У животных сознание: Есть ли у животных сознание? — все самое интересное на ПостНауке

Содержание

Есть ли сознание у животных: современные научные эксперименты

Разум – прерогатива человека. С этим согласны все. Но как трудно отказать нашим братьям меньшим в наличии если не разума, то сознания. Мы склонны «очеловечивать» своих питомцев – кошек, собак, лошадей, мы видим в них некое упрощенное подобие себя, мы чувствуем, что и у них есть эмоции, мы видим, что они понимают наши слова, мы приписываем им такие качества, как сообразительность и хитрость. Но что по этому поводу думает наука?

Олег Макаров

Оказывается, для науки наличие у животных, по крайней мере высших, сознания является одним из самых сложных и дискуссионных вопросов. Почему? Во-первых, потому что мы не можем спросить у самих кошек или лошадей, что на самом деле они думают, чувствуют, понимают, как делают выбор. И присущи ли им все эти действия в принципе? В человеческом понимании, разумеется.

Во-вторых, чтобы вести научный поиск, требуется точно знать, что именно надо искать. Если мы ищем сознание, то однозначного общепризнанного ответа на вопрос, что такое человеческое сознание, не существует. Иными словами, требуется найти черную кошку в темной комнате. Если идти не от поведения, а, например, от определенной физиологической схожести человека и прочих млекопитающих, в особенности от сходства строения мозга и нервной системы, то это тоже зыбкий путь, так как точно неизвестно, даже на примере человека, как именно связаны психические и нейрофизиологические процессы.

В зеркале — это я

Тем не менее вопрос о наличии тех или иных форм сознания у животных настолько интересен и важен для понимания природы живого, что наука просто не может оставить попытки выяснить хотя бы что-то. Для этого, чтобы не углубляться в проблемы общефилософского характера, этот вопрос разбивают на несколько составляющих. Можно допустить, что обладание сознанием предполагает, в частности, не просто получение сенсорной информации от органов чувств, но и сохранение их в памяти, а затем сопоставление с сиюминутной реальностью. Сопоставление опыта с реальностью позволяет делать выбор. Так действует человеческое сознание, и можно попробовать выяснить, работает ли это аналогичным образом у животных. Другая часть вопроса — самосознание. Осознает ли себя животное отдельным существом, понимает ли, как выглядит со стороны, «задумывается» ли о своем месте среди прочих существ и предметов?

Один из подходов к выяснению вопроса о самосознании был намечен американским биопсихологом Гордоном Гэллапом. Им был предложен так называемый зеркальный тест. Суть его заключается в том, что на тело животного (например, во время сна) наносится некая метка, которую можно увидеть только в зеркале. Далее животному предъявляют зеркало и наблюдают за его поведением. Если, посмотрев на свое отражение, оно заинтересуется инородной меткой и будет, например, пытаться ее сбросить, значит, животное понимает, что а) оно видит себя и б) представляет себе свой «правильный» внешний вид.

Подобные исследования проводятся уже несколько десятков лет, и за это время удалось получить поразительные результаты. В зеркале узнавали себя гориллы и шимпанзе, что, наверно, не так удивительно. Положительные результаты были получены для дельфинов и слонов, что уже более интересно, особенно в случае с последними. Но, как выяснилось, метку на себе обнаруживают птицы, представляющие семейство врановых, особенно сороки. У птиц же, как известно, в мозге отсутствует неокортекс, новая кора, отвечающая за высшие нервные функции. Получается, для некоего рода самосознания эти самые высшие нервные функции и не требуются.

Расхожее мнение о попугаях сводится к тому, что птицы, повинуясь инстинкту лишь бездумно подражают услышанным звукам. Однако это мнение уже давно подвергнуто сомнению. Свою лепту в исправление репутации попугаев внесла американский зоопсихолог Ирэн Пепперберг. В течение тридцати лет она проводила эксперименты с купленным в обычном зоомагазине серым африканским попугаем Алексом. Согласно научной работе, опубликованной доктором Пепперберг в конце 90-х, птица умела не только различать и опознавать цвета и предметы, но и демонстрировала навыки логического мышления. Алекс обладал словарным запасом в 150 единиц, а также произносил целые фразы, причем делал это вполне осмысленно, то есть называл предметы, отвечал на вопросы «да» или нет». Кроме того, попугай обладал навками математического расчета и даже, по мнению ученой дамы, освоил понятие «ноль». Птице были доступны понятия «больше», «меньше», «одно и то же», «разные», «над» и «под».

Немного нервных клеток

А что же память и сопоставление предыдущего опыта с реальностью? Выясняется, что и эта способность отнюдь не только прерогатива человека или высших млекопитающих. Группа ученых из университетов Тулузы и Канберры поставили знаменитый эксперимент с насекомыми — медоносными пчелами. Пчелам требовалось находить путь к выходу из лабиринта, в конце которого их ожидало лакомство — сахарный сироп. Лабиринт заключал в себе множество Y-образных развилок, где «правильный» поворот маркировался пятном определенного цвета. Натренировавшись летать по знакомому лабиринту и находить искомый путь, пчелы чудесным образом запоминали, что, например, синий цвет означает поворот направо. Когда насекомых запускали в другой, незнакомый лабиринт, выяснялось, что они отлично там ориентируются, «доставая» из памяти соотношение цвета и направления.

У пчел не только нет неокортекса — их нервный центр состоит из очень плотного сгустка соединенных между собой нейронов, их всего миллион, по сравнению со ста миллиардами нейронов в мозге человека, причем человеческая память связана со сложным мыслительным процессом. Таким образом, эволюция показывает, что способна реализовать такую сложную функцию, как принятие решения на основе сопоставления реальности с абстрактным символом, на очень скромном нервном субстрате.

Помню, что я помню

Эксперименты с пчелами при всех удивительных результатах вряд ли способны кого-то убедить в том, что сознание присуще насекомым. К важным признакам наличия сознания у человека относится так называемое метасознание, то есть сознание сознания. Человек не просто что-то помнит, но он помнит, что помнит, не просто думает, но думает, что он думает. Эксперименты по выявлению метасознания или метапамяти также имели место в недавнем прошлом. Первоначально такие опыты проводились над голубями, но убедительных результатов они не принесли. Тогда, использовав аналогичную методологию, американский исследователь Роберт Хэмптон решил протестировать макак-резусов и обнародовал результаты своих работ в 2001 году.

Суть опыта заключалась в следующем. Сначала обезьянам предлагалось простейшее упражнение. Подопытное животное получало возможность, нажав на сенсорном экране на изображение некой характерной фигуры, получить лакомство. Затем задание усложнялось. Макакам предлагали на выбор нажать две фигуры на экране. Одна фигура означала «начать тест». После нажатия на экране появлялись четыре фигуры, одна из которых уже была знакома животному по предыдущей стадии опыта. Если макака вспоминала, что именно это была за фигура, то могла нажать на нее и снова получить вкусное лакомство. Другой выбор — отказаться от теста и нажать соседнюю фигуру. В этом случае можно было тоже получить лакомство, но уже не такое вкусное.

Если после первого этапа эксперимента проходило всего несколько десятков секунд, обе макаки смело выбирали тест, находили искомую фигуру и наслаждались едой. По истечении большего времени (две-четыре минуты) одна из макак вообще переставала интересоваться тестом и довольствовалась менее вкусной едой. Другая все-таки бралась за тест, но нужную фигуру находила с трудом, делая много ошибок. Чтобы проверить, не действует ли на принятие макаками решения какой-то иной фактор, кроме собственно памяти, Хэмптон провел проверочный эксперимент. Из фигур, предложенных для теста, правильную вообще изъяли. При этих условиях одна макака, попробовав новый тест, больше его не выбирала, другая все же пробовала, но число отказов возросло.

Результаты опытов показали, что у макак-резусов существует метапамять, пусть в очень несовершенной форме. Выбирая тест вскоре после первого опыта, они помнили, что запомнили правильную фигуру. По прошествии большего времени одна обезьяна просто смирилась с тем, что забыла искомый рисунок, другая «думала», что еще вспомнит, но делала ошибки. Исключение из теста однажды запомненной фигуры стало причиной утраты к нему интереса. Таким образом, у обезьян установлено наличие психических механизмов, которые прежде считались лишь признаком развитого человеческого сознания. К тому же от метасознания, метапамяти, как можно догадаться, близкий путь к ощущению себя субъектом мышления, то есть к ощущению «я».

Крысиная эмпатия

В поисках элементов сознания в животном мире нередко указывают на нейрофизиологическую общность человека и иных существ. Один из примеров — наличие в мозге так называемых зеркальных нейронов. Эти нейроны возбуждаются как при совершении определенного действия, так и при наблюдении за тем, как то же действие совершает другое существо. Зеркальные нейроны наличествуют не только у человека и приматов, но и у более примитивных существ, включая птиц. Эти клетки мозга до конца не изучены, и им приписывается множество разных функций, например значительная роль в обучении. Считается также, что зеркальные нейроны служат базой для эмпатии, то есть ощущения сопереживания эмоциональному состоянию другого существа без потери понимания внешнего происхождения этого переживания.

И вот недавние эксперименты показали, что эмпатия может быть присуща не только человеку или приматам, но даже… крысам. В 2011 году в Медицинском центре Чикагского университета провели опыт с двумя подопытными животными. Крысы находились внутри короба, но одна из них свободно передвигалась, а другую поместили в трубку, которая, разумеется, не позволяла животному свободно двигаться. Наблюдения показали, что, когда «свободная» крыса оставалась в коробе в одиночестве, она проявляла куда меньшую активность, чем когда рядом с ней находилась «страдалица». Было очевидно, что стесненное состояние соплеменницы не оставляло крысу равнодушной. Более того, сострадание подвигло животное к действию. После нескольких дней «страданий» свободная крыса научилась открывать задвижку и освобождать другую крысу из плена. Правда, поначалу открыванию задвижки предшествовало некоторое время раздумий, но в конце опытов, едва попав в короб с крысой, сидящей в трубке, «свободная» крыса тут же бросалась на выручку.

Удивительные факты, связанные с обнаружением элементов сознания у самых разных живых существ, не только имеют ценность для науки, но и поднимают вопросы биоэтики.

Братья по сознанию

В 2012 году три известных американских нейрофизиолога — Дэвид Эдельман, Филип Лоу и Кристоф Кох — обнародовали декларацию по итогам специальной научной конференции в Кембриджском университете. Декларация, ставшая известной как Кембриджская, получила заголовок, который можно вольно перевести на русский язык как «Сознание у человека и других животных» (Consciousness in Human and non-Human Animals).

В этом документе обобщались все новейшие исследования в области нейрофизиологии человека и других живых существ. Одним из центральных моментов декларации стало заявление о том, что нервный субстрат эмоций и переживаний не находится исключительно в неокортексе. Пример птиц, не имеющих новой коры, показывает, что параллельная эволюция способна развивать элементы сложной психики и на иной базе, а нервные процессы, связанные с эмоциями и познанием, обнаруживают у птиц и млекопитающих гораздо большее сходство, чем принято было считать ранее. Также в декларации упоминались результаты «зеркальных опытов» с птицами, и утверждалось, что даже нейрофизиологическая природа сна у птиц и млекопитающих может быть признана сходной.

Кембриджская декларация была воспринята в мире как манифест, как призыв пересмотреть отношение человека к живым существам, в том числе тем, которых мы употребляем в пищу или которых используем для лабораторных опытов. Речь идет, конечно, не об отказе от мяса или биологических экспериментов, но скорее о том, чтобы относиться к животным с учетом их более сложной, чем думалось раньше, психической организации. С другой стороны, все данные, на которые ссылаются авторы декларации, не делают вопрос о природе человеческого сознания яснее. Ощущая его уникальность, мы обнаруживаем, что то те, то другие его элементы разбросаны в мире живого и никакой монополии на них у нас нет. Приписывая нашим питомцам «человеческие» качества, мы, конечно, часто выдаем желаемое за действительное, но все же в данном случае лучше немного заблуждаться, чем ранить чувства «братьев меньших» жестокостью.

Обладают ли сознанием животные?

11.11.2011

Этот вопрос представляется крайне трудным. Существует довольно широкий спектр научных представлений по этому поводу. Одни ученые абсолютно уверены в отсутствии сознания у животных, другие утверждают, что оно есть у большинства из них. Все эти трудности, по-видимому, объясняются отсутствием четкого определения этой категории.

Некоторые ученые считают, что основным признаком сознания является намеренность действий и направленность на предмет. Другими словами, под сознанием понимают способность организма создавать психические образы и использовать их для управления поведением. Быть в сознании — это значит «знать, что ты делаешь, что собираешься делать и каким способом будешь это осуществлять». Сознательность поведения включает в себя наличие сознательно поставленной цели и намерения выполнения действий. Одним из проявлений намеренного поведения, по мнению ряда ученых, является демонстрация отвлекающего поведения. Пример такого поведения — поведение птицы, которая уводит хищника от своего гнезда, притворяясь раненой. Когда птица, волоча якобы сломанное крыло, отводит хищника на безопасное расстояние, она внезапно вновь возвращается к своему нормальному поведению и улетает. Однако этологи объясняют данное поведение как чисто инстинктивное в понятиях ритуализированной демонстрации. Данные наблюдений за деятельностью высших приматов позволяют предположить наличие у них действительно намеренного поведения. В исследованиях Д. Примака изучалась способность шимпанзе к намеренной коммуникации путем создания ситуаций, в которых человек и обезьяна могли кооперироваться или конкурировать друг с другом при добывании пищи. Они сообщали друг другу посредством невербальных сигналов о местонахождении спрятанной пищи. Когда человек помогал шимпанзе, отдавая ей всю найденную пищу, обезьяна также посылала и получала поведенческие сигналы о месте, где спрятана еда. В случае же конкуренции, когда человек забирал всю найденную пищу себе, шимпанзе научилась вводить конкурента в заблуждение, не подавая ему нужных сигналов и не принимая в расчет «ложные» сигналы, подаваемые человеком, чтобы сбить обезьяну с толку. Такое поведение обезьяны заставляет предположить наличие у нее способности разгадывать цели и намерения человеческого поведения и знаний о том, как человек воспринимает их собственное поведение.

Есть также данные о том, что высшие антропоиды действительно способны к обману. В исследованиях Я. Рогинского было обнаружено явление «психической мимикрии», т. е. способность к двойственным поступкам, когда одновременно выполняются два действия. Обезьяна может маскировать свои агрессивные истинные намерения, демонстрируя дружелюбные действия. Так, шимпанзе Беата, которую исследователь как-то обидел, протянула ему руку, прося корма, а при приближении ученого к клетке поцарапала ему лицо и порвала халат.

Сознательная активность человека предполагает наличие специфичных только для него видов поведения; В частности, таким видом является альтруизм. Под альтруизмом в человеческой психологии понимают такую форму человеческого поведения, где центральным мотивом являются интересы другого человека или социальной группы. При том личность жертвует своими интересами в пользу других, не преследуя каких-либо материальных и прочих выгод. Таким образом, человеческое поведение выгодно реципиентам и невыгодно донору. Некоторые ученые пытаются доказать наличие альтруизма у животных, однако их рассуждения носят либо антропоморфический характер, либо за альтруистическое поведение выдаются факты заботы о потомстве или симбиотическое поведение. Правда, необходимо отметить наличие единичных достоверных наблюдений об оказании животным помощи другому животному. Даже скудные наблюдения говорят о возможности альтруизма у животных.

Другой характеристикой сознания является способность индивида к рефлексии, т.е. осознанию самого себя, своих чувств, переживаний и действий. Осознают ли животные самих себя в этом смысле? С одной стороны, эксперименты по обучению крыс показали, что животные способны строить свое инструментальное поведение на основе информации об их собственном поведении и сигналов, поступающих из внешней среды. Это может свидетельствовать в каком-то смысле о том, что крысы знают о своих действиях, но это не означает, что они их осознают. Знание собственных действий может быть тождественно знанию сигналов внешнего мира. С другой стороны, эксперименты с высшими антропоидами по их реагированию на зеркало, показывают, что шимпанзе и орангутанги могут узнавать себя в зеркале. Молодые шимпанзе, рожденные на воле, пользовались зеркалом, чтобы чистить те части своего тела, которые увидеть другим путем невозможно. Вместе с тем вопрос о способности животных реагировать на части своего тела в зеркале как проявление самосознания остается открытым.

В отечественной психологии под самосознанием понимается прежде всего относительно устойчивая, осознанная и переживаемая как неповторимая система представлений индивида о самом себе, на основе которой строится взаимодействие с окружающим миром и другими людьми, а также вырабатывается отношение к себе. Осознание себя подразумевает установление отличий от других, что осуществляется с помощью человеческой речи. С этой точки зрения, видимо, нельзя говорить о наличии самосознания у животных. Однако некоторые ученые, признавая отличие человеческого интеллекта, обусловленного использованием языка, от мышления животных, не исключают наличие сознания у животных. Так, Д. Макфарланд отмечает, что хотя «нам трудно представить сознание без языка, однако это не дает нам права считать, что животные, которые не имеют языка или обладают очень примитивным языком, не имеют сознания».

Подводя итог, можно отметить, что у животных есть некоторые предпосылки к зарождению сознания, однако только человек способен обобществлять свой опыт, создавать совместные знания, которые закрепляются в речи, образцах материальной и духовной культуры. Человек способен выделять себя из окружающего мира благодаря членораздельной речи, понимать поведение других людей и сопереживать им, хотя последнее обнаружено и у животных.

Ключевые слова: Животные, Сознание

Источник: Карпов А.В., Общая психология

Материалы по теме

Массовое сознание и общественное мнение: структура, свойства, функции и виды

Социология в схемах и комментариях : учеб, пособие для СПО / Б. А. Исаев. — 2-е изд., испр….

Генезис сознания, биологические и социальные предпосылки возникновения сознания

Н. В. Рябоконь. Философия УМК — Минск.: Изд-во МИУ, 2009

Соотношение сознания и бессознательного

Луковцева А.К., Психология и педагогика

Сознание и его психологические характеристики

Ефимова Н.С., Основы общей психологии

Первая топика: Бессознательное, Предсознательное и Сознание

Психоанализ: учебник для бакалавриата и магистратуры / М. М. Решетников, П86 С. В. Авакумов…

Общая характеристика сознания

Сущность психофизиологической проблемы — мозг и сознание, сознание и искусственный интеллект

Н.В. Рябоконь. Философия УМК — Минск.: Изд-во МИУ, 2009

Сознание и его расстройства

Мясищев В.Н., Основы общей и медицинской психологии

Что такое социальное сознание и есть ли оно у животных

В новой книге профессора психологии и нейронауки Принстонского университета Майкла Грациано представлена новая теория сознания: то, что мы называем сознанием, на самом деле является моделью нашей собственной психики.

Грациано утверждает, что для людей естественно создавать такие модели — даже по отношению к неодушевленным объектам. Автор выдвигает гипотезу происхождения сознания в эволюционном ряду, описывает наряду с реальными несколько интеллектуальных экспериментов и делает многое другое — а мы публикуем отрывок из книги, посвященный феномену социального сознания.

Майкл Грациано
Альпина нон-фикшн, 2021

Нам, людям, действительно дано догадываться о душевном состоянии друг друга. Но при этом мы не занимаемся какими-то намеренными наблюдениями, которые можно свести воедино для интеллектуального понимания, что происходит с другими. (Впрочем, иногда мы пытаемся это делать, но не достигаем особых успехов.) Взамен этого у нас есть тщательно настроенная интуиция. Мы словно знаем, что думают и чувствуют другие люди. Иногда это знание так осязаемо, что мы будто напрямую ощущаем мысли и чувства других как некое излучение. Конечно, на самом деле этого не происходит. Но миллионы лет эволюции подарили нам возможность считывать тонкие намеки и строить подробные модели психического состояния друг друга, — причем делаем мы это скорее интуитивно, нежели явно.

Мы приписываем друг другу весь спектр содержаний психического мира: эмоции, намерения , интересы, убеждения. Блистательный в своей сложности процесс воссоздания чужого внутреннего мира называется построением модели психического❓В русскоязычной научной психологической литературе термин “Theory of Mind” принято переводить как «модель психического». — Прим. науч. ред. , или модели психического состояния, Theory of Mind. Это не теория в интеллектуальном смысле, это процесс, происходящий автоматически, неизбежно, — мы просто не можем этого не делать. Но в построении моделей психики друг друга особенно важен один компонент: воссоздание чужого внимания.

Как узнать, потянетесь ли вы за этим яблоком, если неизвестно, обратили ли вы на него внимание? И даже если знать, что вы уделили яблоку внимание, разве можно предсказать, что вы дальше скажете или сделаете, если не понимать последствий этого внимания?

Мой первый шаг в воссоздании вашего психического мира — понять, что психические процессы могут быть на чем-то сфокусированы, что этот фокус в зависимости от обстоятельств может быть узким или широким, он в состоянии перемещаться от предмета к предмету, у него есть предсказуемые последствия. Без этого никакой модели психического состояния не получится. Мне нужно не просто построить модель содержания психики, мне необходима модель того, что представляет собой эта психика.

Если я стою напротив вас, то вижу, куда вы смотрите. Целая научная область выросла вокруг того, как мозг обрабатывает направление чужого взгляда. Но для воссоздания вашего внутреннего мира мне недостаточно знать, куда направлено ваше явное внимание. Еще нужно разобраться со скрытым. Я должен уловить все возможные подсказки из контекста, в который входят ваши движения, выражение лица, слова и мое знание вас в целом. Не так важно, куда направлен ваш взгляд и видны ли мне ваши глаза, — нужно воссоздать информацию, которая просочилась по вашей корковой иерархии и достигла высших уровней обработки, и понять, как эти высшие уровни обработки могут повлиять на ваше поведение.

Ручаюсь, что никому и никогда при взгляде на другого человека не приходила в голову немедленно интуитивная мысль типа такой: «Корковые зрительные пути моего визави в данный момент вовлечены в обработку множественных стимулов; нейроны, отражающие форму яблока, развили повышенную активность, реагируя на сигналы из зон лобной доли; как следствие этого, повышенная активность нейронов частично затормозила соседние нейронные репрезентации путем латерального торможения, основанного на локальных промежуточных нейронах, которые используют гамма-аминомасляную кислоту в качестве нейромедиатора…»

Можно и дальше продолжать в том же духе. Но на самом деле никто никогда не приписывает другому человеку истинное, физиологическое, нейронное внимание. Нам это не нужно, особенно в таких подробностях. Вместо этого мой мозг строит намного более схематическую и эффективную модель. Я интуитивно понимаю: «Прямо сейчас сознание этого человека воспринимает яблоко, у чего может быть много разных последствий». Мы снова возвращаемся к сознанию как к упрощенной, практичной модели внимания. Но теперь схема внимания используется в режиме социального интеллекта: мы моделируем не себя, а другого человека.

Салли и Энн пришли в парк с двумя закрытыми корзинами для пикника и расположились на отдых. Через некоторое время Салли убрала свой бутерброд в корзину А и отошла в туалет. Пока ее не было, Энн тайком переложила бутерброд в корзину Б и закрыла крышки обратно. В какую корзину сначала заглянет вернувшаяся Салли в поисках своего бутерброда? Этим простым вопросом привыкли проверять способность человека к построению модели психического состояния другого.

Чтобы пройти этот тест, нужно учитывать сведения, имеющиеся во внутреннем мире Салли. Ее знание о расположении бутерброда верно, когда она кладет его в корзину А, но становится ложным, когда бутерброд перекладывают в корзину Б. Эту задачу невозможно решить без представления о психическом мире Салли как об отдельной сущности, которая содержит информацию (возможно, ложную), определяющую действия девушки. Из-за этого тест иногда называют задачей на понимание ложных убеждений. Правильный ответ: она заглянет в корзинку А и увидит, что ее бутерброд пропал.

Дети младше пяти лет далеко не всегда дают правильный ответ. В их представлении, если бутерброд в корзине Б, то там Салли и должна его искать. Зачем ей открывать корзину, в которой бутерброда нет? Когда дети перешагивают пятилетний рубеж, их социальное мышление настраивается и задача оказывается для них интуитивно понятной. Когда мы становимся взрослыми, нам обычно уже неплохо удается следить за психическими состояниями других людей.

Некоторые успехи в решении задачи на понимание ложных убеждений показывают и шимпанзе. Разыграем перед ними сценарий Энн и Салли. Салли кладет фрукт в коробку, уходит, Энн перекладывает его в другую коробку. Салли возвращается забрать фрукт. По движениям глаз шимпанзе видно, что они больше смотрят на коробку А (в которой оставила фрукт Салли и куда она скорее всего заглянет, вернувшись), чем на коробку Б, в которой на самом деле находится фрукт. Судя по всему, шимпанзе учитывают содержание психики Салли и предвосхищают ее действия.

Похоже, что вороны тоже способны к решению подобных задач. Они часто прячут пищу, но не любят, когда другие птицы крадут сохраненные ими лакомства. Вот одна птица прячет вкусненькое на глазах у другой. Затем подсматривающая птица улетает. И тогда первая ворона аккуратно перепрятывает еду — наверное, чтобы ее потом не украли. Запасливая птица будто понимает, что вторая ворона подсмотрела, где спрятана еда, — так что, когда она вернется, ее убеждение окажется ложным и она будет искать не там.

В принципе решить задачу на понимание ложных убеждений способны немногие из нечеловекоподобных животных. Даже описанные выше исключения вызывают вопросы. Но, по-моему, было бы преждевременно делать вывод, что у остальных животных отсутствует модель психического состояния. Дело в том, что задача на понимание ложных убеждений — слишком высокая планка. Наблюдать за несколькими коробками с разнообразным содержимым — интеллектуально сложное задание, сравнимое с игрой в наперстки. Неудивительно, что лишь люди способны раз за разом с этим справляться. Меня интересует кое-что попроще: понятие о внутреннем мире. Мы знаем, что у Салли есть внутренний психический мир, а внутренний мир — это нечто, в чем содержится информация и что будет управлять поведением на основании этой информации. Есть ли у других животных такое же интуитивное понимание? Знают ли они, что для другого значит «осознать что-то»?

Ученые, которые изучают поведение животных, предпочитают простые объяснения. Вместо допущения, что у животного есть представление о чужом сознании, проще предположить, что животное попросту выучило набор несложных правил. К примеру, зебре необязательно знать, что ее заметил лев. Ей достаточно просто убегать от всего большого и зубастого. Стимул на входе, реакция на выходе. Если у зебры накоплена достаточно большая база таких ассоциаций, ей удастся выжить. Стоит, однако, отметить, что подобная гипотеза, столь типичная для психологии «стимул-реакция», на самом деле весьма наивна.

Обширная база выученных ассоциаций — не самый простой и не самый эффективный метод ориентирования в сложной среде. С вычислительной точки зрения подход, основанный на моделях, был бы проще, поскольку одна модель может обслуживать большое разнообразие обстоятельств. Для зебры, возможно, окажется проще и вычислительно дешевле построить схематическую модель, в которой у льва есть психическое содержание, туда попадают предметы из окружающего мира, а когда это случается, модели психического мира могут управлять поведением хищника.

Предположение, что зебра «понимает» сознание другого животного, кажется нам неправдоподобным, но это лишь потому, что мы считаем сознание благородной характеристикой — связанной с культурой, присущей исключительно людям. Зебрам не хватает сложности и поэтичности. Но подобные мысли подсовывает нам эго. Я считаю, что сознание — древняя составляющая модели психического состояния, простая и эффективная модель, нужная, чтобы предугадывать поведение других животных, и, скорее всего, она развилась задолго до человечества. Не удивлюсь, если зебры, прочие млекопитающие, птицы и, может быть, даже некоторые рептилии используют этот удобный конструкт — сознание (разной сложности), чтобы предугадать, как себя поведет другой.

Излюбленный стереотип — считать, что высшим сознанием обладаем именно мы, люди

Мы полагаем, что у других животных сознания вообще нет или оно менее развито. Такая точка зрения согласуется с распространенным предположением, что сознание возникает от сложности. Раз среди всех животных именно у человека самые сложные мозги, значит, у него должно быть и самое лучшее сознание. Но из тех умственных талантов, которыми мы любим похваляться, — язык, математика, использование инструментов и т. д. — сознание, пожалуй, самый примитивный и наименее выделяющий нас среди других.

Готов признать, что содержание сознания — мысли, идеи, убеждения, озарения, знание о смерти — у людей, вероятно, сложнее, чем у других животных. Но сам факт наличия сознания, способности переживать субъективный опыт чего-либо и приписывать подобный опыт другим — настолько базовая необходимость, что ее могут разделять с нами многие другие представители животного царства. Если теория схемы внимания верна, то сознание точно есть не только у людей.

В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

Животные в сознании, и с ними следует обращаться соответствующим образом

Автор: Марк Бекофф

(Изображение: А. Краузе)

ЯВЛЯЮТСЯ ЛИ животные сознательными? Этот вопрос имеет долгую и почтенную историю. Чарльз Дарвин спрашивал об этом, размышляя об эволюции сознания. Его идеи об эволюционной преемственности — о том, что различия между видами — это скорее различия в степени, чем в характере, — приводят к твердому выводу, что если что-то есть у нас, то это есть и у «у них» (у других животных).

В июле этого года этот вопрос подробно обсуждался группой ученых, собравшихся в Кембриджском университете на первую ежегодную мемориальную конференцию Фрэнсиса Крика. Крик, один из первооткрывателей ДНК, провел последнюю часть своей карьеры, изучая сознание, и в 1994 году опубликовал об этом книгу « The Astonishing Hypothesis&colon. Научный поиск души .

Итогом встречи стала Кембриджская декларация о сознании, которую публично провозгласили три выдающихся нейробиолога: Дэвид Эдельман из Института неврологии в Ла-Хойя, Калифорния, Филип Лоу из Стэнфордского университета и Кристоф Кох из Калифорнийского технологического института.

Реклама

В декларации делается вывод, что «нечеловеческие животные обладают нейроанатомическими, нейрохимическими и нейрофизиологическими субстратами состояний сознания наряду со способностью демонстрировать преднамеренное поведение. Следовательно, масса свидетельств указывает на то, что люди не уникальны тем, что обладают неврологическими субстратами, порождающими сознание. Нечеловеческие животные, включая всех млекопитающих и птиц, а также многие другие существа, включая осьминогов, также обладают этими неврологическими субстратами».

Первым моим заявлением было недоверие. Нужна ли была нам эта констатация очевидного? Многие известные исследователи пришли к такому же выводу много лет назад.

Декларация также содержит некоторые пропуски. Все подписавшие, кроме одного, являются исследователями в лаборатории; Декларация выиграла бы от точки зрения исследователей, которые проводили долгосрочные исследования диких животных, включая нечеловеческих приматов, общественных хищников, китообразных, грызунов и птиц.

Я также был разочарован тем, что в декларацию не были включены рыбы, потому что доказательства, подтверждающие наличие сознания у этой группы позвоночных, также убедительны.

Тем не менее, мы должны поаплодировать им за это. Декларация не направлена ​​на ученых: как сказал его автор Лоу перед декларацией: «Мы пришли к единому мнению, что, возможно, сейчас самое время сделать заявление для публики… Всем в этой комнате может быть очевидно, что животные обладают сознанием; это неочевидно для остального мира».

Теперь важный вопрос: эта декларация что-то изменит? Что эти ученые и другие собираются делать теперь, когда они согласны с тем, что сознание широко распространено в животном мире?

Я надеюсь, что декларация будет использована для защиты животных от жестокого и бесчеловечного обращения. Слишком часто надежные научные знания о познании, эмоциях и сознании животных не признаются в законах о защите животных. Мы знаем, например, что мыши, крысы и куры проявляют эмпатию, но это знание не было учтено в Федеральном законе США о защите животных. Около 25 миллионов этих животных, включая рыб, ежегодно используются в инвазивных исследованиях. На их долю приходится более 95 процентов животных, используемых в исследованиях в США. Меня постоянно удивляет, что те, кто принимает решения об использовании животных, игнорируют эти данные.

Слишком часто научные знания о познании животных не признаются в законах о социальном обеспечении

Не все законы игнорируют науку. Лиссабонский договор Европейского союза, вступивший в силу 1 декабря 2009 года, признает, что животные являются разумными существами, и призывает государства-члены «полностью учитывать требования благополучия животных» в сельском хозяйстве, рыболовстве, транспорте, исследованиях и разработках и космическая политика.

До сих пор существуют научные скептики в отношении сознания животных. В своей книге Крик написал, что «идеализировать животных — это сентиментально» и что для многих животных жизнь в неволе лучше, дольше и менее жестока, чем жизнь в дикой природе.

Подобные взгляды до сих пор преобладают в некоторых кругах. В своей недавней книге « Почему животные имеют значение». Сознание животных, благополучие животных и благополучие человека , Мэриан Стэмп Докинз из Оксфордского университета утверждает, что мы до сих пор на самом деле не знаем, обладают ли другие животные сознанием, и что мы должны «оставаться скептичными и агностическими… воинствующими агностиками, если это необходимо».

Докинз необъяснимым образом игнорирует данные, которые участники встречи использовали для формулировки своей декларации, и заходит так далеко, что утверждает, что животным на самом деле вредно основывать решения о благополучии на их сознании.

Считаю это безответственным. Те, кто решил причинить вред животным, могут легко использовать позицию Докинза для оправдания своих действий. Возможно, учитывая выводы собрания в Кембридже, то, что я называю «опасной идеей Докинза», наконец, будет отложено на полку. Я не понимаю, как кто-то, кто следит за литературой о боли, разуме и сознании животных — и работал в тесном контакте с любым из широкого круга животных — может оставаться скептичным и агностическим в отношении того, обладают ли они сознанием.

Давайте приветствовать Кембриджскую декларацию о сознании и усердно работать, чтобы защитить животных, которых они заслуживают. И будем надеяться, что заявление будет не просто показным жестом, а скорее чем-то зубастым, чем-то, что приведет к действию. Мы все должны воспользоваться этой возможностью, чтобы остановить жестокое обращение с миллионами и миллионами сознательных животных во имя науки, образования, еды, одежды и развлечений. Мы обязаны использовать то, что мы знаем, от их имени и учитывать сострадание и сочувствие в нашем обращении с ними.

Еще по этим темам:

  • сочувствие

Есть ли у животных сознание? — Научная линия

Науки о жизни

То, как ученые ответят на этот вопрос о сознании животных, окажет большое влияние не только на их исследования, но и на вашу аптечку

Челси Б. Кумбс • 6 марта 2015 г.