С точки зрения науки человек: ЧЕЛОВЕК С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НАУКИ |

Содержание

Владимир Жданов — Что такое человек, с точки зрения познанных им Законов природы читать онлайн бесплатно

12 3 4 5 6 7 …13

Преамбула

Прошла ровно треть века после опубликования(депонирования в ВИНИТИ в 1984 году) первой части серии книг на тему «Что такое человек с точки зрения…». На выходе ещё три книги, использующие авторский постулативный подход для построения нескольких возможных вариантов целостных систем концепций о «Небе, Земле и живущем между ними человеке и человечестве».

В настоящее время только список наук, всесторонне изучающих человека и общество, составляет многие десятки позиций. Публикуемые (только за месяц) тексты на эти темы, требуют для прочтения одним человеком десятков лет его жизни.

Сегодня, по собственным признаниям мэтров-теоретиков в большинстве наук о живом, о человеке и в «тонких» физиках, складывается парадоксальная ситуация: количество новых открытий ждущих своего теоретического объяснения (или адекватного понимания) становится до неприличия большим. Более того, они обнажают перед просвещенной публикой вековую теоретическую наготу вроде бы понятных (аж с XIX в.) фундаментальных явлений. Нет до сих пор адекватного ответа на «ясельные» для XXIв. вопросы: Что есть электрический ток; фотосинтез? Зачем высшим формам живого «пол»? Как мы осознаем Мир?

В данной книге будут рассматриваться ключевые проблемы процесса познания. Причем иногда не из позиции стороннего исследователя, а как бы «изнутри собственного Я». Не случаен здесь и выбор рисунка на обложке.

Ключом к решению столь глобальной задачи будут служить две новации, изложенные в данной книге. 1.Целостная, транснаучная система гипотез, зафиксированных постулативным подходом. С возможностью построения многих конкурирующих систем постулатов-гипотез, их комбинирования, верификации-отсева и так далее. 2. Несколько нетрадиционных исследовательско– поисковых приемов. К примеру, фиксация достоверными способами, в любой из наук, каких-либо явлений, процессов служит достаточным основанием для многопланового, транснаучного поиска «до результата»: от факта к его эволюционным причине– предпосылкам, на основе уже накопленного эмпирического материала.

В книге небольшого объёма, благодаря высокой компрессии познавательной информации, использованы новейшие данные широкого среза наук от фундаментальных физических основ материи до феномена «идеальное» в психике. Следуя совету Вольтера: «Прежде чем спорить, договоритесь о терминах», составлен Глоссарий, ориентированный на рядового читателя, интересующегося феноменом – Человек.

Введение

Два заголовка данной книги, несколько разные по смыслу, совершенно равноправно представляют содержание данной работы. Они отражают парадокс в процессе познания – запрет на решение сложнейших мировых загадок (происхождение жизни, сущность человека, эволюция природы и так далее) традиционным путем, постепенного приращения знаний о том или ином явлении.

Практика мировой науки неопровержимо свидетельствует: прорывы в незнаемое происходят скачкообразно, в результате интуитивного постижения истины, чаще всего в виде инсайтов (озарений в сознании ученого). Однако инсайт присущ только сознанию индивидуума. В коллективах исследователей, какими бы сплоченными и учеными они ни были, коллективный инсайт пока не фиксировался. Опыт искусственных стимуляций (мозговые «атаки» и тому подобное) приводит, в лучшем случае, к индивидуальным микро инсайтам.

Потенциально плодотворными представлялись до недавнего времени попытки разнообразных системных и метасистемных построений, в том числе с использованием супер-ЭВМ, сетей ЭВМ и так далее. Однако и здесь чего-либо принципиально нового получить пока не удается (технологические, футурологические и тому подобные частные решения – не в счёт).

Еще меньше шансов постичь феномен человека у существующих коллективов ученых, как правило, специализированных и планово озадаченных решением локальных проблем, стохастически ветвящегося древа современной науки. Проекты механического объединения под одной крышей специалистов из десятков, сформировавшихся на сегодня, наук о человеке маловероятны и периодически отвергаются научными сообществами почти всех стран мира.

Очевидной представляется необходимость построения системы гипотез, созданных в рамках всех наук исследующих или привлекаемых к изучению феномена человека. Диапазон привлекаемых к построению концепций должен быть максимально широк.

Так успехи наук о человеке удостоверяют, что механизмы наших восприятий согласованы с законами природы, что постулаты, на которых зиждется научное знание, есть осознание того, что изначально заложено в природе живого. Знание извлекается из реальности, и хотя мир бесконечно сложнее самых изощренных теорий, хотя теории эти без конца перестраиваются и опровергают друг друга между инструментом анализа – мозгом и анализируемым объектом существует определенная связь.

Автор исходит из возможности постулативного подхода к попыткам построения системы концепций о сущности наиболее сложных комплексных феноменов природы, таких как происхождение жизни, человеческое сознание и других. Подобный подход позволяет определенным образом систематизировать гигантское многообразие связей и взаимопревращений материальных систем; выявить взаимозависимости фундаментальных сущностей природы: вещества, энергии, информации, лежащие у истоков живого; понять внутренние противоречия, являющиеся движителем, причиной эволюционного процесса.

Принципиальное значение имеет для такого подхода правильное определение круга постулируемых гипотез и концепций. Сбалансированное соотнесение их с апробированными практикой теоретическими посылами, принимаемыми за базовые условия. С тем, чтобы они в совокупности обеспечивали наиболее адекватное объяснение происходящих в материальных системах процессов; обладали прогностическими свойствами, допускали применение математических и других моделей и так далее.

Такой подход дает возможность создать внутренне стройную комплексную систему определенных концепций, позволяющих с единой точки зрения понять самые разные явления феномена человека.

Для максимально возможного уменьшения объема работы в качестве иллюстраций постулируемых тезисов приводятся только обобщенные ссылки на хорошо изученные связи и явления, конкретно описываются лишь уникальные проявления психики человека.

Необходимо особо подчеркнуть, что автором сознательно использован сверх рационализированный подход к сущности человека, вычленяющий сугубо наукообразное зерно его сути. За кадром подобного взгляда остается все богатство оттенков реальной физической и духовной жизни человека, отличающих его жизнь от существования других видов живого. Такой взгляд лишь пунктирно позволяет проанализировать жизненные интересы человека и его интерес к жизни, но дает шанс завершить систему концепций, подобранных для данной работы, в приемлемом объеме.

12 3 4 5 6 7 …13

Комплимент — это угроза. Что такое вежливость с точки зрения науки

Что ученые думают о вежливости и как она меняется со временем — специально для Bookmate Journal рассказала профессор школы филологии НИУ ВШЭ, доктор филологических наук и руководитель программы «Языковая политика в условиях этнокультурного разнообразия» Мира Бергельсон.

Вежливость с научной точки зрения

В бытовом понимании вежливый — это, наверное, тот, кто ведет себя в целом культурно. В нашем же случае вежливость — абсолютно неизбежный компонент коммуникации. Научный термин «вежливость» («politeness») и исследования вокруг него возникли в англоязычной среде, когда стало ясно, что в изучении языка сведения о контексте так же важны, как, например, грамматика и лексика: какие-то фразы невозможно понять, не имея в виду саму ситуацию, в которой они произносятся.

Ученые-лингвисты задумались об этом еще в 1970-х годах. Тогда вышли работы Джеффри Лича и Робин Лакофф, которые описали из чего состоит языковая вежливость в своих положениях «Politeness Principle» («Принципы вежливости»). Еще подробнее это явление было описано в 1987 году в книге «Politeness: Some Universals in Language Usage» («Вежливость: некоторые универсалии в использовании языка») Пенелопы Браун и Стивена Левинсона. После этой работы в течение буквально 20 лет Journal of Pragmatics (академический журнал с лингвистическими исследованиями. — Прим. ред.) публиковал почти исключительно статьи о различных способах выражения вежливости в языках мира.

Филолог Мира Бергельсон. Кадр из видео на YouTube-канале «ПостНаука»

За всем этим стоит идея о том, что мы как личности обладаем «социальным лицом»: при общении с другими индивидами прямая передача информации — казалось бы, именно то, на что направлена коммуникация, — должна сопровождаться некими атрибутами, чтобы это было приемлемо в социальном плане. Прямо общаются только компьютеры. Зачем нам говорить друг другу «Доброе утро» и как-то на это отвечать, зачем спрашивать «Как дела?» — с точки зрения передачи информации значительная часть наших коммуникаций довольно бессмысленна, но так мы стараемся проявить те качества, что ценятся в социуме.

Любую фразу в любом контексте можно ободрать как липку, снять с нее все, что касается стратегий вежливости, и оставить только сухую передачу информации: «Хочу знать, сколько времени», «Хочу, чтобы ты мне дал денег». Мы так ни с кем не разговариваем. Пожалуй, только с самыми близкими мы можем позволить себе прямую коммуникацию, и то не всегда. «Дай мне ложку» — можно сказать близкому человеку. Любому другому мы скажем: «Не мог бы ты ложку передать?» или «Передайте ложку, пожалуйста».

О языковых нормах на разных уровнях: от фонетики до речевого этикета и политкорректности

Слушать

Коммуникация — это угроза

Коммуникация — это всегда угроза нашему «социальному лицу», ведь мы вторгаемся в личное пространство человека. В обществе каждый из нас находится в своеобразном пузыре: например, мы знаем, что подходить к человеку слишком близко не принято. И еще знаем, что приемлемые дистанции немного отличаются в разных культурах. Есть культуры, где считается нормальным в социальной интеракции касаться друг друга, похлопать по плечу, а где-то это воспринимается как фамильярность. То же самое верно и в отношении слов. Когда мы обращаемся к человеку, например на улице, мы вторгаемся в его пространство, а ведь каждый из нас предпочитает, чтобы другие нас не толкали, не подходили слишком близко и не навязывали свое общение.

Поэтому любое вторжение, даже самое невинное, должно чем-то компенсироваться. Когда мы хотим узнать у прохожего, который час, мы говорим: «Извините, пожалуйста!» За что мы извиняемся? Именно за то, что ставим его в ситуацию, в которой он не может промолчать, не нарушая никаких норм, ведь от коммуникации, как правило, нельзя уклониться. Если человек не отвечает, это может быть считано как сигнал о том, что он не хочет быть нормальным членом сообщества. А мы не хотим быть плохими.

Но кроме того, что человек хочет выглядеть хорошим и соответствовать социальным нормам, в то же самое время он — и в этом состоит парадокс, на который обратил внимание еще известный социолог Ирвинг Гофман, — хочет совершенно противоположного: чувствовать свою независимость от других людей, чтобы не ограничивали его свободу.

Иллюстрация: Букмейт

Подчеркивая нашу независимость, мы говорим на максимальной коммуникативной дистанции: например, используем так называемую форму «I-language» («Я-язык»). С ее помощью мы транслируем исключительно свое восприятие ситуации, а также указываем, что уважаем автономность и другого человека. Например, говорим так: «У меня есть билеты на Соррентино. Не знаю, ты любишь его фильмы или нет? Может, сходим?» Это означает: «Я никак не вторгаюсь к вам, я всего лишь констатирую, что можно сделать вот такой выбор».

В первые 20 лет изучения вежливости было много работ о речевых актах, «угрожающих» другому лицу: комплименты, просьбы, замечания, извинения — все, что может сильно вовлечь человека в нежелательную коммуникацию. Угрозой может считаться, как ни странно, и комплимент, так как у человека в качестве естественной реакции языковой скромности возникает желание приуменьшить свои положительные качества. Другим примером угрозы может быть просьба, потому что в таком случае адресат просьбы должен что-то сделать для другого или, отказавшись, проявить себя плохо.

Во всех этих работах стратегии общения разделялись на две группы: позитивную, при которой индивидуум стремится к одобрению и солидарности, и негативную, где для коммуниканта важнее подчеркнуть собственную независимость и невмешательство другого. Позже представители других культур сильно критиковали такое деление и говорили, что это лишь англосаксонское восприятие мира, что у разных народов важны иные вещи. Например, для японской, китайской и корейской культур не характерно делать акцент на независимости индивидуума (поскольку «self» — это центральное понятие именно западной культуры), а важнее подчеркивать идею гармонии, которая объединяет членов общества.

Речевая агрессия: попытка выпустить пар или реальная угроза?

Слушать

Как меняется вежливость

С 1990-х годов произошло много социальных изменений, которые повлияли на стратегии вежливости. Появление социальных сетей и виртуальной коммуникации изменили общение. Но не совсем правильно говорить, как изменилась вежливость в языке в целом, нужно смотреть на конкретные дискурсивные сообщества. То, что вежливо в одном сообществе, не является нормой, требованием в другом: сравните, условно говоря, сообщество подростков и ученый совет факультета. А еще нужно учитывать саму коммуникативную ситуацию: как я буду говорить, находясь на заседании совета, и в момент, когда мы окажемся с теми же людьми в дружеской компании, — это тоже разные ситуации.

Например, мат в моем поколении (мне 65 лет) считался недопустимым, особенно в присутствии женщин, а сейчас для огромного числа людей это практически норма в разного рода коммуникативных ситуациях. В то же время «черт возьми» должно было очень сильно царапать мою бабушку, хотя сейчас это просто сильное выражение.

Еще в мое время даже в молодежной среде «ты» было распространено не так, как сейчас. Мне кажется, молодые люди сегодня очень быстро переходят на «ты». Наверно, степень неформальности выросла, и это связано, в частности, с технологиями — с виртуальной коммуникацией, с социальными сетями. Там степень формальности гораздо меньше, но в той же мере формируется свой этикет и своя вежливость.

Иллюстрация: Букмейт

В сфере формальной коммуникации тоже происходят сильные изменения, и они в первую очередь связаны с заимствованиями с Запада. Например, сейчас, когда пишешь человеку в первый раз, совершенно нормально использовать «уважаемый», а при продолжении переписки такое обращение звучит отстраненно. Чаще пишут «дорогой». Когда я пишу письмо коллеге, с которым более-менее регулярно общаюсь, то начинаю так: «Дорогой Сергей Петрович». Но раньше подобная форма была совершенно неприемлемой, надо было писать «Уважаемый Сергей Петрович» — правда, не было и таких средств коммуникации, как электронная почта или мессенджеры.

Иногда бросается в глаза, когда студент в электронной почте или мессенджере пишет «Добрый день!» и не обращается по имени-отчеству, ведь с точки зрения моей нормы (не лично моей, а моего поколения, моего круга) это просто невоспитанность: надо обращаться по имени. В то же время мне кажется излишним, когда я в переписке сразу обращаюсь с конкретным вопросом, например: «Саша, ну как там у нас с заданием?», а мне отвечают: «Мира Борисовна, доброе утро!» Могу только усмехнуться, как будто меня ставят на место за мою невоспитанность. Но, конечно, это не имеется в виду.

Авторы культовой книги «Пиши, сокращай» — о том, как писать коммерческие предложения, просьбы коллегам, ответы клиентам и любые другие рабочие письма

Слушать

Некоторые правила о письмах, сообщениях и комментариях в сети

Слушать

Как лучше начать деловое письмо — и как закончить

Слушать

Вежливость и новая этика

Вот идет человек в одежде, которая нам непривычна. Возможно, нас по какой-то причине оскорбляет, как он выглядит. Но мы же не бросаемся на него с кулаками. Это общечеловеческие вещи — мы должны быть толерантны. С другой стороны, есть эта категоричная культура общения — что нужно обязательно говорить так, а не иначе, не употреблять такие-то слова, не говорить о таких-то вещах.

Мне кажется, такое поведение сформировалось, потому что мир сегодня живет чувствами: воспитание последних двух поколений было основано на том, что твои чувства, твои ощущения — это самое главное. Но для другого человека они не будут главными. Представьте ситуацию, когда личное пространство каждого человека необоснованно расширено. Вот раньше личное пространство для дружеского общения было, скажем, 50 сантиметров, а для общения в социуме — метр. А если вдруг окажется, что не метр, а десять метров? Мы уже не сможем нормально взаимодействовать, мы все время будем кого-то обижать.

К сожалению, одни люди часто не заботятся о мыслях и чувствах других. Никого не волнует, например, что слово «редакторка» мне режет слух. А ведь эта языковая норма сформирована в определенное время под влиянием конкретных обстоятельств, и я имею право придерживаться именно ее. Считается, что позитивная дискриминация (политика поддержки и предоставления привилегий социально ущемленным группам населения. — Прим. ред.) — это благо, но нельзя забывать, что она все же дискриминация.

В случае вежливости это тоже релевантно, потому что в результате происходит разрыв общественной ткани, особенно с учетом современной бесспорности мнений — мы ставим свои ощущения настолько высоко, что невозможно не задеть личное пространство другого при любого рода коммуникации. Поэтому скоро нужно будет, или уже нужно, уточнять, не задеваешь ли ты чувства человека, если рассказываешь о своих предпочтениях, например, в еде.

С чем связан процесс переосмысления старых слов и заимствования новых — и как ими вообще пользоваться

Читать

Об этических коллизиях, с которыми мы сталкиваемся каждый день в онлайн-среде и реальной жизни

Читать

Философия науки — Понимание науки

Главная → Философия науки

Философия науки — это область, изучающая, что такое наука, как она работает, и логику, с помощью которой мы строим научное знание.
На этом веб-сайте мы представляем грубый синтез некоторых новых и некоторых старых идей из философии науки.

Фото предоставлено: Викимедиа.

На этом веб-сайте мы используем практический контрольный список, чтобы получить общее представление о том, что такое наука, и гибкую блок-схему, чтобы показать, как работает наука. Для большинства повседневных целей это дает нам довольно полную картину того, чем является наука и чем она не является. Тем не менее, существует целая область строгих академических исследований, конкретно посвященных тому, что такое наука, как она работает и логике, с помощью которой мы строим научное знание. Эту ветвь философии удачно называют философией науки. Многие идеи, которые мы представляем на этом веб-сайте, представляют собой грубый синтез некоторых новых и некоторых старых идей из философии науки.

Несмотря на свое простое название, поле является сложным и остается предметом текущих исследований. Философы науки активно изучают такие вопросы, как:

Что такое закон природы? Есть ли такие в нефизических науках, таких как биология и психология?
Какие данные можно использовать, чтобы отличить реальные причины от случайных закономерностей?
Сколько доказательств и какие виды доказательств нам нужны, прежде чем мы примем гипотезы?
Почему ученые продолжают полагаться на модели и теории, которые, как им известно, хотя бы частично неточны (например, ньютоновская физика)?

Хотя они могут показаться элементарными, на самом деле на эти вопросы довольно сложно ответить удовлетворительно. Мнения по таким вопросам сильно различаются в пределах области (и иногда расходятся со взглядами самих ученых, которые в основном проводят свое время, занимаясь наукой, а не анализируя ее абстрактно). Несмотря на это разнообразие мнений, философы науки могут в основном согласиться в одном: не существует единого и простого способа определить науку!

Хотя эта область является узкоспециализированной, несколько пробных идей пробились в мейнстрим. Вот краткое объяснение всего нескольких понятий, связанных с философией науки, с которыми вы могли (или не могли) столкнуться.

Эпистемология — раздел философии, изучающий, что такое знание, как мы приходим к тому, чтобы принимать некоторые вещи за истину, и как мы оправдываем это принятие.
Эмпиризм — набор философских подходов к построению знаний, который подчеркивает важность наблюдаемых данных из мира природы.
Индукция — метод рассуждений, при котором утверждается, что обобщение истинно на основе отдельных примеров, которые, как представляется, соответствуют этому обобщению. Например, после наблюдения за тем, что у деревьев, бактерий, актиний, плодовых мушек и людей есть клетки, можно индуктивно сделать вывод, что клетки есть у всех организмов.
Дедукция — метод рассуждения, при котором логический вывод делается из посылок. Например, если мы знаем текущие относительные положения Луны, Солнца и Земли, а также то, как они движутся относительно друг друга, мы можем определите дату и место следующего солнечного затмения.
Парсимония/бритва Оккама — идея о том, что при прочих равных условиях мы должны предпочесть более простое объяснение более сложному.
Демаркационная проблема — проблема надежного различения науки от ненауки. Современные философы науки в основном согласны с тем, что не существует единого простого критерия, который можно использовать для определения границ науки.
Фальсификация — точка зрения, связанная с философом Карлом Поппером, согласно которой доказательства могут использоваться только для исключения идей, а не для их поддержки. Поппер предположил, что научные идеи могут быть проверены только путем фальсификации, а не путем поиска подтверждающих доказательств.
Сдвиг парадигмы и научные революции — взгляд на науку, связанный с философом Томасом Куном, который предполагает, что историю науки можно разделить на периоды нормальной науки (когда ученые добавляют, уточняют и работают с центральным , общепринятая научная теория) и более короткие периоды революционной науки. Кун утверждал, что во времена революционной науки аномалии, опровергающие принятую теорию, накопились до такой степени, что старая теория рушится и строится новая, чтобы занять ее место в так называемом «смене парадигмы».

Кто есть кто в философии науки

Если вам интересно узнать больше о философии науки, вы можете начать свое исследование с некоторых громких имен в этой области:

Слева направо: Аристотель, Рене Декарт, Карл Хемпель, Эвелин Фокс Келлер и Нэнси Картрайт. Фото предоставлено пользователем Flickr Аншулом Нигамом, Викимедиа, факультет философии Принстонского университета, фото Келлера предоставлено Эвелин Фокс Келлер и Викимедиа.

Аристотель (384-322 до н.э.) — Возможно, основатель как науки, так и философии науки. Он много писал о темах, которые мы сейчас называем физикой, астрономией, психологией, биологией и химией, а также о логике, математике и эпистемологии.

Фрэнсис Бэкон (1561-1626) — продвигал научный метод, с помощью которого ученые собирают множество фактов из наблюдений и экспериментов, а затем делают индуктивные выводы о закономерностях в природе.

Рене Декарт (1596-1650) — Математик, ученый и философ, продвигавший научный метод, основанный на выводах из первых принципов. Эти идеи, а также его математика оказали влияние на Ньютона и других деятелей научной революции.

Пьер Дюэм (1861-1916) — физик и философ, отстаивавший крайнюю форму эмпиризма. Он утверждал, что мы не можем делать выводы о существовании ненаблюдаемых сущностей, предполагаемых нашими теориями, таких как атомы и молекулы.

Карл Хемпель (1905-1997) — Разработал влиятельные теории научного объяснения и подтверждения теории. Он утверждал, что явление «объясняется», когда мы видим, что оно является логическим следствием закона природы. Он отстаивал гипотетико-дедуктивную версию подтверждения, аналогичную тому, как мы характеризуем «приведение научного аргумента» на этом веб-сайте.

Карл Поппер (1924-1994) — Утверждал, что возможность опровержения является одновременно отличительной чертой научных теорий и надлежащей методологией, которую должны использовать ученые. Он считал, что ученые всегда должны относиться к своим теориям скептически, изыскивая любую возможность, чтобы попытаться их фальсифицировать.

Томас Кун (1922-1996) — Историк и философ, который утверждал, что картина науки, разработанная логическими эмпириками, такими как Поппер, не похожа на историю науки. Кун провел классное различие между нормальной наукой, где ученые решают головоломки в рамках определенной структуры или парадигмы, и революционной наукой, когда парадигма переворачивается.

Пол Фейерабенд (1924-1994) — Бунтарь в философии науки. Он утверждал, что не существует научного метода или, по его словам, «все идет». Не обращая внимания на рациональные ориентиры, ученые делают все, что им нужно, чтобы выдвигать новые идеи и убеждать других принять их.

Эвелин Фокс Келлер (1936-) — физик, историк и один из пионеров феминистской философии науки, пример которой представлен в ее исследовании Барбары МакКлинток и истории генетики в 20 веке.

Эллиотт Собер (1948-) — известен своей работой по бережливости и концептуальным основам эволюционной биологии. Он также внес важный вклад в биологическую теорию группового отбора.

Нэнси Картрайт (1944-) — философ физики, известная своим утверждением о том, что законы физики «лгут», то есть что законы физики применимы только в крайне идеализированных обстоятельствах. Она также работала над причинно-следственными связями, интерпретациями вероятности и квантовой механики, а также над метафизическими основами современной науки.

Совершите экскурсию

Узнайте о специализированных темах философии науки из Стэнфордской энциклопедии философии.

Исходный материал: Годфри-Смит, П. 2003. Теория и реальность. Чикаго: Издательство Чикагского университета.

Точка зрения: наука, магия и безумие

Опубликовано
12 апреля 2013 г.

Адам Гопник, который хочет, чтобы некоторые из тех, кто ему пишет, могли сделать то же самое.

Когда вы пишете, чтобы зарабатывать на жизнь, со временем вы узнаете, что определенные темы получат определенный отклик. Вы смирились с получением ответов до того, как напишете историю.

Если вы напишете что-нибудь о Шекспире, вы получите много писем и электронных писем от того, что мы называем взломанным (и я думаю, что вы называете лаем), объясняющих, что Шекспир не писал пьесы, которые все, кто был жив, когда он был, сказал, что у него есть.

Если вы напишете что-нибудь о скандале с американскими тюрьмами, вам будут присылать письма, многие из которых душераздирающие, от тех, кто несправедливо заключен в тюрьму, и вы также получите много писем от тех, кого, по вашему мнению, лучше всего посадить в тюрьму. . Разобрать, что сказать каждому виду, — большая работа. (У моей жены есть простое правило — будь милой с теми, кто собирается уйти).

Самый странный ответ, однако, заключается в том, что если вы пишете, делая очевидное замечание об историческом периоде или исторической фигуре, вы получите много писем и электронных писем, настаивающих на том, что очевидная вещь о парне или его времени совершенно неверна.

Если вы напишете о Боттичелли как о художнике итальянского Возрождения, вам разумно скажут, что в Италии никогда не было эпохи Возрождения, в которой он мог бы рисовать. , по шкале Форт-Самтер, где люди говорят вам, что Гражданская война в США на самом деле не велась из-за рабства. Испанская инквизиция была благотворительной организацией по проверке фактов, Эдмунд Бёрк не был консерватором… Это продолжается и продолжается.

Теперь эти письма и электронные письма приходят чаще от полуумных, некоторые из них профессиональные академики, чем от полностью помешанных или лающих.

Вы можете отличить полуумных от лая, потому что лающие не знают, как мало они знают, в то время как полуумные знают достаточно, чтобы думать, что они знают много, но не знают достаточно, чтобы знать, какую часть то, что они знают, на самом деле стоит знать.

Недавно, например, я написал эссе о великом Галилее и зарождении современной науки. Я объяснил или попытался объяснить, что то, что сделало работу Галилея наукой, собственно так называемой, не в том, что он всегда был прав относительно Вселенной (он очень часто ошибался), а в том, что он верил в поиск способов выяснить, что является правильно, выясняя, что произошло бы в мире, если бы он не был.

Одна история этих поисков известна. Когда он хотел выяснить, был ли неправ Аристотель, говоря, что маленькое тело будет падать с другой скоростью, чем большое тело, он не стал искать ответ в старой книге о падающих предметах. Вместо этого он сбрасывал с Пизанской башни ядра двух разных размеров и, убедившись, что внизу никого нет, наблюдал за происходящим. Они упали на землю одновременно.

Эта история может быть легендой — хотя впервые она была рассказана кем-то, кто хорошо его знал — но это легенда, которая указывает на правду.

Мы точно знаем, что он предпринял множество приключений в поиске, которые были столь же решающими. Он смотрел на звезды и планеты и на то, как пушечные ядра падают на движущиеся корабли, и, как и он, изменил мнение человека. Мы называем это экспериментальным методом, и если бы у науки была сущность, то это была бы она.

В 1632 году Галилей написал великую книгу — «Диалог о двух мировых системах». Это одна из лучших книг, когда-либо написанных, потому что она, по сути, является описанием темперамента, своего рода нетерпения и раздражительности, которые заставляют людей сбрасывать вещи с башен и смотреть, что происходит, когда они падают.

Он придумал глупого персонажа для книги по имени Симпличио и двух умных, чтобы спорить с ним. Шутка в том, что Симпличио — самый эрудированный из троих — тупой парень, который думает, что он умный парень (первоначальный полуумный парень), который много читал, но просто повторяет все, что говорит Аристотель. Он эрудирован и невежественен.

Галилей не был наивен в экспериментах. Он всегда подчеркивает важность поиска себя. Но он также хочет убедить вас в том, что иногда важно не искать себя, не просто доверять своим глазам, и что вы должны работать, чтобы понять истинный смысл того, что вы видите.

Но на каждой странице этой замечательной книги он пытается представить решающее испытание — сбрасывание пушечного ядра с корабельной мачты или выкапывание ямы в земле и наблюдение за Луной — чтобы помочь вам проложить свой путь по вселенной.

Есть прекрасный момент, он мог бы стать девизом научной революции, когда Сальвиати, одно из его альтер-эго, говорит: «Поэтому Симпличио, приходи либо с аргументами и доказательствами, и не приноси нам больше текстов и авторитетов для наших споров». относятся к чувственному миру, а не к бумаге».

Image caption,

Диалог Галилея о двух мировых системах

В том эссе, которое я написал о Галилее, я сравнил его с Джоном Ди, известным английским магом, алхимиком и астрологом, одним из его современников, который также был консультантом королевы Елизаветы Я, который читал все, что можно было прочитать в свое время, и знал все, что можно было знать в эзотерике своего времени, — но не знал того, что стоило знать.

Он много знал о Копернике, например, но он также провел половину своей жизни, пытаясь поговорить с ангелами и заставить демонов вмешаться, чтобы помочь ему превратить свинец в золото.

Что ж, оказывается, у Джона Ди, мага и астролога, есть свои поклонники — действительно, его веб-страницы, его фан-клубы и его чат, прямо как у Гарри, Лиама или Джастина, — и они вместе со мной поддержали дело старого алхимика. . Как ты посмел ударить Джона, его поклонников, некоторые из них полусветлые, некоторые из них совсем немного, ну, лают, настаивают. Разве он не был потрясающе эрудированным человеком, особенно в тех вопросах — звездах, орбитах и падающих объектах, — которые Галилея тоже интересовали? Зачем исключать его из научного кредо.

Именно об этом я и говорил. И мне кажется стоит сделать еще раз — а потом еще и еще. Просто нельзя делать это слишком часто.

Научная революция не была расширением эрудиции. Вместо этого это включало то, что мы могли бы назвать второстепенным отношением к эрудиции — и, если это звучит фантастично, это просто означает человеческую практику обзывать идею, которая, по вашему мнению, полна ей, и не бояться делать это.

Ди был ученым человеком — даже слишком ученым человеком, в чьей голове скопилось всякое дерьмо, некоторые явно глупые, а некоторые в ретроспективе разумные, но столкнувшиеся друг с другом, как мусор на свалке. Прежде всего, его работы наполнены сверхъестественными объяснениями — ангелами и демонами и астрологическими заклинаниями.

Галилей, категорически не веривший в магию. У Галилея нет времени на сверхъестественные объяснения любого рода — действительно, когда он ошибается, как он сделал, когда отверг идею о том, что Луна вызывает приливы и отливы, это происходит потому, что он сопротивляется правильному объяснению, потому что оно звучит слишком странно или волшебно.

Джон Ди верит в некоторые вещи, которые теперь принадлежат науке, но в сотни других, которые не принадлежат. И ни разу в жизни он, кажется, не задавался существенным вопросом — ерунда ли эта идея или она на самом деле?

Самые умные люди своего времени знали счет. Бен Джонсон написал свою пьесу «Алхимик» о таком человеке, как Ди. И он назвал своего алхимика Тонким, именно для того, чтобы подчеркнуть, что можно быть очень тонким и очень глупым одновременно.

История научила нас, что наука не возникла внезапно. Алхимия и астрология медленно и со временем превратились в химию и астрономию. Галилей даже зарабатывал в юности, составляя гороскопы для богатых людей.

Ярких линий не было. Действительно, иногда наука сползала обратно к астрологии, алхимии, суевериям и оккультизму. Хорошо известно, что Исаак Ньютон всю жизнь искал философский камень.

Но наука никогда не отступала назад. Эта новая привычка сбрасывать предметы с башен, чтобы увидеть, как быстро они на самом деле падают, этот экспериментальный метод гарантировал, что это невозможно. Истина больше не зависела от престижа, интеллекта или даже честности какого-либо одного человека. Вот почему Галилей смеялся над инквизиторами последним.

Ну и какое это дело кроме историков и лающих или полусветлых?

Image caption,

Алхимик в своем кабинете Эгберта ван Хемскерка I (1610-1680)

Это важно, потому что каждый раз, когда мы делаем науку более эзотерической, чем она есть на самом деле, мы делаем современную жизнь, которая зависит от науки, более сложной, чем это должно быть.

Слава современной науки заключается в том, что, хотя лишь очень немногие могут понять ее частные теории, каждый может понять ее своеобразный подход — это просто постоянное утверждение опыта над авторитетом и споров над догмой.