. Им, как утверждают ученые, страдают всего несколько сотен человек во всем мире. Оно характеризуется частичным или полным отсутствием болевых ощущений при ожогах или травмах.

По утверждению британских ученых, подобные изменения в организме происходят до момента рождения на генетическом уровне.

Мутация гена под названием SCN9A приводит к отсутствию болевых рефлексов, что значительно повышает вероятность травм, переломов и тяжелых ожогов.

Братья Пит, живущие в штате Вашингтон, способны чувствовать прикосновения, но не более того. Боль им не знакома.

«Мои родители поняли, что что-то со мной не в порядке, когда мне было месяцев пять. У меня тогда прорезались первые зубы, и я начал грызть свой язык. Они обратились к педиатру, чтобы понять что происходит», — говорит 31-летний Стив.

Врачи провели обследование ребенка. Как говорит Стивен, ему даже прижгли кожу на ноге, так что потом вскочил пузырь, но он не заплакал. Попытка уколоть его медицинскими иглами в области позвоночника тоже ни к чему не привела.

«После того, как я не отреагировал на все эти опыты, врачи поставили мне диагноз «врожденная нечувствительность к боли», — рассказывает Стивен.

Детство без боли

Оба брата вместе со своими родителями жили на ферме, и в условиях деревенской жизни мальчики, не чувствующие боли, часто невольно причиняли вред своему здоровью.

«Мы часто пропускали школу, потому что оказывались на больничной койке с очередной травмой. К примеру, я однажды катался на роликах. Не помню точно, что там случилось, но я упал, попытался встать и вдруг слышу, люди кричат мне что-то. Я посмотрел на свою ногу – штанина была в крови, и оттуда торчала моя кость», — продолжает свой рассказ Стив.

В шестилетнем возрасте органы опеки забрали его из семьи в связи с тем, что кто-то из соседей сообщил об «издевательствах над ребенком», у которого постоянно случаются какие-то травмы.

Пока родители и врачи доказывали чиновникам, что Стивен сам себе способен причинить повреждения, прошло почти два месяца, и за это время мальчик снова сломал ногу.

«Конечно, сегодня я веду себя осторожнее, чем в детстве, и понимаю, что именно может представлять для меня опасность. Другое дело, если я где-то случайно ударюсь, я не могу сразу понять, насколько серьезна травма. Впрочем, в последний раз, когда я сломал пальцы на ноге, моя жена поняла это раньше, чем я», — рассказывает Стив Пит.

Боль без боли

Помимо этого, он вынужден часто обращаться к врачам, проверяя, нет ли каких-либо повреждений или заболеваний внутренних органов.

«Когда я начинаю подозревать, что с моим организмом хоть немного что-то не так, я тут же еду в больницу, и врачи проводят обследования, — говорит он. — Люди, глядя на нас, даже не подозревают, что с нами происходит. Они думают, что мы обыкновенные здоровые люди. Они не понимают, что мое тело в любой момент может отказать. Они не понимают, что многие части моего тела больны, хотя я и не чувствую эту боль!»

Стивен рассказал также, что, к примеру, у него развивается артрит, и ему трудно двигаться. А врачи предупреждают, что травмы и болезни могут спровоцировать осложнения, и он может потерять левую ногу.

«Я стараюсь не думать об этом, гоню от себя печальные мысли. Но все же я понимаю, что эта болезнь – нечувствительность к боли – заставила моего брата, любившего спорт, охоту и рыбалку и узнавшего, что через год-полтора он будет прикован к инвалидному креслу, покончить жизнь самоубийством», — говорит Стивен Пит.

http://www.bbc.co.uk/russian/science/2012/07/120717_congenital_analgesia…

Как люди чувствуют боль и для чего она нужна организму

Как работает механизм восприятия боли, почему некоторые люди вообще ее не чувствуют, а также как организм защищает себя от болевых ощущений, рассказывает отдел науки «Газеты. Ru».

Мы чувствуем боль каждый день. Она контролирует наше поведение, формирует наши привычки и помогает нам выжить. Благодаря боли мы вовремя накладываем гипс, берем больничный, отдергиваем руку от горячего утюга, боимся стоматологов, убегаем от осы, сочувствуем персонажам фильма «Пила» и сторонимся банды хулиганов.

Рыбы — первые организмы на Земле, которые почувствовали боль. Живые существа эволюционировали, становились все сложнее, и их образ жизни тоже. И чтобы предостерегать их об опасности, появился простой механизм для выживания — боль.

Почему мы чувствуем боль?

Наше тело состоит из огромного количества клеток. Для того чтобы они могли взаимодействовать, существуют специальные белки в клеточной мембране — ионные каналы. С помощью них клетка обменивается ионами с другой клеткой и контактирует с внешней средой. Растворы внутри клеток богаты калием, но бедны натрием. Определенные концентрации этих ионов поддерживаются калий-натриевым насосом, который выкачивает избыточные ионы натрия из клетки и заменяет их на калий.

Ботокс мешает общению

Почему мы рыдаем над грустным фильмом, искренне радуемся удаче друга или сочувствуем даже малознакомым людям?…

02 июня 16:39

Работа калий-натриевых насосов настолько важна, что половина съеденной еды и около трети вдыхаемого кислорода идет на обеспечение их энергией.

Ионные каналы — это настоящие врата чувств, благодаря которым мы можем ощущать тепло и холод, аромат роз и вкус любимого блюда, а еще — испытывать боль.

Когда на мембрану клетки что-то воздействует, структура натриевого канала деформируется и он открывается. Вследствие изменения ионного состава возникают электрические импульсы, которые распространяются по нервным клеткам. Нейроны состоят из клеточного тела, дендритов и аксона — самого длинного отростка, по которому и движется импульс. На конце аксона находятся пузырьки с нейромедиатором — химическим веществом, участвующим в передаче этого импульса от нервной клетки к мышечной или к другой нервной клетке. Например, сигнал от нерва к мышце передает ацетилхолин, а между нейронами в мозге много других медиаторов, например глутамат и «гормон радости» серотонин.

Порезать палец во время приготовления салата — такое было почти с каждым. Но вы не продолжаете резать палец, а отдергиваете руку. Это происходит потому, что нервный импульс бежит по нейронам от чувствительных клеток, детекторов боли, до спинного мозга, где уже двигательный нерв передает команду мышцам: убери руку! Вот вы залепили палец пластырем, но по-прежнему чувствуете боль: ионные каналы и нейромедиаторы шлют сигналы в головной мозг. Болевой сигнал проходит через таламус, гипоталамус, ретикулярную формацию, участки среднего и продолговатого мозга.

И наконец, боль достигает пункта назначения — чувствительных участков мозговой коры, где мы осознаем ее в полной мере.

Жизнь без боли

Жизнь без боли — мечта многих людей: ни страданий, ни страха. Это вполне реально, и среди нас живут люди, которые не чувствуют боли. Например, в 1981 году в США родился Стивен Пит, и, когда у него прорезались зубы, он стал жевать свой язык. К счастью, его родители вовремя это заметили и отвели мальчика в больницу. Там им сказали, что у Стивена врожденная нечувствительность к боли. Вскоре родился брат Стива Кристофер, и у него обнаружили то же самое.

Паук — лекарство от мук

Как яд паука-птицееда помог разобраться в механизмах возникновения боли, что такое ноцицепция и как клеточные…

08 июня 12:54

Мама всегда говорила мальчикам: инфекция — тихий убийца. Не зная боли, они не могли увидеть у себя симптомы заболеваний. Частые медицинские обследования были необходимы. Не представляя, что такое боль, парни могли драться до полусмерти или, получив открытый перелом, ковылять с торчащей костью, даже не заметив этого.

Один раз, работая с электропилой, Стив распорол себе руку от кисти до локтя, но зашил ее самостоятельно, поленившись идти к врачу.

«Мы часто пропускали школу, потому что оказывались на больничной койке с очередной травмой. Мы провели там не одно рождественское утро и день рождения», — говорит Стивен. Жизнь без боли — это не жизнь без страданий. У Стива тяжелый артрит и больное колено — это грозит ему ампутацией. Его младший брат Крис покончил с собой, узнав, что может оказаться в инвалидном кресле.

Оказывается, у братьев дефект гена SCN9A, который кодирует белок Nav1.7 — натриевый канал, участвующий в восприятии боли. Такие люди отличают холодное от горячего и чувствуют прикосновения, но вот болевой сигнал не проходит. Эта сенсационная новость была опубликована в журнале Nature в 2006 году. Ученые установили это в процессе исследования шестерых пакистанских детей. Среди них был фокусник, который развлекал толпу, прохаживаясь по раскаленным углям.

В 2013 году в Nature было опубликовано другое исследование, объектом которого стала маленькая девочка, незнакомая с чувством боли. Немецкие ученые Йенского университета обнаружили у нее мутацию гена SCN11A, который кодирует белок Nav1.9 — еще один натриевый канал, ответственный за боль. Гиперэкспрессия этого гена предотвращает накопление зарядов ионов, и электрический импульс не проходит по нейронам — боли мы не чувствуем.

Выходит, что свою «суперспособность» наши герои получили из-за сбоя работы натриевых каналов, которые участвуют в передаче болевого сигнала.

Что позволяет нам чувствовать боль меньше?

«Астма объясняется тем, что мы теперь в детстве не ездим в деревню»

Можно ли заражать детей глистами в медицинских целях, почему лекарство от ревматоидного артрита пока не…

13 июня 13:11

Когда нам больно, организм вырабатывает особые «внутренние наркотики» — эндорфины, которые связываются с опиоидными рецепторами в мозге, притупляя боль. Морфин, выделенный в 1806 году и завоевавший славу эффективного болеутоляющего вещества, действует подобно эндорфинам — присоединяется к опиоидным рецепторам и подавляет выделение нейромедиаторов и активность нейронов. При подкожном введении действие морфина начинается через 15–20 минут и может длиться до шести часов. Только не следует увлекаться таким «лечением», это может плохо кончиться, как в рассказе Булгакова «Морфий». После нескольких недель применения морфина организм перестает вырабатывать эндорфины в достаточном количестве, появляется зависимость. И когда действие наркотика заканчивается, множество тактильных сигналов, которые поступают в мозг, уже не защищенный антиболевой системой, причиняют страдания — возникает ломка.

Спиртные напитки тоже воздействует на эндорфиновую систему и повышают порог болевой чувствительности. Алкоголь в небольших дозах, как и эндорфины, вызывает эйфорию и позволяет нам быть менее восприимчивым к удару кулаком по лицу после свадебного застолья. Дело в том, что алкоголь стимулирует синтез эндорфинов и подавляет систему обратного захвата этих нейромедиаторов.

Однако после выведения алкоголя из организма пороги болевой чувствительности снижаются за счет угнетения синтеза эндорфинов и повышения активности их захвата, что не облегчает похмелье, типичное для следующего утра.

Кому больнее: мужчинам или женщинам?

Женщины и мужчины ощущают боль по-разному — об этом говорит исследование ученых из Университета Макгилла, которые обнаружили, что восприятие боли у самок и самцов мышей начинается с разных клеток. На сегодняшний момент проведено много исследований о природе женской и мужской боли, и большинство из них указывает на то, что женщины страдают от нее больше, чем мужчины.

Яд от боли и диабета

О том, как тарантулы спасают людей от хронической боли, можно ли использовать ящериц и улиток при лечении рака…

10 марта 20:30

В ходе масштабной работы 2012 года, когда ученые анализировали записи более чем об 11 тыс. пациентов больниц Калифорнии, ученые выяснили, что женщины переносят боль хуже и сталкиваются с ней чаще, чем мужчины. А пластические хирурги из США установили, что у женщин на коже лица в два раза больше нервных рецепторов на один квадратный сантиметр, чем у мужчин. Девушки уже с рождения такие чувствительные — согласно исследованию, опубликованному в журнале Pain, у новорожденных девочек мимические реакции на уколы в стопу были выражены сильнее, чем у мальчиков. Также известно, что женщины чаще жалуются на боль после операции и хуже чувствуют себя в кресле у стоматолога.

На помощь бедным женщинам приходят гормоны.

Например, один из половых женских гормонов, эстрадиол, уменьшает активность болевых рецепторов и помогает женщинам легче переносить высокие уровни боли.

Например, уровень эстрадиола резко возрастает перед родами и действует как своего рода обезболивающее. К сожалению, после менопаузы уровень этого гормона в организме становится меньше, и женщины переносят боль тяжелее. Кстати, у мужчин похожая ситуация с тестостероном. Уровень этого мужского полового гормона снижается с возрастом, и некоторые болевые симптомы становятся более выраженными.

Но боль — это не только передача нервных импульсов в головной мозг, это также психологическое восприятие болевых ощущений. К примеру, у участников одного интересного исследования в три раза повышался болевой порог после того, как им показывали, как другой участник спокойно переносил такое же болевое воздействие. Мальчиков с рождения учат быть мужественными: «мальчики не плачут», «ты должен терпеть», «плакать стыдно». И это вносит свой существенный вклад: мужчины стойко терпят боль, и мозг «думает», что им не так уж и больно.

Ознакомиться с другими материалами отдела науки можно на страницах нашей официальной группы «ВКонтакте».

врожденная анальгезия: агония ощущения боли

  • Опубликовано

Подпись изображения,

Стивен (справа) со своим братом Крисом в 1983 году

Стивен Пете и его брат родились с редкое генетическое заболевание врожденная анальгезия. Они выросли — в штате Вашингтон, США — с чувством осязания, но, как он объясняет своими словами, никогда не чувствовали боли.

Впервые мои родители поняли, что что-то не так, когда мне было четыре или пять месяцев.

Во время прорезывания зубов я начал жевать язык. Меня отвели к педиатру, где мне сделали ряд анализов.

Сначала мне подсунули под ногу зажигалку и ждали, пока на коже появятся волдыри. Как только они увидели, что я не реагирую на это, они начали водить иглами вверх и вниз по моему позвоночнику. И так как ни на один из этих тестов у меня не было ответа, они пришли к выводу, что у меня то, что у меня есть — врожденная анальгезия.

К этому моменту я отгрыз около четверти своего языка во время прорезывания зубов.

Мы выросли на ферме. Мои мама и папа пытались защитить меня, но не душили меня и брата. Но когда ты в деревне, особенно если ты мальчик, ты собираешься выйти на улицу, исследовать и немного пошалить.

Итак, в раннем детстве я часто отсутствовал в школе из-за травм и болезней.

Был один раз, на роликовом катке. Я не могу вспомнить всех подробностей, но знаю, что сломал ногу. Люди указывали на меня, потому что мои штаны были просто в крови из того места, где торчала кость. После этого мне не разрешали кататься на роликах, пока я не стал намного старше.

Когда мне было пять или шесть лет, меня забрали из дома сотрудники службы защиты детей. Кто-то сообщил о жестоком обращении с детьми на моих родителей.

Image caption,

Стивен Пит в больнице, пять лет

Я находился на попечении государства, кажется, два месяца. И за это время я сломал ногу, прежде чем они наконец поняли, что мои родители и педиатр говорят правду о моем состоянии.

В школе у ​​многих детей возникали вопросы о моем состоянии. Они спрашивали: «Почему ты в гипсе?» Большую часть времени я был в гипсе, пока мне не исполнилось 11 или 12 лет.0005

Я довольно часто участвовал в драках. Всякий раз, когда в школу приходил новенький, дети пытались уговорить этого человека прийти и затеять со мной драку, как своего рода знакомство со школой. Они говорили: «Если ты не чувствуешь боли, ты ее почувствуешь, как только я закончу с тобой».

Сейчас я не особо безрассудный человек. Я считаю, что на самом деле я более бдителен, чем большинство людей, потому что я знаю, что если бы я причинил себе травму, я бы не знал, насколько это будет серьезно.

Больше всего я боюсь внутренних повреждений. Аппендицит меня очень пугает. Обычно всякий раз, когда у меня возникают какие-либо проблемы с желудком или жар, я иду в больницу, чтобы провериться.

В прошлый раз, когда у меня была сломана кость, моя жена заметила это раньше меня. Моя нога распухла, почернела и посинела, поэтому я пошел к врачу, сделал рентген, и мне сказали, что я сломал два пальца на ноге, и они хотели наложить на него гипс.

На следующий день мне нужно было идти на работу. Если бы у меня был гипс, я бы не смог работать какое-то время, поэтому я просто сказал им, что позабочусь о себе. Я пошел домой, взял скотч, заклеил его, надел ботинки и на следующее утро пошел на работу.

Одна из вещей, с которыми мне скоро придется столкнуться, это то, что у меня больше не будет левой ноги. В прошлом у меня было довольно много операций на левом колене, и дошло до того, что мои врачи сказали мне подождать, пока оно полностью не выйдет из строя. Как только это произойдет, им просто придется ампутировать.

Я действительно стараюсь не думать об этом. Я стараюсь, чтобы это не коснулось меня.

Но я не могу отделаться от мысли, что врожденная анальгезия отчасти была причиной того, что мой брат решил покончить с собой.

Состояние его спины становилось все хуже. Он был близок к окончанию местного колледжа, и врачи сказали ему, что, вероятно, через год-полтора он будет прикован к инвалидной коляске.

Он был «любителем природы» — любил бывать на природе, ловить рыбу и охотиться. Но он попытался позаботиться о получении какой-то финансовой помощи по инвалидности, как только все это произойдет. И в значительной степени судья сказал ему: «Если вам не больно, то у вас нет причин получать какую-либо помощь».

Дело в том, что в нашем состоянии многие люди видят нас и могут подумать, что мы здоровы.

Но они и не подозревают, что мое тело может дать сбой в любой момент, что у меня все болит. У меня сильный артрит суставов. Это не больно — я не чувствую боли — но иногда трудно передвигаться.

Это похоже на сжатие, пульсирующее ощущение сжатия в суставах. В плохой день меня очень раздражает, когда у меня такое чувство весь день, потому что это просто неприятность. Это ограничивает вашу подвижность, и ваш сустав не может двигаться так, как должен.

Что касается врачей, думаю, они понимают ситуацию. Они просто не понимают человеческой составляющей — психологии того, что может случиться, когда ты вырастешь, не имея возможности испытывать боль.

Стивен Пит говорил с Outlook для Всемирной службы BBC .

Вот подборка ваших комментариев.

Двадцать пять лет назад, работая в детской больнице, я был социальным работником двух маленьких пакистанских мальчиков, которые пострадали от этой болезни. Родители были двоюродными братьями и сестрами, и в их истории было много близких браков. Педиатры предположили, что это, вероятно, было одним из факторов. Как и в этой статье, травмы языков и конечностей мальчиков были ужасными. Оба мальчика были бесстрашны, и очень молодые родители совершенно не могли их контролировать, когда мальчики прыгали с верхней части шкафа, держали руки над пламенем и пережевывали языки. Этим детям было всего четыре и шесть лет, когда я их знал, и я всегда задавался вопросом, как долго они проживут, когда я ушел из больницы, чтобы работать в другом месте, и никогда не знал, что с ними случилось.
Susan King, Farnham, UK

Мой четырехлетний сын страдает этим заболеванием. Забавно, что вы написали эту статью сегодня, потому что у него день рождения. Диагноз ему поставили через девять месяцев после перелома черепа. Нас и моего партнера также расследовали на предмет жестокого обращения с детьми, и он был помещен под опеку социальных служб, пока находился в больничной палате в течение трех недель. Расследование проводилось сразу после дела Бэби Пи, поэтому напряжение было высоким, и мы чувствовали себя очень разочарованными персоналом больницы, полицией и социальными службами, поскольку мы были виновны во всех их глазах, и они, конечно, дали нам знать. Они внезапно изменили свое мнение после того, как было подтверждено, что у него это заболевание. Жизнь с ним — ежедневная борьба.
Ричард, Великобритания

Я не страдаю этим заболеванием, но у меня фибромиалгия, болезнь Рейно и эритромелалгия. Все эти условия являются полной противоположностью упомянутому выше состоянию, но я могу относиться к комментариям, касающимся медицинских работников. Я испытываю постоянную боль, не могу контролировать температуру тела и вынужден передвигаться в инвалидном кресле. Мне повезло найти сочувствующего доктора, у которого есть опыт лечения этого состояния, но есть много медицинских работников, которые относятся к этому как к шутке. Они думают, что вы все выдумываете, и не хотят давать вам лекарства, необходимые для того, чтобы просто пережить день. Медицинские работники должны понимать, что существуют состояния, которые практически незаметны, но все же могут быть чрезвычайно неприятными и болезненными.
Борис, Сомерсет, Великобритания

У меня всегда был высокий болевой порог, и роды вообще не были болезненными. Однако в последние годы у меня появилось загадочное состояние, которое означает, что я не реагировал, когда свежеприготовленная грелка разбивалась о мои ноги и когда врачи втыкали иглы во все мои ноги. Я знаю, что они делают это, но не чувствую боли. Я учусь быть осторожным, и они понятия не имеют, что это может быть. Я свяжусь с вами, чтобы убедиться, что вы осведомлены о спектре феномена «анальгезии».
Кэролайн Дэвис, Уэлшпул, Уэльс

BBC не несет ответственности за содержание внешних сайтов.

Человек, который не чувствует боли. Эта история изначально появилась в журнале Men’s… | Оливер Броуди

Эта статья впервые появилась в журнале Men’s Health .

«Я чуть не убил его в Вайоминге».

Это было недалеко от Джиллета, говорит Стив, возвращаясь из поездки в Стерджис. Они только что выехали из захудалого бара под названием Bryan’s Place. Стив пил кофе с полуночи, болтая с владельцем. Но Крис продолжал пить пиво.

Вы можете спросить, что может так разозлить парня, что он захочет убить своего младшего брата. Ответ Стива небезоснователен.

«Он ударил меня по лицу, пока я вел машину!» — говорит он, вспыхивая прежним раздражением.

В битвах между братьями всегда будет что-то особенное. Когда вы так хорошо знаете друг друга, в насилии есть определенная близость и убежденность.

Но драки Стива и Криса Пита стали легендой.

«Мы подрались в кузове грузовика, который ехал по лесовозной дороге, — говорит Стив, — били друг друга металлическими прутьями. Я чуть не убил его и той ночью, потому что схватил цепь, обернул ее вокруг его шеи и сбросил с кузова грузовика».

Ладно, это может быть чересчур, даже для братьев. Но ведь Стив и Крис не были обычными братьями. Они оба родились с редкой мутацией в гене SCN9A, из-за которой они неспособны чувствовать боль. Так что дело не в том, что они были необычайно злобными. Просто, как только начиналась драка, их тела просто не давали им повода остановиться. Для них удар по лицу был не столько резким нападением, сколько грубым способом привлечь чье-то внимание. «Больше похоже на Эй, я с тобой разговариваю что-то вроде этого.

Состояние называется врожденной нечувствительностью к боли (CIP). Мутация, которая вызывает его, была обнаружена только в 2006 году, после того, как всплыла история о 10-летнем мальчике из Пакистана, который зарабатывал на жизнь тем, что вонзал ножи в руки и ходил по раскаленным углям. Исследователи в конце концов идентифицировали мутантный ген среди большой семьи ребенка, потому что к тому времени, когда они прибыли для расследования, ребенок уже умер, спрыгнув с крыши.

Стивен Пит не привлекал к себе внимания до 2012 года, когда кто-то из британского музея науки пригласил его принять участие в музейной выставке, посвященной боли. В медицинских кругах случаи такой редкости или экзотики именуют фасциномы . Часто они просто повод поглазеть. Но в случае со Стивом, говорит д-р Стивен Ваксман, заведующий кафедрой неврологии Медицинской школы Йельского университета и директор Исследовательского центра неврологии в Университете им. В.А. Медицинский центр, внимание вполне может быть оправдано. Действительно, иногда фасциномы являются ступеньками, по которым продвигается наука.

«Если задуматься об истории медицинских исследований, — говорит Ваксман, — то есть такие лекарства, как статины, [которые] удлиняли срок службы во всех индустриальных обществах. И эти лекарства берут свое начало в исследованиях очень редких семей… где у всех были сердечные приступы в возрасте 20 лет».

Точно так же такие ребята, как братья Пит, говорит Ваксман, могут стать ключом к открытию нового поколения блокаторов боли, которые обладают всей силой опиоидов, но не имеют нежелательных побочных эффектов.

«Это святой Грааль исследований боли, — говорит Ваксман. Для Стива жизнь в качестве фасциномы многое порекомендовала. В детстве все остальные дети восхищались им, потому что он делал то, о чем они только мечтали. Например, прыгнуть с дерева с рваным зонтиком или совершить прыжок со скалы. Когда он катался на горном велосипеде, никто, кроме его брата Криса, не мог за ним угнаться. Иногда они преодолевали 70 миль в день. И всякий раз, когда какой-нибудь ребенок был достаточно глуп, чтобы бросить ему вызов в игре в сигаретную курицу, двигаясь предплечьем к предплечью с зажженной сигаретой между ними, Стив всегда побеждал.

Даже сейчас, слушая истории, невольно восхищаешься. Может быть, потому, что в нем любовь, которую мы все испытываем к большим взрывам, острым ножам и высотам, настолько восхитительно проста. Или, может быть, потому, что, будучи невосприимчивым к величайшему источнику жизненных страданий, он на полпути к тому, чтобы стать тем, кем мы все хотели бы быть — неразрушимым. Инстинктивно мы настраиваемся на него. Потому что столько же, сколько можно узнать о природе боли, изучая кого-то, кто никогда ее не чувствовал, можно еще больше узнать о нашей собственной природе от того, кто упускает ее самую человеческую составляющую.

И именно поэтому эта история не может не напоминать греческую трагедию. Потому что к тому времени, когда Стивен Пит понял свою природу, было уже слишком поздно. К тому времени ущерб был нанесен. К тому времени фары уже пронеслись по кузову в сарае.

***

Конечно были и минусы. Врачи, например, которые, увидев его, побежали, задыхаясь, к своим микроскопам. Или те, кто никогда ему не верил, особенно когда он отказался от анестезии.

— Дантистов это тоже бесит, — говорит Стив. «У меня был один дантист, которого трясло, потому что он думал, что причинит мне боль».

Неизбежно, возможно, Стив также выступал в качестве приветственного комитета всякий раз, когда в город приезжал новый ребенок. «Другие дети сказали бы: Иди, сразись с этим парнем ».

В какой-то момент он дважды в месяц дрался. Некоторые были разбиты, но он никогда не проигрывал. Потому что он никогда не останавливался. И потому что он никогда не колебался.

«Тебе все равно, если тебя ударят», — говорит он. «Поэтому, если кто-то наносит вам удар, вам не нужно отстраняться».

Другими словами, он не просто не чувствовал боли. Он также не чувствовал страха. Травмы были для него столь же лишены мистики, как и для хирурга. Однажды, когда он случайно порезал себе предплечье строгальным ножом, он спас себя от визита к врачу, сам зашивая рану. Когда он сломал две кости в ноге после того, как в пьяном виде перепрыгнул через кушетку на вечеринке по случаю дня рождения, лекарством была клейкая лента и жесткий ботинок. («В тот день я должен был работать».)

Удалив из уравнения страх, вы начинаете понимать, какой головной болью может быть игра. В одном исследовании 2010 года, например, добровольцы, подвергшиеся воздействию лазера, сообщали о большей боли, когда им говорили, что лазер небезопасен. Точно так же добровольцы, подвергшиеся аналогичному болезненному стимулу, сообщали о меньшей боли при сосредоточении внимания на изображении романтического партнера.

«Если бы в боли не было эмоционального компонента, — говорит Аллан Басбаум, профессор анатомии Медицинской школы Калифорнийского университета в Сан-Франциско, — это была бы не боль, а просто ощущение».

На самом деле, эмоциональные корреляты боли пронизывают нашу жизнь способами, которые слишком сложно назвать. И не всегда они отрицательные. Подумайте о глубоком удовлетворении, которое вы испытываете после завершения мучительной тренировки. Или корпоративный дух, который может породить боль, если разделить ее между товарищами по команде. Боль обостряет наше внимание, способствует эмпатии и даже усиливает, как показывают некоторые исследования, нашу способность получать удовольствие.

Травмы Стива, лишенные боли, никогда не вызывали связанных с ним эмоций, которые обычно наполняют боль смыслом. Что также может объяснить, почему ему так трудно их запомнить.

«Моя память подбита», — говорит он. — Я почти ничего не могу вспомнить.

И это касается даже самых ужасных ранений. Время от времени он сталкивается с кем-то, кто знал его, когда он рос, и кого по сей день преследует какое-то травматическое событие, которое Стив не может вспомнить. Как в тот раз, когда он спрыгнул с качелей в средней школе.

«Его кость как бы свисала с ноги, — вспоминает одна женщина, — и он просто стоял и смеялся».

Смех — это то, что вы часто слышите от Стива. И почему бы нет? Уберите боль, и мир станет намного веселее. Даже двадцать лет спустя Стив все еще смеется, вспоминая, как мальчику по имени JR попал футбольный мяч в лицо. Конечно, его нос был в крови. Но что это означает? Вот как выглядит жизнь в мире без боли.

В общем, фарс.

***

— Мне нравится фарс, — говорит Стив. «Как «Три марионетки» — не новая, конечно, новая — отстой».

Вообще-то, на ранних фотографиях Стив имеет сверхъестественное сходство с Мо — такие же квадратные черты лица, такая же стрижка под горшок. Теперь, когда его волосы коротко подстрижены, у него больше помятого вида, как у опытного хоккейного силовика. Там культя, где отсутствует зуб. («Наверное, он просто сгнил и выпал».)

The Stooges, конечно же, были человеческими мультяшными персонажами. Мы все их любим. Но это заставляет задуматься, не мешает ли незнание Стивом боли общаться с другими. Его жена, например, страдает мигренью.

«Ему становится лучше, — говорит она. «Он больше не смеется надо мной. Но с другими людьми иногда он будет смеяться».

«Я пытаюсь проявить сочувствие, — говорит Стив, — но…»

Он беспомощно пожимает плечами и смотрит в пустоту, которую ждет, пока жена не заполнит ее. вы начинаете слышать боль во многих рассказах Стива. Например, в детстве он ходил на охоту на койотов с 22-м калибром. С наградой егеря каждая пара ушей стоила 20 долларов, и в хорошую ночь вы могли заработать настоящие деньги, выбивая их одно за другим, пока фонарь выхватывал из темноты их светящиеся глаза.

Хитрость заключалась в наживке — кролике с отрубленной лапой.

«Он визжит от боли, и когда койоты слышат это, это привлекает их», — говорит Стив. — Тогда ты просто начинаешь стрелять.

Философы давно бьются над вопросом, нужно ли вам чувствовать боль, чтобы понять боль других. Несколько лет назад исследователи из Франции и Британской Колумбии объединились, чтобы решить этот вопрос. Собрав 12 добровольцев, которые, как и братья Пит, врожденно нечувствительны к боли, они просмотрели серию видеороликов с глупого видео. В каждом случае 12 добровольцев значительно недооценивали боль участников видеосъемки.

Конечно, даже те, у кого нет мутации SCN9A (особенно врачи, как показывают исследования), склонны недооценивать чужую боль. Боль, в конце концов, является нашим самым личным достоянием. Или, как памятно выразился один ученый: «Испытывать сильную боль — значит иметь уверенность; слышать, что у другого человека есть боль, значит сомневаться».

Но самое замечательное в том, что мы росли с Крисом. Потому что Стиву никогда не приходилось беспокоиться о том, что он может что-то упустить, что его брат может каким-то образом страдать так, как он не может понять.

Опять же, у Криса никогда не было проблем с эмпатией, несмотря на его состояние.

«Он был гораздо более чутким, — говорит Джанетт Пит.

Это мама Криса и Стива разговаривает на крыльце дома к северу от Портленда, где выросли мальчики. С крыльца открывается вид на крутой склон, по которому мальчики спускались в металлическом барабане емкостью 55 галлонов. Рядом проходит подъездная дорожка, где они по очереди лежат на гравии, используя головы друг друга в качестве велосипедной рампы.

Крис всегда был тихим, по словам его мамы, из тех детей, которые никогда не процветали в социальном контексте, но могли часами теряться, рисуя эмблемы Салиш на барабане самодельного барабана. Которые он потом отдаст вам без задней мысли.

«Крис всегда рыбачил и охотился, — говорит Джанетт. Когда Стива брали на рыбалку, он ложился на дно лодки, натягивал на себя брезент и засыпал. У Стива не хватило терпения».

Вы могли видеть разницу между братьями в видах травм, которые они получили. Стив был безрассудным, стремительным, из тех детей, которые втыкают ключи в электрические розетки, потому что ему нравится покалывание, пробегающее по руке. («Мне нравится электричество, — говорит Стив. — Мне оно до сих пор нравится. Как электрические заборы — круто, если взять его, потому что можно почувствовать пульс».)

Даже сегодня в семье Стива есть правило: Не следовать за Стивом . Даже Крис откладывал и позволял Стиву идти первым. Как в тот раз выпало четыре дюйма снега, и они вскарабкались на металлических полозьях на крышу амбара.

«Я просто упал и приземлился на спину, сани оказались прямо на мне. И земля, на которую я наткнулся, была твердой, как скала».

Он никогда не обращался в больницу, но подозревает, что сломал несколько ребер. («Пару дней мне было трудно дышать. На самом деле, может быть, пару недель».)

Сегодня тело Стива страдает от этого наказания. Например, у него сильный артрит рук. Он этого не чувствует, но иногда его пальцы блокируются, и ему приходится физически разжимать их.

— В пятницу я узнал, что у меня сломаны два позвонка, — говорит Стив. «Мой T8 и мой T9. Врач сказал, что это случилось 12 месяцев назад. Я понятия не имею, как… Он спросил меня, занимался ли я банджи-джампингом или попал в автокатастрофу».

Стива не слишком беспокоят переломы. «Это можно исправить», — говорит он.

Самой большой проблемой сейчас является его колено, которое постепенно подводит, возможно, из-за того, что он все время прыгал с деревьев, окон, крыш и т. д. и приземлялся на прямые ноги. Вы можете видеть это по тому, как он ходит, его колено наклонено внутрь, как будто оно вот-вот согнется. Что это такое.

Как отмечает доктор медицинских наук Фрэнк Вертосик в своей книге « Почему мы причиняем боль », нет никакой структурной причины, по которой наши суставы не могли бы сгибаться в обоих направлениях. «По мере того, как мы делаем каждый шаг, тонкие болевые ощущения предоставляют нашим мышцам информацию, необходимую им для поддержания суставов в правильном положении».

Другими словами, боль не просто предостерегает нас от горячей плиты. Он также служит своего рода бортовым вспомогательным приложением, постоянно передавая данные, чтобы помочь нам использовать наше тело с максимальной эффективностью. Это объясняет, почему профессиональные футболисты, которые часто уделяют этим данным столько же внимания, сколько и Стив, в три раза чаще заболевают ранним артритом. А также почему, согласно опросу 2011 года, примерно 6% вышедших на пенсию футболистов (средний возраст: 48 лет) нуждаются в использовании трости, ходунков или инвалидного кресла.

Само существование боли, утверждает Вертосик, красноречиво говорит о нашем месте в эволюционной иерархии. В отличие, например, от многоножки, у нас практически нет избыточности — столько конечностей, сколько нам нужно, и не больше. Это делает наши тела очень эффективными, но также и очень скоропортящимися. Тем более, что (в отличие, скажем, от лягушек) наша бренность не компенсируется способностью к массовому размножению. Другими словами, количество боли, которую мы чувствуем, и интеллект, который мы используем для интерпретации этой боли, напрямую отражают нашу ценность для вида, а также то, насколько легко каждый из нас может быть уничтожен.

Братья Пит выросли как сороконожки, как будто у них было бесчисленное количество конечностей. Часть работы Джанетт заключалась в том, чтобы научить их, что это не так. Работа усложнялась тем, что она даже не могла их отшлепать. Вместо этого она брызгала им в лицо из бутылки с водой, как непослушные кошки.

Сидя на крыльце, она стучит сигаретой и кудахчет, ее речь по-прежнему полна сарказма против легионов скептически настроенных врачей, тупых школьных учителей и ханжеских агентов по защите детей, с которыми ей приходилось иметь дело. Но где-то за этим самодовольным фасадом чувствуется боль матери, которая не может быть уверена, что нашла правильный баланс между защитой своих мальчиков и позволением им бегать на свободе. По крайней мере, она не зашила им глаза, как тот пациент CIP в Миннесоте, который продолжал царапать ей роговицу.

«Я зла на этих родителей, — говорит Джанетт. «Я бы хотел пристрелить доктора, который даже предложил это».

Хотя Стив был более безрассудным, почему-то всегда казалось, что Крис был тем, кто заплатил более высокую цену. Как правило, долговременный ущерб, который он понес, был связан не столько с сорвиголовой экстраверсией, которой был известен Стив, сколько с рефлекторным вредом, который он причинил себе.

«Крис корчился, — говорит Джанетт. «Он забрасывал ноги за голову назад. Это вызвало у меня озноб».

— Раньше я любил смотреть, как он это делает, — усмехается Стив.

«Он бы его подзадорил!» — говорит Джанет.

Джанет была единственной, кто мог встать между братьями, когда они начали драться. Это были обычные вещи. Стив, старший брат, всегда командовал Крисом. И Крис, будучи тихим ребенком, обычно мирился с этим, действительно часто зависел от Стива, который говорил ему, что делать. Но время от времени он бунтовал, и начинался ад. Затем Джанет заставляла их сидеть, обняв друг друга, пока они не помирятся.

«Я сказал, вот что я вам скажу, если вы, ребята, когда-нибудь поссоритесь, и я приду домой и обнаружу, что один из вас мертв, другой может поцеловать их в задницу на прощание, потому что вы тоже умрете».

***

Между братьями всегда есть последняя битва. Момент, когда война, для которой мы рождены, переходит на новые поля сражений. Именно тогда общая история начинает перевешивать обиду, и братья действительно становятся ценными друг для друга.

Для Стива и Криса Пита решающий момент наступил в нескольких милях от Джилета. К тому моменту Крис никогда больше не нуждался в своем старшем брате. Он начал пить, когда ему было 19 лет., примерно в то же время Стив стал проводить больше времени со своей девушкой. Сейчас 26-летний Крис уже прошел несколько программ детоксикации.

Алкоголь, возможно, был его способом справиться с тем, что его тело начало разрушаться. Годы сутулости в школе деформировали его позвоночник, и, когда позвонки вгрызлись в спинной мозг, он перестал пользоваться одной рукой. Полупарализованный, он не мог работать. Он также не имел права на SSI, поскольку, по мнению одного судьи, на самом деле он не испытывал боли.

Стив тоже боролся с артритом и больной ногой. Но даже если бы пришлось оторвать ногу, это не означало бы потери того, что он ценил больше всего в жизни — жены и детей. И видеоигры.

В детстве оба брата играли в видеоигры. Это был один из немногих способов оставаться в здравом уме во время их длительного пребывания в больнице. Стив стал серьезным игроком. Его устраивал хаос шутеров от первого лица. Насилие не могло снизить чувствительность того, кто уже ничего не чувствовал. И сколько бы в тебя ни стреляли, не взрывали, не кололи в шею боевым ножом, самый большой удар приходился только на кончики пальцев.

Но Крис по-прежнему предпочитал лесную тишину увлечению видеоиграми. Только там он мог по-настоящему слышать себя. Однако по мере того, как его тело выдыхалось, леса становились все более недоступными. По словам врачей, это был только вопрос времени, когда он приземлится в инвалидном кресле. Поэтому он продолжал пить и уходил в себя, как всегда. В конце концов это должно было прийти в голову. И когда это произошло, его брат был рядом с ним.

— Я его откуда-то подобрал, когда он был пьян, — говорит Стив. «Я сказал ему: если ты не изменишь свой образ жизни, ты не будешь рядом, чтобы учить моих детей всему тому, чему я не могу их научить. Потому что я не увлекаюсь охотой, рыбалкой или чем-то подобным. И вы. Так что я ожидаю, что ты будешь тем, кто научит моих детей этому».

Это был его лучший выстрел, и Стив позволил ему это сделать. Кроме того, это был именно тот властный поступок старшего брата, который Крис раньше ненавидел. В прошлом он, возможно, протянул руку и ударил его. И, в соответствии с протоколом усмирения капризных братьев с опасной генной мутацией, Стив должен был остановиться, обернуть ремень безопасности вокруг шеи Криса и начать выбивать ему свет.

Но боевые дни Стива и Криса Пита подошли к концу. В каком-то смысле их заменило нечто еще более ужасное. Потому что если и есть что-то хуже, чем ссора между братьями, так это борьба, которую человек ведет против самого себя.

***

В двадцати милях к востоку от Касл-Рока, маленького городка, где выросли Стив и Крис Пит, под пасмурным небом маячит разрушенный остов горы Сент-Хеленс. Когда в 1980 году, за год до рождения Стива, произошло извержение вулкана, на дом его родителей упало два фута пепла. Сегодня, когда магма постепенно перезаряжается, вулканы остаются одной из немногих вещей (наряду с аппендицитом и, конечно же, акулами), которых Стив действительно боится.

Теперь дождь щекочет лобовое стекло, пока мы медленно пробираемся через заросли кедра и пихты, надеясь увидеть страшную достопримечательность. В детстве Стив и Крис постоянно приходили сюда. Это было место, которое Крис любил — сплошь ветер и расстояние. Иногда можно было мельком увидеть стадо лосей.

«Часть меня хотела бы, чтобы он какое-то время оставался с этим и боролся», — говорит Стив. «Однако спрашивать это довольно эгоистично, потому что я знаю, что он проходил через свой собственный маленький ад».

Стиву позвонил его отец, который пришел однажды в четверг и нашел Криса повешенным в сарае.

«После этого это было похоже на автопилот», — говорит Стив. Он помнит, как разговаривал со священником, а потом фургон коронера исчез на подъездной дорожке.

«Я подумал: черт, это последний раз, когда он будет — последний раз, когда он выходит из дома, понимаешь? После этого, даже несколько дней после этого, было как-то туманно. Это как жить в неверии».

Это было шесть лет назад. С тех пор Стив ни с одной крыши не прыгал.

«После смерти Криса я действительно стал намного больше замедляться, — говорит он.

Ему до сих пор нравятся The Three Stooges и их современные подражатели. До сих пор смеется, вспоминая детские шалости — алка-зельтер, который он клал в обед какому-то детскому бургеру.

Но старый нарушитель правил в нем был несколько наказан. Сейчас он женат, отец троих детей, ни у кого из которых нет CIP, поскольку его жена не является носителем мутировавшего SCN9.Ген. Его административная работа в отделе здравоохранения и социальных служб держит его в прямом и узком смысле. И время от времени он летает в Лондон, чтобы помочь ведущему исследователю боли разобраться в науке, которая однажды может сделать его состояние доступным для всех.

Конечно, в ограниченных дозах. Потому что если история Стива и говорит нам о чем-то, так это о том, что боль действительно служит цели. Правда, никто из когда-либо рожденных не жалел в какой-то момент, что он не может чувствовать это; но с другой стороны, никто из когда-либо рожденных в какой-то момент также не хотел спрыгнуть с дерева с воздушным змеем и продолжить полет.

Между этими двумя желаниями лежат основные составляющие каждой жизненной истории: либо человек встречает предел и преодолевает его; или человек встречает лимит и вешает левый. Дело в том, что наши амбиции по своей природе смертельны. Прыгать, парить, взбираться на большие высоты. От нас зависит, насколько осторожно следует проявлять осторожность и когда безрассудство все еще оправдано. Различать хорошую боль и сильную боль. И бесконечно перекалибровывать, чтобы максимально использовать наши смертные пределы.

То же самое и со Стивеном Питом, за исключением того, что безболезненность для него сама по себе является пределом. Не то чтобы он когда-либо хотел освободиться от этого, даже если бы технология каким-то волшебным образом сделала это возможным. (В отличие от зрения, боль — это не одно из тех чувств, которые вы надеетесь восстановить после определенного момента.)

Назовите его медленным учеником, но он все еще надеется когда-нибудь прыгнуть с тарзанки. Ближе к земле, он преследует свой всегда интерес к электронике, прочесывая Интернет в поисках поврежденных iPhone, планшетов, ноутбуков и телевизоров, которые он может починить в мастерской, которую он вырезал из шкафа. Его последнее приобретение — маршрутизатор, который поможет ему интегрировать электронику в работу по дереву. Когда придет время ампутации, он с нетерпением ждет возможности оснастить свой протез специальной док-станцией для iPod.

Теперь, когда дорога вьется все выше к горной смотровой площадке, дождь сгущается до снега, который застилает окна и белеет многоуровневые карнизы вечнозеленых растений. Когда они были молоды, братья приходили сюда и играли в снежки, плотно утрамбовывая снег голыми руками, пока их кожа не высыхала и не трескалась, окрашивая снег в красный цвет.

Стив недавно пересматривал кадры тех дней, документальный фильм, снятый одним французским режиссером. В конце фильма вы можете увидеть двенадцатилетнего Криса, который пишет на снегу палкой.

«Там было написано: Крис был здесь », — говорит Стив.

Снег падает белым шепотом. Внезапно все цвета исчезают, и он снова борется, борясь с болью своего потерянного брата.

Что странно.