Сколько наук в мире существует: Наука в России и в современном мире

Содержание

«Газета.Ru» узнала новые данные о месте России в мировой науке

Отдел науки «Газеты.Ru» представляет самые свежие наукометрические данные, связанные с российскими учеными: получается, что количество публикаций ученых из России сильно не увеличивается, а средняя цитируемость российских статей в разы ниже, чем у США и стран Европы.

8 февраля в России отмечался День науки, но, так как этот день пришелся на выходной — воскресенье, — основные торжества в стране по этому поводу состоятся на этой неделе. Это и первая церемония вручения премии по популяризации науки «За верность науке», и вручение премий президента РФ молодым ученым, и старт Всероссийского фестиваля науки.

Научно отсталые

8 февраля в России отмечается День науки. Несмотря на произносимые с высоких трибун слова о приоритете…

08 февраля 13:09

Ровно пять лет назад, в 2010 году, отдел науки «Газеты.Ru» оценивал ситуацию в отечественной науке в тексте «Научно отсталые». Та публикация начиналась следующими словами: «8 февраля в России отмечается День науки. Несмотря на произносимые с высоких трибун слова о приоритете инновационного развития страны и поддержке научных разработок, статистика неумолимо свидетельствует об угасании отечественной науки. Проблема недостатка научных кадров и «утечки умов» остается не менее актуальной, чем в 90-е годы».

Произошли ли изменения к лучшему за последние пять лет? На каком месте относительно остального мира находится российская наука сейчас?

В этом отдел науки «Газеты.Ru» разбирался с помощью самой новой статистики, любезно предоставленной крупнейшими научными базами данных в мире — Web of Science (компания Thomson Reuters) и Scopus (издательство Elsevier).

Россия подрастает

«С Россией ничего не происходит»

Ученые, директор аналитического центра при Минобрнауки и представитель крупнейшего издательства научной…

13 февраля 13:08

Главный тренд 2014 года для России заключается в том, что количество публикаций примерно совпадает с прошлым годом.

По данным Web of Science, в 2014 году российские ученые выпустили 33 933 научные публикации (по итогам 2013 года эта цифра составляла 36 137 статей). Но данные за 2014 год пока не окончательные: финальные цифры 2014 года можно будет посмотреть в мае-июне 2015 года, предупредили корреспондента «Газеты.Ru» эксперты Thomson Reuters. Для сравнения эксперты назвали цифру, которая была год назад ровно в тот же день, в который в этом году произошла выгрузка данных: 31 875 статей 2013 года, то есть почти на 2 тыс. меньше, чем за 2014 год.

Нельзя назвать окончательными данные и по другой базе научных статей — Scopus. По данным этой базы данных, у России в 2013 году было 45 854 статьи, а в 2014 году — 37 988. Но данные за 2014 год включают в себя промежуток времени по 16 декабря 2014 года, так что итоговая цифра за год, безусловно, вырастет.

По количеству статей Россия занимает 15-е место как по рейтингу Web of Science (если выстроить его по общему количеству публикаций, которые есть в базе начиная с 2004 года), так и по рейтингу Scopus, если построить его по количеству публикаций в 2013 или 2014 году. Выше России находятся следующие страны: США, Китай, Германия, Великобритания, Япония, Франция, Канада, Италия, Испания, Индия, Австралия, Южная Корея, Нидерланды и Бразилия.

Индия рвется вверх: позади уже Франция

График с динамикой 15 стран, по данным Scopus за последние десять лет, приведен ниже.

close

100%

Обращают на себя внимание резкий рост Китая, Индии и Бразилии. В этих странах за последние десять лет был существенно увеличен приток средств в науку и произошла попытка ее интеграции в мировую науку. Больше всех в этом преуспели, конечно, китайцы, направляющие свои лучшие умы на обучение в США и требующие их возвращения обратно.

Но и рост Индии и Бразилии впечатляет, и тем более интересно сравнить их с Россией.

В 2005 году у России было 38 273 статьи, у Индии — чуть больше, 39 840, а у Бразилии — всего 26 475. За десять лет Индия обогнала Австралию, Испанию, Италию, Канаду, а по промежуточным данным 2014 года (95 669, что почти в 2,5 раза больше показателя десятилетней давности) — и Францию, почти догнав Японию с ее 100 173 статьями. Бразилия же, уступавшая нашей стране 10 000 публикаций в 2005 году, обогнала Россию и Нидерланды и по промежуточным показателям 2014 года (50 594) опережает Россию более чем на 10 000 статей. Подробнее о развитии науки в странах БРИКК (Бразилия, Россия, Индия, Китай и Южная Корея) «Газета.Ru» рассказывала в марте 2013 года на основе соответствующего отчета Thomson Reuters.

Написать на английском так, чтобы процитировали

Далее приведена таблица, отражающая общее количество публикаций начиная с 2004 года.

close

100%

По этой таблице как раз можно проследить динамику развивающихся стран. Если по промежуточному количеству публикаций в 2014 году Индия и Бразилия занимают шестое и тринадцатое места, то в списке за десять лет Индия еще не обогнала Австралию, Испанию, Италию и Францию, а Нидерланды еще опережают Бразилию.

Еще один важный наукометрический показатель — это количество цитирований статьи.

Из приведенной таблицы видно, что из указанных 15 стран самый низкий показатель как раз у России: в среднем на каждую из статей в Web of Science сослались чуть больше пять раз. Меньше десяти этот показатель только еще у четырех стран, и это как раз остальные государства, составляющие уже упоминавшийся выше БРИКК, — Бразилия, Индия, Китай и Корея. Лидеры по цитированию — США (17,1) и, что немного неожиданно, Нидерланды (17,72). Успех голландской науки можно во многом связать с высоким уровнем английского языка, который в этой стране преподается качественно и на очень высоком уровне еще в школе. В итоге голландские ученые, говорящие на английском как на своем втором родном языке, не испытывают никаких проблем в том, чтобы прочитать и, что еще более важно, самим написать качественную статью на английском языке и отправить ее в качественный журнал.

В России же еще большое количество ученых, которые предпочитают публиковаться в отечественных журналах на русском языке (с импакт-фактором меньше единицы).

Впрочем, проблемы с английским языком касаются и ученых из стран БРИКК, и ими вполне можно объяснить провал этих государств в цитировании, тем более что цитирование статей собирается не один год, а на протяжении всего времени, которое прошло после выхода публикации, и потому хорошие и качественные публикации последних лет просто не успели набрать себе цитирования.

Медицина хуже физики

По-прежнему велика проблема, о которой два года назад рассуждали эксперты во время круглого стола, организованного «Газетой.Ru», посвященного месту России на карте современной науки. Основные достижения отечественных ученых и, как следствие, основная доля публикаций приходятся на несколько областей науки.

«Из лидера Россия превратилась в догоняющего»

Хотя экономика России формально подходит под параметры растущих экономик БРИКК (БРИК плюс Южная Корея), наука…

01 марта 10:46

Так, по данным Web of Science, лишь в десяти направлениях науки российские ученые опубликовали более 1000 статей за 2014 год (еще раз напомним, что это не вся статистика за год, но для первичных выводов ее можно использовать). Эти области — физика (8889 статей), химия (5011), материаловедение (2812), инженерные науки (2705), математика (2008), оптика (1462), астрономия и астрофизика (1335), космические технологии (1186), геология (1124), биохимия и молекулярная биология (1100) и механика (1003).

База данных Scopus дает немного другие данные: физика и астрономия (14 303 статьи), инженерные науки (8285), материаловедение (8160), химия (6523), биохимия, генетика и молекулярная биология (4465), математика (4366), науки о Земле и планетах (4039), компьютерные науки (2962), медицина (2802), агрокультурные и биологические науки (2440), химическая инженерия (2315), энергетика (1760), социальные науки (1514), науки об окружающей среде (1436).

Собственно, в первую очередь удручает то, что у России медицина не является лидирующим направлением наравне с физикой или материаловедением.

Не могут похвастаться большими успехами и гуманитарии (в частности, ни историки, ни экономисты). То есть огромное количество современных областей науки, которые в ряде стран считают передовыми, проходит мимо России: статей там выходит мало, цитируются они мало. А цитирование — это все же некоторый показатель востребованности полученных научных результатов. Этот факт лишний раз подтверждает некоторую закоснелость, присущую многим российским институтам, обусловленную тем, что многие научные учреждения и отделы в них были созданы выдающимися учеными и в память о них ни у кого из дирекции буквально не поднимается рука, дабы провести некоторую реорганизацию и оптимизировать имеющиеся ресурсы для решения более современных и актуальных в мире задач. Вероятно, здесь свое веское слово должна сказать РАН, которая после реформы Академий наук хоть теперь и не отвечает за институты, но должна отвечать за программу развития фундаментальной науки в стране. В частности, про это не так давно говорила заместитель министра образования и науки Людмила Огородова, которая отметила, что РАН получила небывалые для себя функции по экспертизе и координации для всего сектора поисковых фундаментальных исследований, не только ФАНО, но и вузов, и бюджетов, полностью всей системы, и при этом Академия наук пока так и не пользуется своими новыми функциями.

ФАНО позвали к Януковичу

Промежуточные итоги реформы РАН подвели в Совете Федерации. Академики и чиновники обсудили, в чем разница…

30 октября 19:02

Пессимизма нет, но оптимизма мало

Но все же смотреть на ситуацию с пессимизмом и говорить, как пять лет назад, об угасании отечественной науки, было бы не совсем правильно. Да, далеки от решения проблемы недостатка научных кадров и «утечки умов», но все же и больше российских ученых, работающих за рубежом, стали обращать внимание на Россию и работать с ней — взять хотя бы программу «мегагрантов». В стране заработал Российский научный фонд, и пусть результатами экспертизами заявок остались довольны далеко не все, существенная часть ученых получает серьезную финансовую поддержку, которая позволяет заниматься научной работой и не искать подработку на стороне.

В целом денег в науке стало больше, хотя большая часть идет на прикладные разработки и инновационное развитие, а не на фундаментальную науку.

И отдел науки «Газеты.Ru» все чаще встречает в престижных зарубежных научных журналах статьи ученых, имеющих российскую аффилиацию. Но только в условиях финансового кризиса и натянутых отношений с западным миром уверенности в том, что России на протяжении следующих пяти лет получится увеличить темпы и начать обгонять конкурентов в наукометрических списках, как это удалось сделать Индии и Бразилии, нет.

«Газета.Ru» благодарит компанию Thomson Reuters и издательскую корпорацию Elsevier за предоставленные наукометрические данные.

Великая магия формул и цифр.

«В мире науки», №8-9 2017

Мы беседовали в кабинете президента академии наук, за тем
самым овальным столом, за которым работали легендарные
ученые страны. Мне довелось встречаться здесь и с А.Н.
Несмеяновым, и с М.В. Келдышем, и с А.П. Александровым, и с
Г.И. Марчуком, и, конечно же, с Ю.С. Осиповым и В.Е.
Фортовым. Поэтому вполне понятно волнение, с каким я шел на
встречу
с Валерием Васильевичем Козловым, исполняющим обязанности
президента РАН после выборов в марте 2017 г., когда все
кандидаты сняли свои кандидатуры и место президента осталось
свободным.
Мы заранее договорились, что будем беседовать о математике,
о Математическом институте им. В.А. Стеклова, с которым
связана вся его жизнь и который он возглавлял более
десятилетия. Тема для популяризации сложнейшая, но все-таки
почему
не попытаться?

— Валерий Васильевич, как по-вашему, математика — по-прежнему
царица наук?

— Безусловно, пройдет еще много лет, а математика все равно
останется в своем статусе. И не потому, что так хочется
некоторым из нас, имеющим отношение к Математическому
институту им. В.А. Стеклова, это просто объективная
реальность, которая от нас не зависит. Кант сказал:
«В каждой естественной науке заключено столько истины,
сколько в ней математики». Кроме всего прочего, математика дает
образец, недостижимый для других наук, как надо говорить и
выражать свои мысли. Однажды Спиноза пытался
представить свои сочинения по философии, этическим проблемам
в форме «Начал» Евклида, то есть как аксиомы, теоремы и
следствия.

— Философию представить в виде формул?

— Да, изложить свои взгляды буквально в математическом стиле. Но,
мне кажется, к этому стремиться не стоит, поскольку это будет
какое-то подражание, а я имею в виду суть этой науки.
Вообще математике присуща универсальность: это язык, на
котором можно излагать почти все, что касается так называемых
точных наук. Впрочем, возможно, общественных и гуманитарных наук
тоже.
Но это дело будущего. Все мы знаем наших выдающихся
предшественников, удостоенных Нобелевской премии. Но когда
говорят о нобелевских лауреатах из России, а в основном из
Советского Союза, то обычно имеют в виду физиков и химиков.
А ведь Л.В. Канторович — математик, который получил Нобелевскую
премию по экономике, а точнее за линейное программирование,
которое до сих пор выступает основой многих экономических
расчетов в экономических конкретных моделях.

— Почему крупные математики, оказавшие влияние на развитие
науки и цивилизации, в основном из России?

— Наука сама по себе космополитична, и это в существенной
степени относится и к математике. Если вспомнить историю
математики в России, то она началась с того момента, когда в
академию наук были приглашены совсем молодые (по современным
меркам вообще мальчишки!) ученые из Швейцарии Даниил Бернулли и
его брат Николай Бернулли. Даниил Бернулли — безусловно,
один из самых выдающихся ученых своего времени и одна из самых
романтических личностей. Мне кажется, он был очень хорошим
человеком, доброжелательным. Вся его жизнь была в науке и
научных исследованиях. Он в Петербурге пробыл больше, чем
планировал, — продлил свой контракт. Написал первый трактат,
первую монографию, как мы бы сейчас сказали, по гидродинамике.
Поэтому можно считать, что гидродинамика родилась в России. Среди
его научно-организационных деяний надо вспомнить
приглашение девятнадцатилетнего Леонарда Эйлера в Петербург
на работу. При этом Эйлер думал, что его приглашают, чтобы здесь
заниматься математикой, однако когда он приехал, выяснилось,
что места по математике и по физике все заняты, но есть
место по физиологии. И он, как настоящий немец, не
стушевался, сказал: «Да, я готов заниматься физиологией». Он
честно штудировал эту науку, даже написал несколько статей. Потом
освободилась кафедра физики, он ее занял, а после того как
Даниил Бернулли уехал обратно в Базель, занял место математика.
Тогда должность академика по математике в Петербургской академии
наук ценилась особо, больше всех.

— Сейчас то же самое?

— Должность ценится, но хорошо бы это еще подкрепить
заработной платой… В связи с этим я вспоминаю одну
историю. Даниил Бернулли поехал работать в Россию по совету
своего отца Иоганна Бернулли — знаменитого математика, ученика
Готфрида Лейбница, который консультировал Петра Первого при
создании Петербургской академии наук. Сохранилась переписка отца
и сына. Даниил Бернулли описывает свою жизнь в Петербурге и
жалуется на понятные вещи: тогда Санкт-
Петербургу было примерно столько же лет, сколько и самому
Даниилу. Он жалуется: «Отец, ты мне порекомендовал ехать работать
в Санкт-Петербург, но здесь холодно, сыро и скучно». А отец
ему пишет: «Да, сын, наверное, в Санкт-Петербурге и холодно, и
сыро, и скучно, но запомни, в Европе больше нет такого места, где
так любят науку и так хорошо за нее платят». Подтверждаю: и
сейчас науку в России любят, но (я выражаю мнение
многих моих совсем молодых коллег) надо бы еще немножко
побольше платить.

— Не кажется ли вам, что математика всегда была так
популярна в России, потому что вечно не хватало экспериментальных
установок, приборов? А математику ничего не надо — ручка и
голова есть всегда.

— Хотя это парадоксальное суждение, но в нем действительно
много правды. Если же говорить серьезно, то математика стала
развиваться по восходящей начиная с П.Л. Чебышева и благодаря
его усилиям.

— Он же был вообще очень нестандартным человеком?

— Да, безусловно, и очень широким. С одной стороны, он занимался
совершенно абстрактными математическими вопросами, такими
как теория чисел, а с другой — понимал, что
математика сильна своими приложениями. У него есть
работы по геометрии — это оптимальная кройка платья, то
есть как раскроить материал с наименьшими остатками. В связи
с этим он ввел семейство кривых на поверхностях, которое сейчас
называется «чебышевские семейства кривых». Еще он сам
мастерил модели того, что мы сейчас назвали бы роботами.

— Шагающими роботами.

— Да, именно так! Многие его изделия до сих пор целы и
находятся в рабочем состоянии. В нашем Математическом институте в
лаборатории популяризации и пропаганды математики,
которой руководит совсем молодой наш ученый-математик Н.Н.
Андреев, есть очень хорошая копия «стопошагающей машины». Она
демонстрировалось на первой Всемирной выставке в Париже и
имела большой успех. П.Л. Чебышев был крайне бережлив, он не
без успеха занимался операциями по купле-продаже земельных
участков и все свои деньги инвестировал в любимое дело,
занимаясь конструированием новых машин и механизмов.

— Вы, математики, любите изобретать. Есть еще своеобразная
математика — шахматы. Достаточно вспомнить М.М. Ботвинника,
великого шахматиста и прекрасного математика. После войны именно
он начал прививать детям любовь к шахматам, и увлечение ими
стало массовым. Да, шахматы было легко делать на токарных
станках, но главное в другом: они стали государственной
политикой, благодаря чему выросло огромное количество
математиков.

— И благодаря этому у страны выдающиеся успехи в шахматах. Мы до
сих пор имеем блестящую шахматную школу. Я должен сказать,
что научные школы играют огромную роль в жизни науки и общества.
У П.Л. Чебышева было два выдающихся ученика — А.М. Ляпунов и А.А.
Марков.
В свою очередь, у А.М. Ляпунова был всего один ученик — В.А.
Стеклов, студент Харьковского университета. Ляпунов работал
доцентом, у них и разница в возрасте была небольшая. Они потом
подружились и были близки в чисто человеческом
плане. В.А. Стеклов, понимал, что на новых условиях надо науку, в
том числе и математику, организовывать как-то по-другому,
создавая школы. Сначала он создал в академии наук математическую
лабораторию, которую назвал именами П.Л. Чебышева и А.М.
Ляпунова, а потом из этой лаборатории вырос знаменитый
Физико-математический институт, где физики и математики были
вместе. Туда вошла еще и лаборатория, которой руководил
академик П.П. Лазарев, и небольшое подразделение по геофизике.
Логика научного развития всегда дифференцирует науки, и
Физико-математический институт разделился на два —
знаменитые ФИАН и МИАН. Так что мы, можно сказать, братья.
Исторически сложилось, что ФИАН и МИАН — одни из
системообразующих институтов в области физических наук и в
области математики. Физический институт потом разросся и
превратился в огромный по академическим масштабам
многопрофильный институт, а Математический институт остался
небольшим: как было в советское время около 100 научных
сотрудников, так и сейчас примерно столько же. При этом в
разное время от него отпочковались несколько наших выдающихся
институтов — это Вычислительный центр РАН, который сейчас носит
имя А.А. Дородницына, Институт прикладной математики им.
М.В. Келдыша и Институт проблем механики им. А.Ю. Ишлинского — в
итоге он тоже был связан с Математическим институтом.

С самого основания в МИАН всегда был отдел механики, просто
по-разному назывался. Первым заведующим этого отдела был академик
Н. Е. Кочин, выдающийся ученый, который много сделал для развития
теории движения сжимаемой жидкости, сжимаемых сред и, в
частности, динамики атмосферы. Те, кто сейчас занимается
этой наукой, почитают его как классика.

— Хорошо известен Ленинградский физикотехнический институт.
Главное здание увешано почетными досками Героев Социалистического
Труда. Известен и ФИАН благодаря своим нобелевским
лауреатам. Но ведь многое начиналось именно с Математического
института, верно? Разве есть направления в науке, в которых
не участвовали сотрудники МИАН?

— Вы совершенно правы. Действительно, у нас работали такие
выдающиеся физики, как академики В.А. Фок и Я.Б.  Зельдович.
Была создана лаборатория, где были сосредоточены на первых порах
теоретики, которые занимались  проблемами создания ядерного
оружия. Я.Б. Зельдович — трижды Герой Социалистического Труда,
М.В. Келдыш тоже трижды был удостоен этого звания. Келдыш,
можно сказать, родился и вырос в Математическом институте.
Он здесь окончил
аспирантуру, работал в отделе теории функций, занимался
комплексным анализом, теорией приближения. Потом И.М. Виноградов
рекомендовал его на работу в ЦАГИ для того, чтобы
разобраться с проблемами флаттера и шимми. М.В. Келдыш
очень многое сделал для авиации, его работы стали классикой. У
него была способность разобраться не только в абстрактных
математических проблемах, но и в трудных практических задачах.
Я помню академика Л.И. Седова, который возглавлял в
Математическом институте отдел механики. Он нам в Московском
университете читал лекции по механике сплошных сред. Седов и
Келдыш были друзьями по жизни, они вместе работали в
ЦАГИ, правда, немножко над разными вопросами. Л.И. Седов больше
занимался гидродинамикой и вопросами глиссирования — судов и
изделий на подводных крыльях. Он решил задачу о точечном
взрыве, модельную задачу о взрыве заряда в атмосфере, там было
рассчитано, как пойдет ударная волна, каковы будут перепады
давлений, температуры. Так получилось, что в конце его жизни
у нас было много бесед, он рассказывал о своей жизни, о том,
что военные поначалу с большим недоверием отнеслись к его
формулам. Во время одного из натурных экспериментов (мы знаем,
были взрывы в атмосфере) на определенных расстояниях были
расставлены датчики, и предсказанные Л.И. Седовым результаты
полностью совпали с реальными. С тех пор военные поверили в силу
математики.

Это было то поколение ученых, которое занималось очень
многими сложнейшими вопросами. Возьмем И.М. Виноградова — это
чистый математик. У него была одна страсть — теория
чисел, аналитическая теория чисел, где он достиг очень
многого в развитии некоторых идей, восходящих еще к Эйлеру.
У нас одно время директором института был Н.Н. Боголюбов, совсем
другой по своим увлечениям человек. Он начинал как
чистый математик вместе со своим учителем Н.М. Крыловым. Они
написали сначала несколько работ по, как бы сейчас сказали,
абстрактной теории динамических систем, потом перешли в теорию
колебаний, к методам усреднения — это уже ближе к практике.
Потом Н.Н. Боголюбов переключился на вопросы теоретической
физики, и его блестящие работы по сверхпроводимости и другие
снискали ему и нашей науке мировую известность и славу.
Жаль, что мировое научное сообщество не вполне адекватно
оценило его достижения — его и некоторых других наших
коллег. За свои работы по сверхпроводимости он вполне
заслуживал Нобелевской премии.

— К счастью, мы ценим ученых вовсе не потому, дали им премию или
нет. Слишком многие получали ее незаслуженно, особенно по
литературе…

— Согласен, это мало бы прибавило к его репутации, к его славе.
Может быть, интересно будет узнать, что в разное время у нас в
Математическом институте работало в общей сложности 30
Героев Социалистического Труда, при этом ровно половина были
удостоены этого звания, непосредственно когда они работали в
нашем институте.

— Я не удивлен, потому что развитие космонавтики, ракетной
техники, ядерной физики во второй половине ХХ в. связано
именно с МИАН.

— Все правильно. Я могу назвать еще одно имя, которое как
раз в связи с тем, что вы сказали, очень уместно вспомнить,
— это Л.С. Понтрягин, который начинал как чистый математик,
геометр, тополог, занимался алгебраической топологией,
прославился в этой сфере. Он в своих воспоминаниях объясняет, что
много думал над тем, какую пользу он может принести стране,
ведь более полезно заниматься некоторыми прикладными вопросами.
Он увлекся этими мыслями и вначале
переключился на теорию колебаний, написав несколько классических
работ по решениям дифференциальных уравнений с малым
параметром при старших производных, предельные
циклы, асимптотики и т.д., в радиотехнике это
важные моменты. Потом он занялся проблемами управления — и
вместе со своими учениками, которые впоследствии стали
академиками, Е.Ф. Мищенко, Р.В. Гамкрелидзе и другими,
создал современную математическую теорию оптимальных
процессов, в основе которой лежит то, что во всем мире
принято называть «принцип максимума Понтрягина».  Это рабочий
инструмент в очень многих практических делах, в космонавтике он
играет колоссальную роль, поскольку там постоянно решают
оптимизационные задачи.

— Скажите, а почему математики так мало вмешиваются в
современную экономику в России?

— Хороший вопрос. У нас есть сотрудники, мои коллеги,
которые занимаются близкими вопросами, я имею в виду финансовую
математику, математические вопросы теории страхования и
т.д. В первую очередь надо назвать академика А.Н. Ширяева,
он ученик А.Н. Колмогорова и всю жизнь занимался вероятностными
задачами, математической статистикой. И в качестве развития
применения этих идей к динамике финансовых рынков возникло
то, что сейчас принято называть финансовой математикой. Это
действительно одна из ветвей современной математики, и у нее
свои задачи, свои методы, свои подходы, свои приложения. У
нас в Математическом институте в 1990-х гг. был создан
ситуационный центр, и он работал в то время, когда в
современном понимании страхового дела у нас России не было. И
снова в первую очередь я назову А.Н. Ширяева, который был
первым президентом Российского общества страховщиков.
Сейчас этими же вопросами занимается академик Б.С. Кашин,
известный своими яркими выступлениями в бытность депутатом в
Государственной думе. Известен и его устойчивый интерес к
экономическим вопросам. Поэтому какое-то отношение к
экономике у МИАН есть до сих пор.

— У вас есть различные теории, модели, они создаются в
академии, в институте, вы их рекомендуете, почему же они не
используются? В то же время ваши сотрудники и те, которых
вы готовите, уходят в бизнес и там процветают, и я знаю
олигархов, которые вышли из математической среды. Получается
парадоксальная вещь: вы как академия наук, как мозги нации
рекомендуете, а государству ваши идеи не нужны?

— Вы правильно ставите этот вопрос. Вся проблема заключается в
невостребованности науки и современных технологических
решений, которые имеют только перспективное значение для
современной экономики, в том числе для управления валютными и
финансовыми рынками. Объяснение, видимо, такое: на этом
этапе развития нашей экономики с практической точки зрения проще
приобрести это все за рубежом. Да, так проще и быстрее, но
если есть большие деньги. Потом начинается зависимость от
западных технологических решений, и ни к чему хорошему это в
итоге не приводит.
Сейчас обострившаяся ситуация в связи с санкционными
ограничениями дает нам наглядный пример. Я говорю не только о
математике и ее приложениях, я говорю в целом, это и физика, и
химия, и биология, то есть любая область, которая граничит и
сопряжена с генерацией новых технологий.

— Я знаю, что вы всю жизнь работаете в Математическом институте и
12 лет были его директором. Насколько мне известно, вы
регулярно получали заказы от государства на те или
иные крупные глобальные работы. Сейчас вы получаете такие
заказы?

— Могу сказать так: некоторые работы, связанные с теорией
информации, с информационными технологиями, мы продолжаем,
однако они уже не имеют того масштаба, как раньше. Но все
же наш институт теоретический, а потому в первую
очередь наша задача состоит в том, чтобы обеспечить по
возможности высокий уровень исследований по всему спектру
современной математики.
Имея в своем распоряжении чуть больше 100 человек, эту задачу в
полной мере решить, пожалуй, не представляется возможным, но
и цель немного иная, а именно — иметь компетенции и понимание
всей современной математики в целом. Эту
основную задачу наш институт вполне достойно выполняет. При этом
жизнь и развитие науки и технологий рождают новые проблемы,
новые вызовы. Если брать те же самые
информационные технологии, то как раз математики (к
сожалению,
не отечественные) придумали квантовые вычисления, квантовую
теорию информации, высказали идею квантовых компьютеров. Это
направление, которое сулит революционные изменения в данной
сфере.

— Как это было в квантовой физике?

— Да. Что касается квантовой теории информации, то здесь
Математический институт — один из лидеров, как это ни
удивительно на первый взгляд. У нас в отделе теории
вероятности и математической статистики работает пусть небольшая,
но очень продвинутая группа исследователей во главе с
членом-корреспондентом РАН А.С. Холево, одним из мировых лидеров
в этом направлении. Кстати, недавно за выдающиеся
результаты по квантовой теории информации ему была
присуждена очень престижная международная премия Клода Шеннона.
Как бывший директор я понимал, что здесь надо делать следующие
шаги, и мы создали небольшую лабораторию (всего четыре
сотрудника) по математическим проблемам
квантовых технологий: это квантовая теория информации, но больше
даже круг вопросов, связанных с созданием квантового компьютера.
Лабораторию возглавляет А.Н. Печень, который окончил физический
факультет МГУ, а потом работал в Принстонском университете в
США. Вернулся в Россию, к нам в институт, очень
талантливый молодой человек. Он какое-то время был
ученым секретарем нашего института, защитил докторскую
диссертацию, что говорит о его организованности и о его
возможностях. Эти ребята активно работают во взаимодействии
с Российским квантовым центром. То есть мы стремимся не
только отслеживать состояние чисто математических
абстрактных теорий, но и по возможности иметь широкие
компетенции.

— Один из физиков, демонстрируя аудитории мобильный телефон,
сказал: «Трудно даже представить, как сюда все
помещается!» До каких размеров вы хотите довести
подобные бытовые вещи с новыми квантовыми технологиями? Есть
ли предел?

— Это очень важный вопрос для нашего научного сообщества и,
пожалуй, в большей степени технологического сообщества: состояние
дел российской микроэлектроники. Сейчас вопросы, связанные с
созданием мобильных телефонов, не могут быть решены только в
одной стране, есть разделение труда, и это нормально. Но
существуют совершенно необходимые вещи.
Вопрос миниатюризации чрезвычайно важен, так как идет
гонка, чтобы делать все мельче и с большими возможностями. Здесь
я уже говорю не столько про наш институт, сколько про его
«окрестности». Есть интересные разработки, которые пока
на определенном теоретическом уровне показывают принципиальную
возможность использования голографии для уменьшения размеров
масок, с помощью которых делаются элементы микроэлектроники.

— Это состояние искусственного мира, параллельного мира, так же
ведь?

— Верно. Правда, это уводит нас от темы Математического института
как такового, это скорее область наших коллег, которые
работают в Институте прикладной математики и подобных институтах,
которые отпочковались от нас. Наша же основная задача и
сфера ответственности — это математика, ее современное
состояние, чтобы мы могли все это понимать и творчески развивать.
Кстати, здесь мы себя не отделяем от Санкт-Петербургского
отделения Математического института, который когда-то был
нашим филиалом. Там работал Л.В. Канторович, потом этот филиал
получил самостоятельность, но мы всегда вместе.

— Там ведь работал Г.Я. Перельман?

— Прежде всего там работал Л. Д. Фаддеев, наш великий
математик и теоретический физик. Чтобы было понятно в деталях,
как взаимодействуем: мы каждый год в конце декабря проводим
совместную научную сессию то в Москве, то в Санкт-
Петербурге. Всегда приятно, когда на этих конференциях
выступают молодые люди — как с нашей стороны, так и со
стороны наших коллег.

— А сейчас я задам несколько странных вопросов. Математика — это
игра ума?

— Хороший вопрос. С одной стороны, мы можем, если следовать
аксиоматическому подходу в обосновании математики, придумывать
любые системы аксиом, развивать их в теории и смотреть,
что из этого получится.

— Это абстрактные вещи.

— Да, абстрактные вещи. Этот путь возможен, но по нему никто
не идет. Уже отфильтровались основные математические
структуры, которые неким генетическим образом связаны с
внешним окружающим нас миром и отражают его основные
закономерности. Можно пытаться рассуждать о том, что
математика — это игра ума, с другой же стороны, многие наши
выдающиеся математики, наши предшественники всерьез настаивали на
другой точке зрения: математические истины — не плод нашего
воображения, они существуют и всегда существовали, и будут
существовать независимо от человека. Мы их открываем, так
же как физики свои элементарные частицы или как биологи
редкие виды бабочек.

— То есть существует нечто великое под названием «математика», мы
просто вникаем в это?

— Да, и у нас есть возможность познавать этот мир,
совершенствуя наши познания и расширяя их.

— Но вы говорите о бесконечной сфере. Мне сказали, что вы
единственный человек, который знает, что такое бесконечность.

— Можно говорить, что это игра ума, и, наверное, в таком
утверждении много правды. Но можно придерживаться и другой точки
зрения — она мне больше нравится. Однажды Леопольд Кронекер,
знаменитый немецкий математик, современник Карла Вейерштрасса,
сказал: «Бог создал натуральные числа, все остальное — дело рук
человеческих». В том смысле, что
последовательность натуральных чисел — это индукция: 1, 2,
3, 4…а индукция означает: к тому, что у нас есть, мы можем
сделать еще один такой же шаг, и так до бесконечности. Потом мы
говорим, что хорошо бы иметь ноль, затем отрицательные
числа, целые числа, рациональные числа, потом говорим, что
еще есть комплексные числа и т. д., — это и есть логика
развития нашей науки. Тут возникают все математические структуры.
Дальше строится здание той самой конкретной математики,
которая всем нужна. Это совершенно удивительное понимание нашей
науки.

— Теперь я понял, почему математика красивая. Потому что она
позволяет представить бесконечность, точнее — все
многообразие бесконечности. У меня создается впечатление,
что есть две науки, и вы яркий представитель этих
двух наук. Первая наука — это Математический институт им.
В.А. Стеклова, а вторая — Сколково.

— Да, я в научно-консультационном совете Сколкова. Это интересный
проект, и Ж.И. Алферов пригласил меня участвовать в нем с самого
начала. Самая идея Сколкова, конкретного проекта, связана с
развитием пяти важнейших направлений
технологии — энергетики, медицины, ядерной энергетики,
моделирования, суперкомпьютеров.
Что касается медицины, в первую очередь это создание новых
лекарственных препаратов. Космос, дальняя связь. Я почти все
перечислил. Математикам там остаются информационные технологии, и
я как раз состою в этой секции. Я бы сказал
так: если мы говорим о математике, как ее понимают в
Математическом институте, то это не совсем то, что нужно
Сколкову как проекту. Там нужно генерировать новые компании,
которые будут развиваться, давать некий продукт, потом будут
смотреть, сколько вложено, какова отдача, сколько создано
высокотехнологичных рабочих мест. Все это хорошие и
правильные идеи, но только они относятся к той сфере, которая
касается некоторых приложений математики. Рядом со Сколковом
есть еще так называемый Сколтех — это для нас
ближе, это высшее учебное заведение, где подготовка нацелена
в первую очередь на будущих менеджеров. Там математика
преподается, но творчески не развивается так, как нам хотелось
бы.

— Может быть, Сколтех поможет ребятам из глубинки, и они
пойдут по той же дорожке к вершинам науки. Вы же из
деревни на Рязанщине, как вы влюбились в математику?

— Уже теперь я и сам невольно вспоминаю свою жизнь
фрагментами — и удивляюсь, как сложились обстоятельства,
что
я стал заниматься научными исследованиями, причем
абстрактными?
Я до восьмого класса особо этим не интересовался, скажу
откровенно. Меня больше привлекал спорт, а потом как-то
выяснилось, когда начали решать более сложные
задачи, что у меня они получаются, а у моих
­сверстников не очень. Тут я подумал: «Может быть,
что-то в этом есть?» Я считаю, мне в жизни повезло,
что увидел объявление «Московское высшее техническое училище
им. Н.Э. Баумана объявляет набор в свою физико-математическую
школу» как раз после восьмого класса. Там было вечернее
обучение. Я со своими приятелями поехал на собеседование и даже
получил не пятерку, а четверку, но этого было достаточно,
чтобы туда поступить.
Вначале было тяжело, мне казалось, что это выше моих
возможностей, что я мало чего понимаю, потому что преподавание
шло на другом уровне. Там читали лекции, были семинары, а не
уроки. Никто никого не спрашивал так, как в школе. Я забросил бы
это дело, как ребята, с которыми я поступил, — они быстро сошли с
дистанции. Потом я подружился с теми, кто остался.
Выяснилось, что они тоже ничего не понимают. И сразу же
стало намного легче. Постепенно втянулся в учебу, мне все
стало нравиться. Думал, физикой буду заниматься, поскольку это
более практичная и понятная вещь. Потом так получилось, что во
время выпускных экзаменов я один из всего четырех выпускников
получил все пятерки. Я мечтал поступить учиться в МГТУ им. Н.Э.
Баумана, поскольку мне все было там понятно, я знал, где
это находится, как туда ехать, кто там преподает
— молодые преподаватели и аспиранты оттуда вели у нас
занятия. Я знал, что потом пойду на кафедру К-5 (там все
зашифровано), потому что там работали мои любимые
преподаватели… Экзамены были в августе, а в МГУ и Физтехе
— в июле. Мне ребята сказали, что в МГУ есть мехмат и там
тоже есть кафедра теории упругости. Мы с моим приятелем
решили попробовать поступить в МГУ. Руководство школы поставило
вопрос перед директором МГТУ: «Давайте этих четверых примем
без экзаменов». Он говорит: «Нет, не положено, ребята
способные, они и так поступят». Кстати сказать, никто в МГТУ из
нас и не поступал — трое поступили в МГУ, один в Физтех. И
вот я оказался на мехмате.

— По стране был разбросана своеобразная сеть, которая
вылавливала таланты, и эта система работала весьма 
эффективно…

— Наука тогда стояла в нашем обществе высоко, ее уважали, и
в частности благодаря выдающимся успехам в космонавтике, в
атомной энергетике. Реализация этих двух масштабнейших
проектов производила на всех колоссальное
впечатление. Ученых уважали.

— Вы знаете, у кого была самая высокая зарплата в Советском
Союзе?

— Мне говорили, что у президента Академии
наук СССР.

— Я спрашивал об этом М.В. Келдыша. Оказывается, он получал в два
раза больше, чем председатель Совета Министров.

— Давайте трезво посмотрим на то время: закончилась война,
тяжелейшие времена, железный занавес, купить на Западе ничего
нельзя, да никто и не продаст что-либо стоящее.

— Можно только украсть…

— Это если повезет. На кого и на что надеяться? Только на
себя и на ученых, которые есть. Вот они и решили все эти
задачи в труднейших условиях.

— Даже то, что казалось невозможным!

— Это удивительно и поразительно! И мало того что они решили
насущные задачи, они вырвались вперед по многим
принципиальным направлениям. Вспомним лазеры, например.
Нобелевские премии по физике и химии были получены в те великие
времена.

— Была еще одна прекрасная фраза, и я слышал ее в этом кабинете.
М.В. Келдыш сказал: «Мы работали от гимна до гимна».

— Это очень верно: ученому свойственно работать постоянно, когда
есть тема, есть одержимость и хочется понять пределы своих
возможностей, а если это еще подкреплено тем, что
проблема очень важна для страны, то энергия многократно
увеличивается.

— Я знаю, если ученый говорит: «Это нужно не мне, это нужно
народу, стране», — вопрос будет решен.

— Согласен. Действительно, не хватает нам таких ощущений и такого
положения дел. Когда мы выброшены в рыночную стихию, ученым
самим очень трудно адаптироваться в новых
условиях.  Только единицы могут создать свой бизнес. Но
настоящему ученому это неинтересно, ему хочется решить
задачу, которую до него никто не решал и которая связана с
прогрессом, с чем-то принципиально новым для человечества, для
страны. Такие слова надо говорить и не стесняться их,
тогда, быть может, люди смогут лучше понять психологию
ученого… Возвращаясь к нашему институту, хочу подчеркнуть,
что мы свою ответственность понимаем и, как мне
представляется, вполне соответствуем нынешнему времени. Самое
трудное
сейчас — найти молодых людей, которые мотивированы и хотят
заниматься наукой. Есть проблемы достойной заработной платы,
жилья. Это зачастую подвигает многих пробовать себя за границей,
где все эти бытовые вопросы решаются
существенно проще. К счастью, нам удается сохранять коллектив,
подтягивать прекрасную молодежь, По-моему, достаточно сказать,
что у нас, несмотря на то что институт небольшой, три
лауреата президентской премии для молодых ученых.

— Если перед институтом, перед вашим коллективом поставить
неразрешимую задачу, вы ее разрешите?

— Я думаю, да.


Валерий Козлов, и.о. президента РАН

 

Ученые без науки. Институциональный анализ сферы – аналитический портал ПОЛИТ.РУ

Мы публикуем полную стенограмму лекции директора программы «Развитие социальных исследований образования в России», преподавателя факультета политических наук и социологии Европейского Университета в Санкт-Петербурге, профессора питерского филиала Высшей школы экономики, приглашенного профессора ряда крупнейших американских и европейских университетов Даниила Александрова, прочитанной 19 января 2006 года в клубе – литературном кафе Bilingua в рамках проекта «Публичные лекции «Полит.ру».

Даниил Александров – один из самых интересных в России социологов науки и образования, и, кажется, во многом потому, что он еще и историк этой сферы (см. на «Полит.ру» «Наука и кризисы XX века: Россия, Германия и США между двумя мировыми войнами»). Собственно, исторический масштаб и дает тот уровень обсуждения, при котором недостаточно одного здравого смысла. Здравый смысл социолога, к тому же одного из практиков, внедряющих достижения европейской гуманитарной науки в России, подсказывает рад осмысленных ходов, направленных на нормальное, удобное включение российской сферы науки в мировую отрасль. Но с другой стороны, осмысление исторического опыта видит и более широкую проблему: как наука вообще воспроизводится и употребляется в современном мире, как именно и почему знание распределяется по географической карте и как можно сделать передовую науку в отдельно взятой стране.

В полемике участвовали: Виталий Лейбин (ведущий), член Совета по науке, технологиям и образованию при Президенте РФ Симон Кордонский, один из ведущих экспертов по организации науки в России, в 90-е – министр науки и технологий Борис Салтыков, физик, один из организаторов общественной полемики по науке (ведущий проекта «Научные семинары России» , модератор форумов Scientific. ru) Евгений Онищенко, преподаватель факультета социологии РГГУ Сергей Магарил, колумнист «Полит.ру», эксперт в том числе по организации образования в России, писатель Михаил Арсенин, корреспондент «Передовой науки» на «Полит.ру» Ольга Орлова, наши партнеры по обсуждениям в рамках «Публичных лекций» — Ольга Лобач, Леонид Пашутин и др. 

См. также прошлые важнейшие публикации полемики о науке:

  • Михаил Гельфанд: «Академия наук согласовала свое неуничтожение»
  • Дмитрий Казаков: «Нашей науке не хватает большого дела»
  • Виталий Лейбин. «Наука умеет много гитик«
  • Наука и общество: кому нужна сфера науки. Лекция Бориса Салтыкова
  • Л. Д. Фаддеев. «Фарадей и Максвелл оплатили науку на все времена»
  • Сергей Белановский. Наука: от финансового аудита к власти эффективных менеджеров
  • Вячеслав Вс. Иванов. Когда история сметает политиков
  • Михаил Фейгельман. О физиках, высоком начальстве и шпиономании

Лекция

Спасибо большое, что пригласили меня сюда, мне очень лестно здесь выступать после всех тех лекций, которые здесь прошли и вывешены на сайте «Полит.ру». Я выскажу несколько тезисов о науке, о том, как я ее вижу, и о ситуации в постсоветской науке. Заранее хочу попросить извинения, я, вообще-то, институциональный историк науки, социолог науки, и мой основной жанр – это рассказывание исторических баек. Я мог бы долго рассказывать байки по поводу того, как была устроена наука или высшее образование в разные времена и в разных странах, но я по возможности постараюсь от этого воздержаться, чтобы не впасть в историю. Потом, если надо будет, я любой из своих тезисов проиллюстрирую примерами.

Одна из проблем науки и образования состоит в том, что все ученые и преподаватели знают, как устроены наука и образование. От этого науковедение и особенно исследование образования во всем мире сильно страдают. Как в свое время написал замечательный институциональный экономист Джеймс Марч: «Почти каждый образованный человек может прочитать лекцию о задачах университетского образования, почти никто добровольно не согласится такую лекцию слушать». Я признателен, что хоть кто-то пришел слушать лекцию про науку. О науке все говорят. И в российских реформах, и в наших обсуждениях каждый говорит от лица науки и образования, и это, как мне кажется, преимущественно приводит к воспроизводству мифов: о существовании, например, фундаментальной науки; о том, что очень важно различать фундаментальную науку и прикладную; о несовместимости фундаментальной науки с рынком и т.д. – можно долго перечислять. Я потом специально к этому обращусь – в лекции есть специальный раздел «Идолы постсоветской науки, которым мы молимся».

Мой первый тезис состоит в том, что науку, высшее образование и образованные профессии нужно рассматривать как социальные и экономические институты, определяющие экономику знания и регулирующие рынки знания и экспертного труда. С момента возникновения специализированного знания и образованного труда знание и рынок были неразрывно связаны через рынки труда, и я буду специально об этом говорить. Именно для регуляции этих рынков в свое время были созданы и существуют до сих пор университеты и степени. Уже в Средние века они были созданы специально для этого, потому что для медицины, права и теологии были нужны сертифицированные специалисты. По мере усложнения производства и разделения труда в обществе происходило развитие науки: формировались научные дисциплины, появились научные институты и т.д. Есть, например, замечательные работы немецкого историка Шубринга о том, как в Германии университетские реформы и формирование отдельных специальностей протекали параллельно с процессом дифференциации труда в обществе в целом. Шубринг доказывает, что специализация дисциплин в университетах быстрее шла в северной Германии, а не в южной, потому что там процессы модернизации общества в целом шли значительно быстрее. Наука в разных странах от Средних веков до наших дней принимала разные организационные формы, но в ее основе всегда лежала определенная логика экономических институтов.

Центральный тезис моего доклада состоит в том, что если эти институциональные правила не соблюдаются, если нет нормально функционирующих рынков знания и экспертного труда, то нет и науки. В стране могут жить и работать прекрасные ученые или плохие ученые, это не важно; важно, что в стране при этом просто не будет науки. В России сейчас сложилась именно такая ситуация. Ученых много, и многие из них очень хорошие, а науки нет. Об этом можно говорить в том же смысле, в каком можно утверждать, что у нас в начале 90-х гг. практически не было государства, потому что государственные институты не работали так, как должны работать. Границы были, страна была, а институты не функционировали. То же самое произошло с наукой и продолжается до сих пор, потому что от системы советской науки мы не пришли к какой-то новой внятной системе научной работы.

Я скажу несколько слов о советском прошлом, как я его вижу. Вся страна была устроена как одна корпорация – USSR Incorporated, и наука тоже была корпоративной, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Она жила по законам административного рынка, который был как внутренний рынок фирмы, хотя и несколько более «рыночный» уже потому, что «корпорация СССР» была очень большая, от Калининграда до Камчатки. Но очень важно, что вся наука была промышленная и в каком-то смысле прикладная. Она была ориентирована на обслуживание разных нужд большой корпорации. И многие ее достижения и провалы – от мировых открытий до всех форм лысенковщины – были связаны с ее корпоративным, промышленно-прикладным характером.

Надо понимать, что исторически Академия Наук была очень маленьким придворным учреждением в царской России, которое имело гораздо меньше функций и играло гораздо меньшую роль в системе науки Российской Империи, чем тогда, когда АН встала во главе большой корпоративной науки Советского Союза, предназначенной для индустриализации, строительства военно-промышленного комплекса и прочее. Выдающиеся ученые, работавшие в Советском Союзе, никогда этого не стеснялись. Это уже в наши дни происходит «возгонка» к фундаментализму в том смысле, что фундаментальная, чистая наука – это очень важно. Наши ученые, если посмотреть, например, на физиков, никогда не стеснялись работать с промышленностью, прекрасно справлялись как с астрофизикой, так и с созданием бомбы. Лучший естественно-научный вуз страны, Московский Физтех, был создан специально для обслуживания этой большой корпорации.

Очень важно, что в Советском Союзе работа в научных учреждениях обладала большим престижем, чем остальные области деятельности, и не только потому, что государство ученых ценило и платило им солидные деньги, как об этом принято сейчас говорить. Назову три основания. Первое – образование в то время было редким и престижным благом, эффективным способом обеспечить социальную мобильность, переход на «чистую» работу. Сейчас у нас высшее образование становится фактически массовым, всеобщим. Второе – специфический спектр карьерных возможностей делал ученые занятия если не быстрым, то самым безопасным вариантом карьеры и способом самореализации, по сравнению, скажем, со спортивной, административной, партийной карьерой. И третье – успех в науке давал доступ к специфическим, самым дефицитным и престижным благам советского времени, доступ к Западу. Мы, конечно, понимаем, что дети партийно-правительственной верхушки и дети высококвалифицированных рабочих, получавших высокую зарплату на заводах ВПК в Ленинграде, шли в науку, находя там разные ниши. Одни чаще ездили за границу, другие вообще не ездили за границу, но символическое благо контакта с Западом получали и те, и другие. Это очень важно.

Одним из побочных эффектов такого устройства было стремление ученых заниматься тем, что называется «чистой наукой». Дело в том, что именно через занятия «чистой наукой» (я поставлю эти слова в кавычки, но не для того чтобы поставить их под сомнение, а чтобы подчеркнуть их значение) был возможен символический доступ к Западу. Человек туда не ездил, не привозил оттуда никаких вещей, но, читая научную литературу, он как бы присваивал себе всю мировую цивилизацию и через переписку с коллегами-учеными, через обмен оттисками получал ощущение принадлежности к воображаемому мировому научному сообществу. Уход в науку и в воображаемое научное сообщество был своего рода безопасной антисоветской деятельностью или, как минимум, эскапизмом.

Результат был совершенно нешуточный, не воображаемый, а очень реальный и значимый. К примеру, я совершенно убежден, что средний активный советский ученый читал намного больше иностранной литературы и изучал большее количество языков, чем его заокеанский коллега. Это был способ социализации в воображаемом мировом сообществе, которое находилось в перпендикулярном отношении к тому сообществу, в котором здесь, в СССР, жил этот ученый.

Соответственно, нормы и правила мировой науки были особенно важны. Они воспринимались как противовес советским правилам и нормам, правилам советской науки в частности. В этой связи научная репутация и так называемый гамбургский счет приобретали особую значимость.

Это очень интересное выражение – «гамбургский счет». Оно появилось в анонсе моей лекции благодаря, по-моему, Виталию Лейбину. Хочу обратить ваше внимание на то, что живучесть этой легенды и идеи гамбургского счета в нашей среде очень о многом говорят. Вот попробуйте объяснить американскому или французскому ученому, что такое гамбургский счет в науке и почему он так важен. Вы увидите, насколько это русская специфическая вещь. Потому что там не существует какого-то одного счета, а потом отдельно еще другого, гамбургского.

Должен сразу оговорить, что все это, конечно, больше относится к естественным наукам и меньше — к наукам гуманитарным. Там была обратная ситуация, когда социальной нормой было скорее не учить иностранные языки и читать только на русском, в частности потому, что это было безопаснее.

Таким образом, как мне кажется, в Советском Союзе сложилась и существовала довольно эффективно работающая система науки. И не столько благодаря дореволюционным традициям, научным школам или чему-то еще, а вопреки и одновременно вследствие существовавшей системы мер и планов партии и правительства ученые ориентировались и на организационные иерархии, в которых они работали, и на международные профессиональные стандарты своих дисциплин. Например, я убежден, что у нас была математика мирового уровня, едва ли не лучшая математика в мире, во многом потому, что математика была самой чистой, самой идеологически безопасной, самой гамбургской и самой международной среди наших дисциплин.

В постсоветское время, когда распалась та самая «корпорация USSR», о которой я говорил, читать статьи на любом языке стало одинаково безопасно, а занятия ученой деятельностью потеряли не только денежную и карьерную привлекательность, но и социальную значимость, которая у них была. Кукиш в кармане, который мы все держали (я это очень хорошо помню), читая научную литературу по своим специальностям (а я по первому образованию биолог), потерял всякий смысл.

Спектр карьерных возможностей радикально изменился. В головах ученых воцарился некий хаос, пошли споры о коммерциализации науки, науке-рынке, о гибели науки, о распаде традиций, конце научных школ, об отсутствии научной смены и т.д. И науковедение в этой дискуссии нимало не помогло. Потому что само науковедение оказалось в плену идолов, которые были порождены нашим прошлым и при этом сильно подкреплены арсеналом мирового науковедения 50-60-х гг., отражающим не столько некие общие универсальные правила существования науки в разные периоды, сколько вполне специфичную эпоху Холодной войны.

Вместе с тем эти общие правила, характеризующие науку всех времен и народов, можно описать и детально анализировать. Я скажу о двух пунктах, очень важных для меня. Первый – совершенно очевидный – состоит в том, что наука и интеллектуальная деятельность глубоко состязательны. Есть замечательная книжка А.И. Зайцева о происхождении философии и культурном перевороте в Древней Греции, где показывается, как благодаря появлению интеллектуальной состязательности там складывалась философия.

Даже те ученые и философы (в том числе и у нас в отечестве), которые не склонны к увлечению экономикой и социологией, постоянно используют метафору рынка идей. Мы, конечно, понимаем, что это не настоящий рынок, потому что в открытой науке, которая все публикует в журналах, на самом деле не существует прямого обмена правами пользования, нет денежного эквивалента. Есть сложная символическая экономика, и это отдельная интересная область социального исследования: символические рынки, символические капиталы и т.д. – это моя любимая тема как социолога, но здесь я об этом говорить не буду. Потому что для экономистов, политиков и управленцев это довольно воздушная тематика. И правильно, что она воздушная, из нее можно сделать гораздо меньше выводов, чем из другого наблюдения.

Другое наблюдение состоит в том, что, на самом деле, наука – это побочный продукт специфического рынка экспертного знания, экспертного труда. С.Г. Кордонский перед лекцией меня спрашивал: «Кто такие эксперты?» Почему я так люблю это слово – мой интерес к этому слову связан с некой общей концепцией научной деятельности, где огромную роль играет неявное знание. Есть замечательная книжка Поляни о личностном знании. Поляни был прекрасным химиком и хорошо понимал, что в совершенно строгой науке, в которой он работал, в физической химии, очень много «кулинарных тайн» хороших рук и специфических техник, которые не передаются через публикации.

И на эту тему в последнее время есть замечательные работы. Например, о том, как в Советском Союзе открыли некоторое явление, которое было важно для технической оптики, и никто в мире не мог его повторить. И все считали, что это очередная советская «лысенковщина». А когда открылись границы и народ начал ездить в разные страны, люди понесли эту технику в зарубежные лаборатории, она стала воспроизводиться, и теперь все в мире считают, что да, это очень важная вещь. Для этого людям нужно было просто лично выехать, публикации никак не помогали.

Такое личностное знание, дополненное знанием вербализируемым, характеризует «серую зону» между знанием, кодифицированным для открытой науки (научные статьи для журналов), и знанием, кодифицируемым другим способом: патентные разработки, лабораторные регламенты – там, где это начинает уходить в промышленность. Новое реальное знание добывается в этой серой зоне, где люди еще не знают, куда пойдет дело и как, на каком языке нужно это излагать. То ли все это можно излагать в журнальных статьях, но тогда все равно какая-то часть неявным образом останется, то ли все это можно перевести в патенты и реальные права собственности, там будет совершенно другая секретность, другие скрытые элементы. Это примерно как различие знаний и информации, которое часто проводится, например, в экономической науке. Именно это экспертное владение явным и неявным знаниями характеризует и хороших врачей с дальних времен до наших дней, и всех других, самых разных, специалистов. Для регуляции деятельности таких экспертов были придуманы научные степени и многие другие институты.

Есть прекрасная идея Пола Дэвида, замечательного американского экономического историка, который придумал Path Dependence и QWERTY-номику, о которой на  лекции «Полит.ру» замечательно рассказывал А.А. Аузан. Дэвид в 1985 г. опубликовал статью про эффект «QWERTY», о распространении современной клавиатуры. В верхнем левом ряду клавиатуры клавиши идут в таком порядке — QWERTY, а почему именно так, откуда это взялось, непонятно, Дэвид как раз это описывает. А кроме работ по американской экономической истории у Дэвида есть серия замечательных работ по экономике науки.

Его центральная работа в этой серии – о происхождение науки Нового времени, как и зачем она возникла. Возникла она из международной (для тех времен условно международной) конкуренции ренессансных правителей, когда ради престижа эти монархи выступали патронами искусств и наук. И если качество живописи мог оценить большой круг людей, который был при дворе, то качество математики, астрономии или философских дискуссий об устройстве природы, например, галилеевских споров, оценить могли далеко не все.

Дэвид, опираясь на работы историков науки, демонстрирует, как произошла очень важная вещь. Принимая решение, кого нужно приглашать ко двору, патроны науки, нанимающие ученых, были вынуждены опираться на экспертное мнение сообщества ученых, позже названное «республикой писем», то есть на мнение людей, которые были конкурентами. Таким образом, система peer review, которую мы сейчас хорошо знаем по работе фондов и журналов, та система, на которой держится вся современная наука, была заложена еще в самом начале Нового времени.

Для нас здесь важно, что эту логику можно использовать для анализа науки разного времени, от XIX в. до наших дней, и разных стран. Можно увидеть, что во всех случаях людей, по большей части ученых, нанимают как специалистов, которые могут выполнять совершенно разные работы. Они могут преподавать, обеспечивать промышленность какими-то разработками, информацией и т.д., самыми разными вещами.

В мемуарах А.Ф. Иоффе, нашего великого физика, есть замечательное воспоминание, как он ездил в Америку. Там он сказал генеральному директору какой-то фирмы: «Вот у вас в промышленности работают такие замечательные ученые, у них выдающиеся научные работы. Хорошо, что вы их нанимаете». А тот непонимающе сказал: «Да, ученые… Да, они иногда бывают полезны. Вот когда нужно что-нибудь найти, тогда их можно об этом спросить, они это делают довольно быстро и хорошо». Вот, на самом деле, зачем нанимали этих людей в большую американскую промышленность начала XX в. Или, по крайней мере, так это воспринималось.

Но дело в том, что это и есть функция эксперта. Вообще, крупные ученые – это те люди, которые могут, в частности, на пальцах объяснить, что интересно в их области, что они делают. Они могут объяснить школьникам, студентам, генеральному директору какой-то компании, зачем нужно проводить какие-то исследования. Все физики, химики это хорошо знают, это хорошо видно и на работе врачей. Способность объяснять на разных языках, по-разному кодифицировать и формализовать знание, которое, вообще-то, неясно, как формализовать и переводить с одного языка на другой, – это способность ученых.

В этом отношении все патроны науки – ренессансные монархи, благотворительные фонды и их создатели, Рокфеллер, Карнеги и другие, или промышленность и, забегая вперед, Министерство науки, патрон науки XXI в., – устроены совершенно одинаково. Если вы хотите работать с «правильными» экспертами, вы неизбежно должны опираться на существующие рынки репутаций.

Трезвому взгляду на науку у нас мешают идолы и мифы российской науки, о которых я сейчас расскажу. Наш первый идол – идол фундаментальности. У нас считается, что настоящая наука – это чистая наука. Помню, брал интервью у одного молодого человека. Он говорит: «Я собираюсь заниматься только фундаментальной наукой». Я: «А не могли бы вы объяснить, что это такое?» Он судорожно думает: «Фундаментальная наука – это та, за которую ничего не платят». Такое распространенное мнение.

Главная идея в том, что хорошая наука должна быть фундаментальной, чистой, академической, настоящей. Считается, что прикладная наука – это плохо, ее легко коммерциализовать, а «нашу», фундаментальную, коммерциализовать нельзя, ее должно финансировать государство. И это при том, что, как я уже говорил, вся советская наука была ведомственной, промышленной, корпоративной, а тем самым и прикладной. Можно называть ее как угодно, но она не была той свободной, открытой академической наукой, в которой участвуют люди, работающие в качестве профессоров в университетах и свободно общающиеся в некой коммуникативной среде.

Более того, не будем забывать, что наука – всегда приложение знаний. Если мы посмотрим на то, как устроена лаборатория, мы увидим, что лаборатория – это некая технологическая деятельность, в которой каждая поступающая научная статья включается в работу. Если написано что-то о новом приборе, новом методе, новых открытиях, это либо используется кем-то когда-то, и тем самым включается в науку, либо это вообще никогда никем не используется – и тогда в науку не включается. В этом смысле вся наука является прикладной. Если ее никуда нельзя приложить, она никому не нужна. Это не значит, что приложение будет обязательно в промышленности. Но если ни один ученый в мире не может или не хочет (и никогда не захочет) приложить ваши результаты в своей лаборатории, то это непонятно как работающие результаты и непонятно, зачем они вообще нужны.

За этим моим суждением стоит огромное количество современной литературы по специальному исследованию лабораторного труда, где вся деятельность происходит в гибридной «серой зоне» производства неявного знания. С одной стороны, оно может транслироваться в какие-то технологические лабораторные разработки, а затем и в инновации и патенты, а с другой – в публикации в открытой науке. В этом смысле никакой особой фундаментальной науки, которую у нас как-то специально выделяют, не существует – если, конечно, не верить, что Академия Наук занимается фундаментальной наукой по определению. Поэтому Академию Наук у нас считают культурным наследием, которое нужно хранить, как картины в Государственном Эрмитаже. Только нам в науке ведь нужны инновации, а не памятники.

Второй наш идол, о котором я буду говорить, – это идол научного сообщества. У нас принято много говорить о научном сообществе, сам этим грешу. На самом деле, за видением науки как научного сообщества мы забываем видеть науку как институт, то есть как совокупность правил, которые регулируют научную деятельность. Социологи особенно поработали над тем, чтобы сформировать представление о научном сообществе. Потому что очень часто мы что делаем? Мы опрашиваем ученых. Поэтому мы знаем, что думают ученые, как они там себя ведут, как они адаптируются. Но при этом мы забываем, что ученые – это еще не наука.

Существенная проблема здесь еще и в том, что любое сообщество (не буду вдаваться в подробности) формируется сложным образом. Никто не сказал, что сообщество ученых, которое у нас существует, формируется вокруг научной деятельности. Я мог бы долго специально об этом говорить. Еще Дюркгейм объяснил, что сообщества формируются за счет ритуалов. С помощью ритуалов воспроизводится некое моральное единство. Есть ритуалы научные (например, научный семинар), в которых люди конструируют сакральные объекты, которыми они занимаются, на них сосредоточено их внимание. Есть замечательная работа Рэндалла Коллинза об интерактивных ритуалах, создающих сакральные объекты науки: научную истину и др.

А могут быть совершенно другие ритуалы. Например, большие ежегодные или не ежегодные съезды, которые я наблюдал, особенно часто у нас в российской науке, где вообще нет никакого научного содержания ритуалов. Там конструируются другие сакральные объекты. При этом нам все равно кажется, что существует научное сообщество. Однако на самом деле это сообщество не научное – это сообщество ученых, но сформированное не на научных основаниях, и в нем участвуют как хорошие ученые, так и плохие. И одна из проблем, которая у нас существует, – именно благодаря тому, что у нас воспроизводятся такие сообщества ученых, у нас нет разделения на ученых хороших и плохих, а все они вместе благодаря этой общности выступают одним фронтом.

Третий идол – идол подготовки смены. У нас любят говорить о том, что плохо готовится смена, что нужно готовить смену. Главное, что я хочу здесь сказать, — что смену вообще не нужно готовить, потому что сменят нас без нашей помощи. Мы все это прекрасно понимаем. В одной замечательной английской книжке «Micrographia Academica», забыл имя автора, есть такая фраза: «Вы слышите за стенами своего кабинета топот сотен ног. Это молодежь бежит, для того чтобы вас сместить с вашей должности профессора». Понимаете, нас сменят, даже если мы не будем стараться. Многие из тех, кто говорит о смене, наоборот, стремятся к тому, чтобы их не сменили как можно дольше.

Что же тогда имеется в виду, когда говорят о смене, которую мы должны готовить? Имеется в виду, что нужно готовить преемников, которые все сохранят так, как было при нас, и нас самих на почетном месте. Это основная забота ученых, которую они объявляют в виде заботы о научной смене. Потому что если бы они думали о реальной смене, то они заботились бы о другом. Например, о том, чтобы потом их коллеги были способны на их место избрать талантливого человека совсем из другой компании, что называется, из другого курятника, чтобы реально произошла смена одного научного направления на другое и научная жизнь шла бы в этом учреждении. Вместо этого мы все заботимся о той «смене», которая сохранит преемственность.

У нас сейчас забота о подготовке научных кадров начинается со школы. Раньше были физматшколы, теперь у нас развиты спецшколы, вузы работают с выделенными школами, и получается, что школа, вуз, потом аспирантура, академический институт – все это образует одну структуру. Что это такое? Это вертикальная интеграция. Все мы знаем, для чего нужна вертикальная интеграция, – конечно, для того, чтобы уменьшать издержки. Трудно искать людей где-то снаружи. Если посмотреть, сколько времени уходит на поиск новых кадров в американских исследовательских университетах, то это страшное количество времени, сил и денег. Сделаем проще – в школе учим, в вузе учим (ну, не мы, наши ученики), потом в аспирантуре, потом мы к себе берем. Соответственно, что здесь возникает? Возникает научная школа.

Это наш следующий идол – идол научной школы, который у нас овеществлен до такой степени, что теперь у нас научные школы финансируют. Это удивительно, поскольку никто никогда не может объяснить, что же это за структура такая, которую можно финансировать. Вот, можно финансировать организацию, научную группу, временный творческий коллектив. А что такое «финансировать научную школу» – непонятно. Но в разговорах это идет постоянно. О научных школах я мог бы говорить много. Это феномен, который у нас возникает просто благодаря иерархической организации советской науки. Научные школы крайне полезны для одного: для дисциплинирования ученых. Ученых, конечно, нужно дисциплинировать, чтобы они работали как профессионалы, чтобы они были хорошо калиброваны, чтобы правильно трудились.

При этом мы понимаем, что развитие науки сильно тормозится существованием таких школ. Если мы учили человека в старших классах школы, потом в университете, в аспирантуре, потом он у нас работает, а потом он же будет учить следующие поколения, то неизбежно происходит торможение прироста знаний. Мы получаем некоторую кратковременную выгоду, но теряем в долгосрочной перспективе. Постоянные разговоры о научных школах, в принципе, дают установку на повторение традиций, которые приводят к тому, что у нас в науке существовали и продолжают существовать то, что называется «замкнутые кластеры цитирования».

Есть такая вещь – когнитивные карты науки, они показывают, как работает современная наука. Эти карты строят по цитированию, и там получаются очень красивые картинки. Выглядит это так: есть какая-то проблема, и вокруг нее появляется сеть исследований, которая, как грибок, как плесень наползает на проблему и начинает ее поедать. Сеть взаимных цитирований начинает довольно плотно съезжаться, смыкаться, все цитируют друг друга, а потом сеть начинает распадаться на части и исчезать, потому что проблема во многом съедена. И в таких случаях обычно есть некий временной цикл появления и распада кластера. А у нас не так: у нас появившиеся кластеры сохраняются и просто поддерживаются самоцитированием. Были проведены специальные исследования, как в советской химии работали кластеры самоцитирования, люди занимались как бы научной деятельностью, однако наука эта была совершенно не передовая.

Если мы посмотрим на мировую историю науки и высшего образования, то мы увидим, что каждый раз, когда складывались успешные системы производства-воспроизводства знания, например, Гумбольдтовский немецкий университет, там всегда были специальные, очень большие усилия, направленные на то, чтобы бороться со всеми идолами, о которых я говорил. Например, две знаменитые свободы, провозглашенные в Гумбольдтовском университете, – свобода преподавания и свобода обучения – часто рассматривают как некие нормы идеальной свободной науки. На самом деле, это были весьма жесткие правила, направленные на то, чтобы конституировать рынок академического труда и рынок образовательных услуг в Германии. Известно, что все земли всячески против этих свобод протестовали, потому что им всем хотелось замкнуться и контролировать рынки на своих территориях. Как у нас сейчас возникают региональные науки, так и немецким землям хотелось захлопнуться и окуклиться. На самом деле никто не хотел, чтобы студенты ножками шли из Гиссена в Гейдельберг или в Берлин, бросали одних преподавателей, переходили к другим, ведь это и преподавателям обидно, и землям, которые финансировали университет в еще не объединенной Германии, тоже неприятно. Но реформаторы, создававшие немецкие университеты, твердо «договорились» об этих правилах. Было еще одно очень важное неформальное правило. Оно заключалось в том, что приват-доцента в университете Х века этот же университет ординарным профессором не брали. Хотя иногда и бывали исключения, но обычно все-таки нужно было поработать профессором где-то в другом месте, и только потом можно было вернуться работать в тот университет, который ты закончил. На самом деле это тоже в краткосрочной перспективе никому не было выгодно, и надо было затратить большие усилия, чтобы создать такую систему, которая была выгодна в долгосрочной перспективе развития университетов и интеллектуальной жизни Германии в целом.

Уже, наверное, понятно, что я могу сказать по поводу наших реформ и будущего нашей науки. Как мне кажется, государство должно заботиться не об отдельных научных институтах и учреждениях, а об экономических и государственных институтах, которые конституируют науку как таковую. Потому что настоящие агенты научной деятельности – это, конечно, не научные институты и даже не отделы и кафедры, а ученые и их небольшие группы. И их государству с его высоты все равно не видно.

Есть такая замечательная книжка Джеймса Скотта Seeing Like a State («Видеть, как государство»), недавно вышедшая на русском под названием «Благими помыслами государства». Государство все всегда должно видеть правильным образом, а чего оно не видит, то для него неважно. Считается, что государство – скажем, министерство – у нас не может учитывать лаборатории, оценивая, эффективные они или неэффективные, потому что у нас очень много институтов, так что лаборатории уже не видны из министерства. Но государство и не должно этого делать! Оно вообще не должно интересоваться, какие есть институты и лаборатории. Оно должно интересоваться совсем другими вещами, а именно — тем, какие у нас есть фонды, которые конституируют науку, какие журналы и т.д., и чтобы не было монополизма в науке. Это все очень понятные, известные из общих экономических соображений функции государства.

Структуры, определяющие рынок репутаций и оборот кредита (есть такая концепция в социологии науки) – это научные журналы и научные фонды. Собственно говоря, их и нужно развивать. При этом опираться нужно, конечно, на уже имеющиеся тенденции. Потому что жалобы, что у нас все процессы идут не в ту сторону, не помогают.

Скажем, у нас de facto все вузы фактически стали работать на уровне американских колледжей. Они дают общее массовое образование. Хотя при этом считается, что, во-первых, в наших вузах дается профессиональное образование, и, во-вторых, наука отделена от образования. И то, и другое очевидным образом неверно. Аспирантура, которая является самой существенной частью профессионального образования и подготовки специалистов, у нас есть в разных учреждениях, в том числе и в Академии Наук. То есть значительная часть профессионального образования в научной области у нас выведена за пределы вузов. Нигде в мире этого нет, но у нас есть. Нравится это нам или не нравится, нам этого не отменить. Надо этим воспользоваться. С одной стороны, можно вводить бакалавриат, пользуясь тем, что вузы фактически стали поставщиками массового высшего образования. С другой стороны, можно создавать «аспирантские университеты» на основе научных центров. Тем самым можно создавать новые центры деятельности, изменять и разнообразить организационный ландшафт науки, потому что просто так старый реформировать не получится.

Один из центральных тезисов замечательной книжки Бертона Кларка про организацию высшего образования состоит в том, что старые учреждения образования и науки не реформируются. Они могут сами постепенно измениться за 40-50 лет вследствие конкурентных условий, а для проведения быстрых реформ нужно создавать новые. Я мог бы привести много примеров из истории Франции, Америки, Германии и России, подтверждающих этот тезис. Какой из этого следует вывод? Нужно создавать новые фонды, новые журналы. Это кажется странным в наших условиях, когда наши российские журналы загибаются, поскольку у них резко падает цитируемость, но можно было бы попробовать создать в России некоторое количество международных классных журналов. В 20-30-е гг. у нас были международные журналы на немецком. Почему сейчас их не может быть? У нас есть журналы на английском, но все они местные, принадлежащие отдельным учреждениям. В них публикуются люди, которые в этом учреждении работают, либо которые принадлежат к сети, связанной с этим учреждением или лично с главным редактором этого журнала.

Нужно попробовать создать новые международные журналы и научные центры, опираясь при этом на людей, которые умеют работать по новым правилам, по правилам открытой конкурентной науки, которые существуют в рыночной экономике. Для этого, конечно, необходимо привлечь людей, постоянно или временно работающих в других странах. Без этого нам, безусловно, не справиться.

И предупреждая вопрос, который, боюсь, когда я закончу говорить, мне задаст Виталий Лейбин, о том, какие есть политические субъекты, которые могут договариваться, чтобы конституировать науку, я сразу на него отвечу и на этом закончу. У нас сейчас почти нет в академической области договороспособных субъектов политического действия, которые были бы созданы по открытым и никем не оспариваемым правилам. Но верно, что для их создания будет хорошо работать существующая в науке репутация. Люди могут ругать систему цитирования и импакт-факторы по пять раз на дню, но все равно все смотрят на это цитирование. И если сделать его грамотно (например, не сравнивать цитируемость зоологов и ботаников с цитируемостью теоретических физиков, работающих в области высоких энергий, а как-то это структурировать), то уже эти формальные показатели могут для нас решить значительные проблемы. Этим ресурсом можно воспользоваться, для того чтобы на сцену вышли новые договороспособные субъекты, и тем самым эти новые правила науки, о которых я говорил, можно было бы поддержать.

Обсуждение

Лейбин: В первую очередь я и в самом деле хотел задать вопрос про субъекты. И еще у меня вопрос про две части лекции: про то, как связаны историческая рамка и теоретические конструкции типа рынка знаний с практическими выводами, которые последовали в конце.

У меня ровно две части: первая — что я понял и с чем, в общем, до копеек согласен, и вторая — что не понял, и это как раз, по-моему, и стоит обсуждать.

Что понял. Что со времен Возрождения отношения представителей сферы потребления знаний и специального сообщества, например, научного, строятся одинаково. Приходится коммуницировать с неким сообществом, которое организовано так, что способно иметь репутацию и ранги. Поэтому следует консультироваться с экспертами по поводу того, кого нанимать в компанию или в качестве учителя к принцессе. Буквально это у нас до сих пор воспроизводится в отношениях некоторых крупных корпораций с некоторыми крупными учеными в том смысле, что они заказывают что-нибудь возвышенное и опираются на мнение коллег, заказывают часто не совсем практическое.

Отсюда следует, что нет другого пути в этом общении, например, государства с ученым сообществом, кроме как приняв в этом экспертном круге посредника, который будет выдавать заказчику список рангов и репутаций. Отсюда идея фондов, которые должны конкурировать, идея журнала мирового уровня в России (которая мне очень близка). Но начать нужно с обсуждения того, каким должен быть этот журнал, а он, чтобы состояться, должен быть не совсем таким, как Nature или Science, — не потянем просто. А в чем мы сильны, как употреблять с выгодой сильные стороны нашего ужасного положения?

Тут возникают разные проблемные вопросы. Если уж мы берем историческую рамку, то начинаем следить: есть большая сфера потребления, есть наука, которая производит полезные знания, есть цех науки, который производит средства производства полезных знаний (фундаментальная наука в обычном понимании).

Сфера потребления все время менялась. Сначала нужен был воспитатель для принцессы, с индустриальной эпохи нужно было совсем не это. Тут я не очень понимаю, как работает метафора «рынка знаний» в истории. Логика индустриальной модернизации — для меня более высокая планка, заданная историей, чем, например, логика экономических законов. Страны экономику устраивали по-разному, но великие страны прошли через модернизацию и индустриализацию. И некоторые страны сделали это практически без рынка, и поэтому неясно, причем здесь рынок знаний. Сначала Россия модернизировалась при царе, а потом продолжила строить ту же гидроэлектростанцию при советской власти. Кажется, это был более мощный исторический ход, чем вообще советская власть в царской России.

И теперь проблема — просвещенных дворов эпохи Возрождения нет; закончилась, в целом, и индустриализация. Какие мощные сферы потребления науки еще остаются? На какой паровоз мы садимся?

Потому что кажется, что логика модернизации в западной науке уже не очень работает, там уже другие механизмы. Можно обсуждать, чем появление массового рынка компьютеров отличается от того, как использовалось знание в эпоху модернизации. Непонятно, что у нас от истории, на каком мы месте, кто и зачем будет это потреблять.

Попытаюсь резюмировать себя. Мне кажется, что тезисы про журнал, про то, как нужно строить фонды, и про то, что нужно строить новое, а не перестраивать старое, — банальны и очевидны. Тут работает логика здравого смысла, но она не отвечает на вопросы более широкого плана: где наука в истории, кто у нас в России будет ее употреблять и почему. Лектор начал про это, но в итоге не продолжил.

Александров: Коротко говоря, кроме того, что разные продукты, возникающие вследствие научной деятельности, могут употребляться в промышленности, на самом деле потребляется не столько наука (т.е. не результаты, которые публикуются в журналах), сколько труд ученых. Общество использует труд людей, которые эту науку производят. Например, ученые могут быть преподавателями в высших учебных заведениях. Вообще, знаменитая научная революция Германии XIX в. – это побочный продукт рынка труда преподавателей, которые для того, чтобы занять место ординарного профессора, должны были защитить две диссертации и набрать себе студентов.

У нас беда состоит в том, я этого не сказал в лекции, что нет миграции, нет горизонтальной мобильности между учреждениями, регионами и т.д. В это тоже можно было бы вложить деньги, чтобы каким-то образом этот порочный круг разорвать. Я совершенно всерьез утверждаю, что сейчас нужно думать, где и как у нас ученые будут работать и как их использовать, а не о том, кто будет потреблять науку, которую они делают. Если правильно устроить возможности карьерного роста в каких-либо сферах, в том числе и в образовании, то наука окажется побочным продуктом этой деятельности. Потому что люди будут хотеть наукой заниматься, чтобы повышать свою репутацию, расти в карьерном смысле, находить новые места работы, менять их, уходить в промышленность, возвращаться из промышленности в учебные заведения и т. д. Мне кажется, что проблема логики модернизации и того, как наука в нее помещается, я не хочу сказать — «надуманная», но очень историософская. Я не знаю, есть ли на нее ответ в той логике, в которой я говорю.

Лейбин: Вы высказали несколько тезисов о несуществовании, о некоторых мифах. Я хочу добраться до того, а что, собственно, есть. Из вашего последнего ответа я понял, что якобы существует, как это ни странно, мировая наука, мировое научное сообщество. Потому что если ответ состоит в том, что надо все-таки правильно организовать жизнь ученых, значит, существует нечто, что само живет, воспроизводится, содержит в себе механизмы своего развития. Это, кстати, противоречит началу лекции, которая началась с того, что наука – это знания, которым всегда есть употребление.

Александров: Я не имел в виду, что наука существует без сферы употребления научной деятельности и самих ученых, так же, как, если я говорил о мировой науке, я грешил против самого себя, против своих тезисов. Потому что «мировой науки» в смысле «мировой организации» не существует. Но существуют некоторые достаточно универсальные правила этой открытой науки, которая публикуется в журналах…

Лейбин: Есть правила, значит, есть объекты, воспроизводящиеся исторически.

Александров: Да. Наиболее устойчивый воспроизводящийся компонент – это журналы. Если вас интересует, за что можно исторически подержаться, то это с начала Нового времени, с журнала, который начал издавать Генри Ольденбург в Лондоне до наших дней.

Реплика из зала: Получается, что люди работают только ради того, чтобы были журналы.

Александров: Наоборот. Они занимаются наукой отчасти потому, что эти журналы существуют.

Реплика из зала: Зачем люди занимаются наукой?

<смех в зале>

Реплики из зала: Что существует? Про что мы говорим? Чтобы у них авторитет повышался или что? Какой объект? Что мы, собственно, рассматриваем?

Лейбин: Даниил Александрович, они же все равно спросят одно и то же: «Что у нас существует?» Что берется в качестве основной рамки обсуждения? Если предположить, что существует бактерия, она размножается, мы понимаем, про что говорим. Если делится, растет.

Симон Кордонский: Очень смело. Существует бактерия – мы понимаем только бактерию.

Лейбин: В рассуждении мы можем об этом договориться. Было опровержение ряда мифов, были тезисы о том, что ничего не существует. Теперь я хочу узнать, что же все-таки существует, чтобы мы начали обсуждать.

Александров: Там, где это можно наблюдать, существуют рабочие группы, в которых это новое знание добывается, от групп социологов и экономистов до химиков, физиков и математических семинаров, на которых обсуждаются доказательства. Эти реальные группы существуют, в них происходит некоторое взаимодействие людей, и там, на микроуровне, воспроизводятся некоторые правила научной деятельности. У нас, как всегда, существует проблема перехода от микроуровня, где лицом к лицу мы видим, что люди делают на семинарах, к макроуровню, уровню правил, институтов, общественного потребления в целом и т.д. Мы можем долго на эту тему говорить. Но мы понимаем, что такие институты, как научные журналы, находятся на среднем уровне между отдельно работающими людьми на семинарах, в лабораториях с пробирками, и тем уровнем, который получается путем абстрагирования, уровнем правил науки, о которых мы говорим.

Все мои тезисы связаны примерно следующим образом. Поскольку эти реальные семинары, группы, лабораторные комнаты для управленческого — особенно государственного — уровня просто не видны, то об этом уровне и не надо заботиться. Не надо делать вид, что мы о них заботимся, если финансируем НИИ. Надо финансировать те структуры, которые в наиболее полной мере воплощают в себе правила науки, а именно фонды и журналы. Вот моя логика.

Лейбин: Я для ответа зафиксирую, что все-таки продолжаю не понимать. Не понимаю следующее. Были монархи, которые, используя сообщество, нанимали для каких-то своих целей ученых. Отсюда, вроде бы, как было сказано в начале, эта сфера и произошла. И что, с тех пор никто не нанимал? Кто сейчас нанимает?

Леонид Пашутин: Есть соблазн задать вам вопрос в рамках институциональной темы, но я хочу выйти за ее пределы, если удастся, развить метанаучную часть. Вы один из тех, кто на «Полит.ру» выступает по этой теме, до вас было несколько человек, и, судя по анонсам «Полит.ру», эта научная тема фундаментальна. В этой связи хочу спросить следующее. Вы, очевидно, считаете себя экспертом. Это тактический вопрос. Знаток истории науки и многих других обобщенческих вещей. Предположим, вам было бы поручено сформулировать десяток вопросов, для ответа на которые были бы приглашены другие эксперты в этой сфере. Вы один из них. Никто вашу речь сегодня не слышал. Только формулируете вопросы. Сейчас это сложно, мы все прослушали. Теперь дальше. Такие волонтеры нашлись и начали обсуждать ваши вопросы, каждый, естественно, со своей позиции. Мой вопрос, адресуемый к вам, состоит в следующем. Скажите, если бы собрались 15 специалистов и было 10 вопросов, можно было бы ожидать инвариантов в этих высказываниях, пять положений, которые были бы очень близки или общи, не зависимо от того, что это очень разные люди, выступающие в пределах одного заданного плана?

Для меня это принципиально со следующей точки зрения. Вы все-таки выступаете как субъект? От себя? От вашего внутреннего мира? Или ваш внутренний мир – часть некоторой более широкой реальности, которая созревает в других умах вне зависимости от вас? Возможно, инвариант, который получится на пересечении ответов, — это то, вокруг чего потом должна вращаться институционализация. А я не уловил, есть ли такой инвариант. Спасибо. Извините, может быть, не очень понятно сказал.

Лейбин: Мне очень нравится этот вопрос. Может, и неправильно, но скажу, что я понял. На какие основания нам, экспертам, нужно встать? Вот, мы обсуждаем тему существования науки в России. Какие общие основания такого рассуждения, сформулированные в виде вопросов коллег, могли бы быть? Общих вопросов. Что мы обсуждаем?

Симон Кордонский: Докладчик не сказал одну вещь, для него само собой разумеющуюся, что наукой занимаются все и каждый. Это же конкретные потребности людей. Например, выгнать самогон: из чего, как, сколько. Эти результаты – примитивно научные результаты. Наука появляется тогда, когда эти знания можно опубликовать в журнале. Если это знание, в любой форме, в какой оно существует, потребно государству, тогда появляется наука. Другое дело, что сейчас в результате всех этих преобразований, в том числе в советской истории, существует разрыв между людьми, которые производят и воспроизводят это знание, и государством. У нас потерян не журнальный уровень, а лабораторный. У нас есть отдельно ученые, отдельно журналы, отдельно государство, которое непонятно, что преобразует. Нельзя исключать людей из культурного рассмотрения науки.

Лейбин: Симон Гдальевич, вы подтвердили гипотезу о существовании науки в мире, которая воспроизводится сама по себе, поскольку этим хотят заниматься люди. Весь вопрос мог бы состоять в том, как нам туда правильно встроиться. Если только в этом проблема, она, вообще, техническая.

Реплика из зала: Политическая, а не техническая.

Лейбин: Нет. Но я потом расскажу, что там, чтобы дать другим выступить.

Сергей Магарил (факультет социологии РГГУ): Прежде всего, я хотел бы поблагодарить докладчика за изящные новеллы в области теоретического науковедения. Но, поскольку я читаю курс социологии политического процесса в современной России, вопрос будет чисто конкретный. Есть такой тезис: общество программирует свое будущее в виде системы образования. Возможно, Даниил Александрович не склонен его разделить. Но в том случае, если вы склонны его разделить, я хотел бы попросить вас прокомментировать связь или ее отсутствие между неблагополучием современной России (которое хотя бы фиксируется в многочисленных социологических опросах) и уровнем, состоянием, я бы даже сказал — достижениями советской науки. Скажем, в области космоса, авиации, атомной энергетики в ее оборонной и гражданской ипостасях, штучные Нобелевские премии (Лазарев и пр.). Заранее признателен.

Александров: Если всерьез отвечать на вопрос о неблагополучии в России образования, достижений и науки, то будут встречные вопросы. Поскольку надо понять, о каком неблагополучии в России мы сейчас говорим. В целом ясно, что в старой системе наука и ученые использовались таким образом, что это не было направлено на создание благополучия общества в целом. Как это ни странно (здесь у меня парадоксальный взгляд), взрывной рост системы образования, произошедший уже в постсоветское время, когда вдруг стало очень-очень много вузов и в них стали работать разные люди, в частности, из Академии Наук, – это случилось потому, что ученые оказались востребованы обществом. Что могут ученые предложить обществу? Преподавание. Они и предложили – пооткрываем новые вузы и филиалы московских вузов во всех регионах, там будут местные математики преподавать математику, а местные обществоведы – обществоведение.

На самом деле и появилась эта востребованность обществом. Раньше заказчиком был, как говорил Борис Салтыков, ЦК и ВПК, а тут появился еще и другой заказчик – люди, которые готовы платить за образовательные услуги. В этом смысле есть, как мне кажется, позитивная тенденция. Нам кажется, что это плохо: открылось много «плохих» вузов. А на самом деле нужно сказать, что это неплохо, даже хорошо, только видеть всё нужно в правильной рамке чтения: все эти вузы не дают настоящего профессионального образования, они дают некоторое общее образование, наращивают общечеловеческий капитал, и спасибо им. Одни делают лучше, другие делают хуже. А потом мы из выпускников этих массовых вузов будем готовить профессионалов.

В этом, в частности, как мне кажется, состоит идея реформы высшего образования с разделением на бакалавратуру и магистратуру, где бакалавратура будет давать общее образование, а магистратура – специальное. Но я не хотел бы в это углубляться.

По поводу инварианта. Полемические суждения по поводу того, что у нас есть идолы фундаментальной науки, научных школ и т.д., – это, как мне кажется, достаточный инвариант. Я здесь ничего остроумного не говорил. Потому что почти все известные мне лично и не лично (например, на форуме scientific.ru) ученые, не ангажированные в административный establishment, соглашаются, что система цитирования, журналы, фонды, которые не только финансируют науку, но и создают рынок репутаций, – это то, что нам сейчас нужно, для того чтобы сдвинуть дело из того положения, в котором оно находится. Здесь я старался быть наименее оригинальным и не бросаться в такие крайности, в какие я бросался в середине доклада.

Ольга Лобач: Добрый вечер. У меня все-таки осталось недоумение, которое высказывал Виталик. Такое ощущение, что, не прояснив его, нельзя дальше двигаться. Потому что из вашего доклада, если проанализировать, получается, что науки нет. Вы рассмотрели ее в экономической действительности, и в ресурсном плане она ни на что претендовать не может. Вы сказали, что заказчик исчез, новый не сформирован. В последнем ответе вы тоже сказали по поводу изменения в сфере образования, и оно тоже перестает быть связанным с наукой. Тогда я в упор не понимаю, а чего реформировать-то, куда дальше что переводить. Потому что либо наука есть нечто присутствующее, включенное, либо, по крайней мере, ценность, которая стаскивает на себя ресурсы или что-то еще. Я не могу найти следов существования науки в вашем изложении. Либо это историческая часть, но она уходящая натура, тихо гибнет, начиная с периода Возрождения, сейчас она на последней стадии. Заказ новый уже тоже не просматривается. И когда вы говорите, что «наука должна включаться туда-то», получается, что пустота ни во что не включится. Я не могу понять, в чем тогда предмет.

Александров: Сейчас еще раз попробую объяснить, что я имел в виду. Во-первых, что существует не вообще где-то и как-то, а в России. В России существует деятельность большого количества ученых, хороших и плохих, их соотношение можно обсуждать, есть разные исследования состояния науки, есть мрачные наблюдения. Разговаривал с коллегой-естественником, он говорил, что в их академическом институте в Москве 1,5 тыс. сотрудников, а всего 4-5 сильных лабораторий. Это, значит, максимум человек 100-200 на 1,5 тыс. сотрудников. Есть ученые, которые занимаются этой деятельностью. Но они не только не образуют научного сообщества (с эмфазой на слово «научное»), но их деятельность в рамках российской действительности нельзя определить как науку. Дело не в том, что науку никто не потребляет. Я смотрю на науку не как на продукт, который выставлен для потребления, а как на побочный результат некоторой деятельности. Структурирования этой деятельности, побочным продуктом которой является яркая передовая наука, большие интеллектуальные достижения, у нас не создано. В этом смысле науки нет.

Лобач: А в каком она есть?

Александров: Я повторяю, что в стране есть большое количество ученых, которые делают научные работы. Любое обсуждение может быть только в определенных рамках и системе определений. В тех рамках, которые я предлагаю, наличие ученых, занятых научной работой, не означает существования науки. Можно говорить о том, что везде, где есть правительства, существует государство, но, например, с точки зрения веберовской концепции государства как монополиста легитимного насилия, не во всех случаях при наличии государственных границ и правительства есть государство. Его может и не быть, если насилие приватизировано силовым предпринимательством и население считает это насилие легитимным. Или нам может казаться, что существует рынок, поскольку кто-то кому-то дает деньги и кто-то что-то покупает, а на самом деле рынок не работает, потому что не существует институтов, которые его поддерживают.

В отношении науки у меня примерно такая же логика рассуждений. Я предлагаю рассматривать науку как институт, который может и не существовать, при том, что люди продолжают совершать определенные действия, которые считаются наукой. Те, кто печатается в международных журналах с высоким импакт-фактором, участвуют в научной деятельности, только при этом, где бы они не жили (на Северном полюсе, на Коста Брава, в Москве, в Петербурге или в Новосибирске), они участвуют в науке не там, где живут. Скажем, на Коста Брава может собраться какое-то количество математиков, отдыхать там и обсуждать математику. Там не будет науки, эта наука будет где-то совершенно в другом месте. У нас сложилась такая парадоксальная ситуация. Если мы не создадим какие-то механизмы, которые будут формировать эту научную деятельность как работающую систему правил производства знания у нас здесь, то это так и будет продолжаться.

Лобач: Но когда вы говорите: «Если мы не создадим здесь…» — тогда непонятно, с какой позиции идет обсуждение этой темы. Либо вы признаете, что наука есть некое общественное благо, которое признается обществом, и общество считает, что это ценность, в которую нужно вкладывать ресурсы и которая должная существовать. Тогда хотя бы можно дальше переходить к любимым Виталием политическим вопросам: где субъекты, которые могут это инициировать и т.д. Потому что в вашем описании нет ни одной точки, с которой дальше можно производить действия. Когда вы говорите, что науки не существует, вы просто провоцируете меня, например, запросить помощь зала (может, вы окажетесь правы), сказать, кто-нибудь знает признак существования науки здесь и сейчас в нашей стране. По крайней мере, две руки я вижу, это не мало, три. Т.е. есть некие факты, которые для людей несомненны. В вашем изложении ни одного такого факта не было. Поэтому я, например, понимаю, что если у человека есть опыт представления о том, что наука есть, он может его двигать в ту или другую сторону и улучшать. Но пустота, которую кто-то неизвестно с какой позиции должен наполнить и перевести в то, что будет наукой, но уже не той, которая была, а той, которая неизвестна и мировая ли – еще непонятно. Это тогда просто висеть на булавке.

Александров: Я попробую ответить. Мне сразу не пришло в голову это сказать. Наука в моей рамке обсуждения не определяется как некое благо, она определяется как система правил. Это разные вещи. Благом, т.е. продуктом, товаром, goods, является знание, информация. Знание может быть транслировано, оно может участвовать в производстве новшеств, инновационных систем в промышленности, оно может работать в высшем образовании. И это востребовано, это является ценностью у нас здесь и сейчас. Для того чтобы у нас снова заработала машина по производству новых знаний, нужно ввести в действие работающие правила, которые я называю наукой. Такой ответ понятнее?

Лобач: Уже лучше.

Александров: Меня можно обвинить в том, что я поставил под вопрос, что такое наука, и перевел это в другую систему определений. Но я просто отступил на шаг назад и сказал, что знание, информация, инновации – это блага. Это, действительно, блага, которым, в частности, можно приписать цену. А в целом науке цену не припишешь. Инновациям, информации можно приписать, а науке цену приписать нельзя. Мне кажется, что долгий разговор о том, имеет ли наука цену, связан именно с тем, что на самом деле наука – это не благо, а просто система работающих правил. Тогда у нас не будет проблемы приписывания цены.

Ольга Орлова: Добрый день. По мере вашего выступления у меня накопилось огромное количество вопросов — мелких, конкретных. Потом я просто решила все свести к одному простому. Вы говорили, что у нас есть ученые, но нет науки (вы начали с этого утверждения). Когда мы говорим «у нас», имеем ли мы в виду Россию? Дальше, когда речь шла об идолах, которые существуют у нас, было сказано об идоле существования научного сообщества, что это такие семинары, конференции, куда попадают ученые самых разных рангов: и бездельники, и дилетанты, и т.д. Хотелось спросить, где существует такое сообщество, куда они не попадают? И существует ли где-то такая система отбора?

Был приведен пример с Германией. Вы очень удачно рассказали о том, что человек, который пишет первую диссертацию в Германии, не получает постоянной позиции в этом университете и не дослужится до профессора, сначала он должен попреподавать в другом месте. Да. Но не было сказано о том, что при всем при том в Германии в ученой среде нет такой задачи – получать ученых извне. При этом в Америке тратится огромное количество времени на поиск талантливых ученых извне, но там извне берется и прислуга, и компьютерные работники, и все остальные, и это нормально. А в Германии, например, нет. Ты должен поработать в другом университете. Тем не менее, скажем, иностранец не получает постоянной позиции, хотя он может проработать 30 лет. Потому что это другое научное сообщество и просто другая организация науки.

Когда прозвучало утверждение, что любой настоящий толковый ученый может объяснить на пальцах, чем он занимается, директору завода, президенту, депутату, почему именно это нужно делать, и тогда он, действительно, толковый ученый, хотелось спросить, а что такое тогда популяризатор? В русском языке ученый, исследователь и преподаватель – это не синонимы. Человек может быть замечательным исследователем и совершенно не уметь объяснить, чем он занимается и зачем это нужно делать. И наоборот, он может быть толковым преподавателем, толковым популяризатором и совершенно никудышным исследователем.

В конечном итоге я просто все эти вопросы снимаю и хочу задать один простой вопрос. Укажите географическую точку, в которой существует наука. Не только ученые, но настоящее научное сообщество, наука как институт, при этом там нет перечисленных идолов (о которых вы рассказали и от которых нам надо было бы избавиться). Назовите конкретное место, где это так.

Александров: Я бы все-таки хотел ответить на несколько вопросов, если можно. Верно, конечно, что люди, производящие знание, могут иметь разные роли, и не всегда эти роли хорошо совмещаются: скажем, ученый-преподаватель-популяризатор. Спасибо Симону Гдальевичу, он очень хорошо сказал, что, на самом деле, человек, которые впервые учится варить самогон, тоже занимается некоторой наукой в том смысле, что он производит какое-то технологическое, хотя бы неявное знание. Разные люди нужны в лабораториях, в том числе и в химических, но с начала Нового времени учеными принято называть тех, кто умеет свои результаты публиковать. Очень важная вещь – то, что можно назвать открытой наукой. Жесткое разделение ролей – ученый, преподаватель, популяризатор – связано исторически с очень коротким промежутком времени и ростом правительственных контрактов времен Холодной войны, когда из-за того, что стало много государственных денег на науку, людям стало казаться, что преподавание – это побочное для ученого дело. До этого было понятно и сейчас снова становится понятно, что преподавание – это основное дело ученого.

Орлова: Вопрос о том, что один и тот же человек может быть прекрасным исследователем и никудышным преподавателем. Он прекрасный ученый, но абсолютно не умеет чего-либо объяснять.

Александров: Конечно. Но дело в том, что, если он прекрасный ученый, хотя и очень плохо объясняет, люди все равно пойдут к нему учиться, и он будет de facto хорошим учителем. Потому что он будет учить через работу вместе у лабораторного стола. И совершенно не важно, как это знание будет транслировано. Мы сейчас можем далеко уйти в вопросе, как знание передается и как происходит процесс образования.

По поводу Германии хочу сказать, что я имел в виду Германию XIX в., а сейчас в Германии очень остро стоит проблема реформы. Мы все время рассуждаем об утечке мозгов. Германия тоже этим мучается, она собирается менять свои старые правила деятельности, в том числе отменять вторую диссертацию и т.д. и специально менять карьерные возможности ученых, чтобы вернуть их из-за границы. В Германии те же самые проблемы, что и у нас.

Орлова: С другой стороны, в Америке другие проблемы: как создать и сохранить научные школы.

Александров: Вы поговорите с американцами, у них нет таких проблем, потому что у них нет научных школ, там не знают, что это такое. Потому что там ориентация на то, что когда человек уходит из этого университета, его должен сменить кто-то другой, приглашенный из другого университета. Там в этом смысле вообще не сохраняются научные школы, как, например, и в Англии. Почему Кэвендишская лаборатория в Кембридже всегда получала Нобелевские премии? Потому что там со сменой директора лаборатории менялась тематика лаборатории. Был Резерфорд – была одна тема, был Брегг – была другая тема, и каждый раз Нобелевские премии. Если мы будем стремиться к тому, чтобы у нас в каждом институте сохранялась научная школа, у нас в следующем поколении не будет Нобелевских премий. В первом поколении будет много Нобелевских премий, а потом их не будет.

Назвать какую-нибудь точку, где существует наука… Ну, например, центр физики Абдуса Салама в Триесте. Это, отчасти, шутка. Существуют некоторые места, в том числе в Европе и Америке, где можно сказать, что существует национальная система науки. Вот, в Америке, во Франции, в Англии. В Германии она очень плохо работает, они все время жалуются. В Швеции, в Японии.

Орлова: Надо, чтобы они были избавлены от идолов. Потому что было перечислено много идолов, и несколько из них есть практически в каждой стране, где есть наука.

Александров: Безусловно, везде есть свои. Вот, в Германии есть свои идолы, и они от них пытаются избавиться.

Лейбин: Я потом сошлюсь на это место.

Евгений Онищенко (Scientific.ru): Тут много говорили о шокирующем названии лекции, «Ученые без науки». Я мог бы предложить свое понимание того, что сказал докладчик, который начал с того, что наука зародилась как некое экспертное сообщество, необходимое для того, чтобы одни квалифицированные люди оценивали производимый результат, продукт других квалифицированных людей, стоит их приглашать или не стоит. В этом смысле, по-видимому, докладчик хотел сказать, что у нас науки не существует, поскольку экспертное сообщество России в значительной степени в институтах экспертизы не работает. Я бы наиболее полно выразил эту мысль так. Почему? Потому что, говорит докладчик, у нас существуют некие устойчивые сложившиеся, условно говоря, научные школы, когда происходит консервация научных интересов, научных связей. Одни и те же люди, которые десятки лет занимаются одной и той же тематикой, друг друга хорошо знают, они друг друга оценивают. Это уже не вполне экспертиза. Это получается «ты мне, я тебе». Так можно понять вашу мысль? По-видимому, речь идет о том, что, чтобы у нас появилась работоспособная наука, у нас в значительной степени нужно возрождение науки как института экспертизы, не как сообщества неких формальных экспертов, но как института экспертизы. Так?

Александров: Да.

Онищенко: Хорошо. Тогда правильная постановка проблемы – это половина темы, но вторая половина – это предложить какие-то готовые конкретные рецепты, как можно исправить эту ситуацию. Такие рецепты существуют. Есть предложения, направленные конкретно на то, как у нас возродить это экспертное сообщество. За что-то надо ухватиться, себя за волосы из болота не вытащишь. Поэтому вначале нужно апеллировать, докладчик об этом сказал, к тому, что есть, к научным журналам в России и за рубежом, в которых печатаются российские ученые. Так или иначе, при этом, безусловно, происходит оценка, есть высокорейтинговые журналы, а есть журналы, которые публикуют всякую макулатуру, что принесут авторы. Таким образом постоянно происходит процесс экспертизы, который выражается в формальной оценке уровня публикации, по импакт-фактору журнала, а также по последующей цитируемости. Может, не все принадлежат к научному сообществу, цитируемость – это, можно сказать, востребованность результатов работы другими учеными, вот и все. Высокую цитируемость может иметь и плохая работа, в принципе, ошибочная. Но, тем не менее, цитируемость – это некая оценка востребованности.

Есть предложение, основанное на том, что у нас в России есть некоторое количество ученых, которые высоко цитируются, публикуются в ведущих международных журналах. Можно провести специальный конкурс – это предложение члена-корреспондента РАН Александра Соболева – в журналах. Второй этап этого конкурса –экспертная оценка. Я не буду вдаваться в детали. Там есть конкурс позиций и конкурс грантов, конкурс проектов небольших групп. Эту оценку уже должны делать международные эксперты, т.е. люди, которые не являются российскими учеными. Почему это важно? Это важно, чтобы не произошел какой-то приятный междусобойчик: я выделил грант тебе, а ты выделишь грант мне. Таким образом, отобранные группы и люди, которые действительно получили высокую оценку на международном уровне, могли бы стать, ну, не основой, но одним из элементов (как и проведение этого конкурса) возрождения российской науки как экспертного сообщества. Такие предложения есть. Это может быть сделано по-разному, в форме организации некоего фонда, в форме межведомственной рабочей группы. Я хочу внести некий элемент позитива, обратить внимание присутствующих, что есть предложение, как возродить российскую науку, по сути, как возродить институт научной экспертизы.

Лейбин: Таких «штук» должно быть много, не одна.

Александров: Да, спасибо. Мне очень приятно, что Евгений здесь. Потому что scientific.ru – это очень мощный проект, один из самых мощных проектов по возрождению науки в России в том смысле, в каком я это имел в виду. На самом деле, если уж заниматься политическим «прожектерством», то можно предложить создать общественный совет по науке, в который нужно строго отобрать людей с соответствующим уровнем цитирования, то есть на основе абсолютно формальных простых правил. Скажем, разделить его на две палаты: моложе 60-ти и старше 60-ти. Потому что там тоже есть некоторые связанные с цитированием правила. У меня после общения с множеством ученых есть глубокое убеждение, что ученые примут этот совет как своих легитимных представителей. Потому что при всей ругани в адрес этого индекса цитирования все с ним согласны. Это очень важный ресурс.

Михаил Арсенин: Дорогой Даниил Александрович, вы супероптимист по поводу того, что все с этим согласны. Мне довелось на эту тему писать, была даже такая веселая заметочка, даже, по-моему, две. Вопрос вот в чем. С какой стати формально статусные ученые, которые вообще не цитируются, нулевые, не 10, не 100, вообще ноль… С какой стати эти люди должны уступить? Вы сформулировали замечательный тезис: журналы, фонды. А вот арифметика, которая отделит хороших от плохих, она как-то связана с impact-фактором и другими умными вещами, сетями цитирования. Но позвольте, с какой стати статусные, занимающие прекрасное положение люди, имеющие сегодня доступ к дележу научных, в общем-то, немаленьких денег (финансирование науки, бюджет прошлого, позапрошлого года можно посмотреть по табличке). С какой стати эти люди должны уступить место неким безвестным мальчикам, биологам, математикам, физикам, которых цитируют в хорошем американском журнале? Здесь речь идет о какой-то явно фантастической утопии. Я приведу простой пример, на нем закончу. Только что научное сообщество МГУ со счетом 99:1 избрало на очередной срок ректором МГУ некоего академика, который публично неоднократно говорил, что все эти «гарфилдовские штучки» и индексы цитирования — от лукавого, что не так нужно мерить научный вес ученого. Это опубликовано многократно. Слава Богу, он очень разговорчивый человек и часто печатается. Так что насчет «все» — это грубое неверное утверждение. И более того, некоторые корпорации сегодня, которых вообще никто не читает и не цитирует, кроме подчиненных, с какой стати должны уступить? Спасибо.

Александров: Как люди будут уступать власть – это вопрос политический. Это, действительно, нельзя решить путем публикации индекса цитирования. Неважно, какой бы параметр ни придумать, – это будет политический процесс. Дело вот в чем. То, что упомянутый вами ректор университета на Воробьевых горах ополчается на индекс цитирования, как раз и демонстрирует, что этот индекс признан большинством ученых как наиболее легитимный репрезентатор научной значимости и репутации. Те люди, которые на него бросаются с яростью, тем самым только подтверждают, что это важный, работоспособный фактор. На самом деле, в списке, который есть на scientific.ru, я, собственно, не видел неизвестных мальчиков-биологов с физиками, там, в общем, все известные и не совсем мальчики. Поэтому все это не так страшно выглядит.

Реплика из зала: Для кого не страшно?

Реплика из зала: Для нас с вами.

Вопрос из зала: Правильно ли я понимаю, что идет речь о науке как о некотором средстве коммуникации и более ни о чем, что в России нет науки как средства коммуникации? Т.е. тот же самый научный журнал является средством коммуникации, из которого одни ученые узнают, что наработали другие. И вы говорите, что в России нет именно этого. Я немного не понимаю, почему идет речь о том, что это катастрофа. Открытия в любом случае делаются. Возьмите научную сводку любого интернет- и печатного издания: огромное количество разных научных достижений каждый месяц. И как это связано с тем, что именно в России немного разлажена эта система коммуникации? И почему именно система коммуникации является наукой? Потому что все, что вы перечислили, касается именно коммуникации.

Александров: Каждый тезис можно высказать немного по-разному на разных языках. Существует некий общий язык описания, коммуникативистский, в котором все описывается как коммуникация. Если социальные процессы описать с точки зрения коммуникации, то наука – это особый вид коммуникативной деятельности по некоторым особым правилам. Это совершенно верно. Я немного в других терминах определял, но можно это переопределить таким образом. Важно вот что. Это как с температурой: вот вода жидкая, а если температура и упадает еще на «дельта», то вода замерзает. Если у нас коммуникативность и социальная мобильность в той деятельности, которую мы называем научной, падает ниже некоторого уровня, то система начинает замерзать. Вместо того чтобы отдавать тепло в виде сильных преподавателей, инноваций в промышленность, еще чего-то, она может начать поглощать тепло из окружающей среды, а потом замерзнуть и все охладить. У нас сейчас именно такая ситуация (что меня пугает), когда система, которая должна была бы производить тепло – научное новое знание, новых сильных деятелей в разных сферах, – перестает это делать. Я мог бы еще долго рассуждать, например, с точки зрения технологии коммуникации, почему это происходит. Она ресурсов поглощает больше, чем их генерирует. Вот, можно другим способом переформулировать мою идею. Я полагаю, наука существует тогда, когда эта система работает таким образом, что она в конечном итоге генерирует больше, чем поглощает.

Вопрос из зала: Я все равно не понимаю, как связано то, что у нас генерируется меньше благ, с тем, что при этом ежемесячно, ежедневно есть огромное количество научных открытий. Может быть, ежедневно и не огромное, но они есть. Я не понимаю, почему наука не функционирует и все плохо? Может быть, если рассматривать науку как культуру, хорошо, возможно, отмирают какие-то конкретные институты культуры. С этим я, пожалуй, соглашусь. Но, тем не менее, стоит ли печалиться, что исчезает какая-то установившаяся давно культура, при том, что действие этой структуры, конечный продукт все равно появляется, но другим способом. Т.е. это уже не результат действия этой культуры, это результат действия или не действия какой-то отдельной лаборатории.

Александров: Я, простите, отвечу на это дурацким образом. Могут быть разные точки зрения, например, «ну, вот отмирают какие-то институты, и слава Богу, а если нам понадобятся инновации или сильные преподаватели, мы их прикупим в других странах, поскольку у нас на это будут какие-то деньги». А, может, еще как-нибудь переможемся… Мне так не хочется думать. Может быть, просто поскольку я ученый, меня печалит, что не работает та увлекательная система, которая меня вовлекла в научную деятельность. Это и есть мой дурацкий ответ. Меня много чего привлекло в науку, я могу потом рассказать. Я жил в Ленинграде, и наука была не просто увлекательным занятием, она была увлекательным занятием здесь. Сейчас это увлекательное занятие – там. Я произвожу научные результаты преимущественно потому, что мои профессиональные стимулы находятся где-то там, во Франции, в Америке. Не в смысле, что мне там дают деньги, я их зарабатываю здесь, а просто там люди, которые меня стимулируют, там я усваиваю некие новые правила игры, которые стимулируют меня к тому, чтобы производить научные результаты. Я бы хотел, чтобы у нас эта система стимулирования работала здесь, чтобы для этого не надо было беспрерывно ездить в Бостон или Нью-Йорк.

Реплика из зала: Этот человек говорит о другом. Он говорит о том, если я правильно понял, что пресса создает впечатление, что у нас в России делается масса замечательных открытий. И какая вообще проблема?

Борис Салтыков: Я всегда с удовольствием слушаю Даниила Александровича, потому что он очень изящно упаковывает простые истины в очень сложные конструкции, из которых аудитория не может выбраться. Он начал с того, что определил науку не то чтобы как никто до него не определял, но очень странно. На прошлой лекции, которую я читал, звучали общепризнанные мировые определения: наука – система знаний (физика, химия…), кодифицированных и некодифицированных, наука как вид деятельности (это ближе всего к нам), а у экономистов наука как отрасль народного хозяйства, как некий экономический институт, уже с building’ами, институтами, начальниками и т.д. Когда вы говорите: «Науки в России нет» — вот все и удивляются: «Как это нет?» Если это система знаний, знания производятся? Производятся, хотя и хуже, мощность заметно упала. На СССР в мировом корпусе публикаций приходилось примерно 3,2%, публикации в тех самых журналах, которые входят в эти 5 тыс. ядерных журналов. Сейчас всего лишь 2,4%, про индекс цитирования лучше вообще не говорить, если удельные, на одного научного сотрудника – там катастрофические цифры, 40-е места. Т.е. мощность упала.

Поэтому, когда Даниил Александрович говорит: «Наука – это две вещи: журналы и фонды, давайте ими заниматься», я хочу, с одной стороны, согласиться, с другой стороны, пояснить, что журналы – это, как тут правильно сказали, площадка, где выставляются, обсуждаются результаты, и одновременно предполагается в журнале гамбургский счет, отбор статей, рецензирование. А фонды – это, на самом деле, механизмы распределения ресурсов для ученых, тоже с гамбургским счетом внутри, потому что распределяют сами ученые. Вот, государство говорит: «Распределяйте. Вот вам площадка, вот вам механизмы распределения» — это там. А у нас все шло по вертикали, по ведомствам и т. д.

Правильно говорят, что всякая наука рождена из той экономической и политической системы, где она существовала, под те задачи, под те конструкции она была хорошо устроена. А вот на уровне сакрального, малой группы – все равно, где ты работаешь. Лаборатория хорошая, начальник тебя не трогает, увлекает всех то же, что и вас увлекло: тяга к непознанному, интересному, любопытному, как это все устроено – и молодые люди все равно идут в эти малые группы. Но государство-то финансирует через вот эти структуры. И сегодня все структуры, где «краны», захвачены теми, о ком сегодня говорили, сидящими у «кранов» и не желающими, чтобы их мерили по публикациям. Зачем, вообще, их как-то мерить? Они уже «присели». Поэтому пошел brain drain, пошел отток мозгов, потому что там другие механизмы. У нас экономика другая, какая-никакая, но состязательная, хотя мы сейчас упорно разворачиваемся в другую сторону, но это другое дело, все-таки еще пока есть. А наука, действительно, по определению – состязательная деятельность. Поэтому я совершенно согласен и сам говорю: тезис, что наука и рынок не совместимы, – бред, просто бред. Не просто совместимы, а наука – всегда рынок идей и т.д.

Журналы и фонды – да, но, во-первых, и в журналах они сидят, и в фондах. Я не помню, рассказывал или нет на лекции. Когда вице-президент приходит в фонд и говорит: «Прошу оформить». Ну, какой же это фонд? К начальнику отдела химии приходит и говорит: «Оформи тут три заявки». А там трехэтажная экспертиза… Т.е. опять все подстроено под этот жесткий клановый административный механизм. Журналы и фонды – да, эти институты существуют. Но ведь в системе важны не только субъекты, а отношения между ними и правила игры. Все правила игры взяты оттуда: ты – начальник, я – дурак. Поэтому я согласен с репликой: отберем, создадим совет, слава scientific.ru. Как их оттуда сковырнуть-то? Потому что ресурсы распределяют эти самые структуры. Согласен с этими тезисами, а теперь мой вопрос: как же организовать всю эту систему, чтобы эти малые ячейки получали ресурсы именно как фонды? Т. е. хорошая ячейка, производящая хорошее интересное знание, получала больше денег, не производишь – умри или иди занимайся торговлей и т.д. В мире все это уже придумано, эти гамбургские счеты, peer review и т.д. Как это насадить? Как в итоге организовать научную систему в этой новой экономике?

Александров: Конечно, то, чем мы здесь занимаемся, что я говорю, – это такой политический дизайн на бумаге,  а гладко бывает на бумаге, да есть овраги, и по ним ходить. Это мы все понимаем. Поэтому здесь любые предложения страдают неким прожектерством. Тут либо есть политическая воля наладить эти отношения, либо нет. Возможно, необходимо структурировать сообщество ученых, это общее научное сообщество, которое здесь существует. Его нужно структурировать, чтобы появились какие-то субъекты деятельности. В начале 90-х гг. были довольно активные союзы ученых, и это было хорошо. Союз ученых (по крайней мере, петербургский, который я наблюдал) был единственной известной мне организацией такого рода, которая ввела жесткие правила сменяемости руководства, они продолжали этому следовать, ротации и т. д.

Реплика из зала: А результат?

Александров: Дело в том, что востребованность этих групп исчезла. Как многие политические группы того времени, они просто распались, это неизбежно. Сейчас у нас другой этап политического дизайна, у нас Общественная палата и все такое прочее. Возможно, что опять мы поедем по определенной колее. Но, может, раз есть эта колея, нам и надо по ней ехать и пробовать – давайте создадим общественный совет по науке, который, однако, будет отобран по определенным правилам, в который не войдут те люди, давайте попробуем создавать учреждения, которые будут свободны и независимы. Вообще говоря, неизбежный путь. Гумбольдт создал Берлинский университет таким образом, что он был не просто в Берлине при прусском государе, но он был альтернативой рядом существовавшим университетам. Когда французские преобразователи, политики в XIX в., убедились, что им не удастся реформировать Сорбонну (Сорбонна была страшной во второй половине XIX в. , у нас еще цветочки по сравнению с тем, что царило в Сорбонне), они создали Ecole Pratique de Hautes Etudes. Потому что ввести семинары немецкого типа и лаборатории в Сорбонне было в принципе невозможно. Прошло примерно 30 лет между тем, как была создана Haute Ecole по немецкому образцу, и тем, как Сорбонна почувствовала некоторое давление конкуренции и стала меняться, с трудом. Среди прочего история показывает, что это очень долгий процесс. Но мое убеждение – в том, что все время нужно биться в определенную сторону, двигаться, тогда можно эту колею загнуть, куда мы хотим. Мы никуда не выпрыгнем и себя за волосы не вытащим. Можно добиться, чтобы был открыт еще один новый фонд, в котором деньги распределяли бы другим образом, тогда сильные лаборатории имели бы возможность получать по два гранта одновременно. Нельзя по два гранта одновременно – пусть два, три фонда. Если есть сильные лаборатории, пусть они получат столько финансирования, сколько могут съесть. Уже хорошо. Если переходить к практической стороне дела, можем чего-то создать – уже хорошо.

Вопрос из зала: Спасибо большое за дополнение. Очень коротко насчет реалистичности. Вы совершенно правильно говорите, что это очень долгий процесс. Чтобы изменения стали реальны, не нужно ничего разрушать, не нужно говорить: «Давайте уберем Академию, Министерство науки, создадим общественный совет». Это бессмысленно. Во-первых, это пойдет во вред, во-вторых, это никто не примет. Надо постепенно рядом культивировать это новое. И те предложения, о которых я говорил, это не предложения «давайте отнимем у Академии или еще у кого-нибудь финансирование», давайте выделим дополнительное финансирование, несколько процентов от российского научного бюджета, и дадим тем людям, которые могут вокруг себя создавать плодотворную научную среду, которые, действительно, имеют высокий научный авторитет, к которым пойдет молодежь. И финансировать их будем на уровне, сопоставимом с западным, чтобы они могли работать. Это будет хорошо. Не надо ничего ломать, надо потихоньку строить новое, по возможности, грубо говоря, не отнимая у больших монстров.

Лейбин: Хочу заметить, у нас, как вы поняли, обсуждение рассыпалось. Сначала мы обсуждали некую логику основания, потом перешли к обсуждению конкретных прожектерских кейсов. Кейсы прожектерские симпатичные, но, по-хорошему, непонятно, зачем их обсуждать. Ну, есть такой образец, в принципе, работающий. Либо мы пытаемся собрать обсуждение, либо мы можем просто записать прожектерские предложения, в порядке очередности публиковать их и отправить в Администрацию Президента.

Вопрос из зала: Мне не совсем понятно, зачем существует наука. Такое впечатление, что то, что сейчас обсуждалось, — это проблемы совершенно чистой науки, которая никогда не внедряется в народное хозяйство. Т.е. там важно разделить деньги, и все пойдет само собой. То, что было в Советском Союзе, – была одна корпорация. Сейчас этих корпораций много, появились частные лица и организации. Эти частные организации имеют свои чисто коммерческие интересы, они хотят зарабатывать, получать больше прибыли. Для этого они покупают специалистов.

Те мозги, которые утекли на Запад, — не все, часть еще ушла в бизнес. И те, которые ушли в бизнес, им плевать на кандидатские, докторские диссертации, на индекс цитирования. Им платит деньги работодатель за конкретные работы, которые конкретно они внедряют на своих предприятиях и получают конкретную прибыль или просто снимают сливки, потому что у них идут первые разработки. И эти люди востребованы, их знает это профессиональное сообщество. Грубо говоря, мы гоним самогон. За самогоном приезжают из соседних деревень. Из соседних областей и городов хотят научиться гнать самогон, как это делаем мы. Вывести этих людей на публикацию нереально, они не будут публиковаться. Потому что они потеряют свои знания, свою стоимость и не получат денег за свои знания. Россия сейчас не в силах заплатить эквивалентные деньги за их знания. Потому что эти знания потенциально могут кормить человека всю жизнь. Ни от кого в России сейчас не получить за эти знания тех денег, которые обеспечат человеку, грубо говоря, безбедную старость.

Александров: Хочу сказать две вещи. Начну с вашего замечания. Мне кажется, что ситуация, в том числе и с научными результатами, производимыми в коммерческих структурах, не такая страшная. Я в свое время брал серию интервью у людей, которые работали в новых биотехнологических бизнесах, которые возникли на основе академической науки. Там глава одной фирмы все время страшно ругался в адрес академической, фундаментальной науки: «Вот! Проели мне плешь этой академической наукой! Обвиняют в том, что мы тут «проституируем науку, как не стыдно». Нет никакой фундаментальной науки, она вообще никому не нужна». Долго ругался. И я думал, как все-таки у него спросить, собираются они научные результаты делать или нет. И во второй части интервью я его спрашиваю: «Скажите, пожалуйста, а если работающий у вас молодой человек открыл что-нибудь такое интересное, что вам не нужно, вы что будете делать?» Он говорит: «Ну, дал бы ему полгода или год свободной работы для того, чтобы он получил сильные результаты». – «Зачем?» – «Как зачем? Мы постоянно публикуемся». – «Где?» – «В самых высоко impact’овых журналах». Спрашиваю: «Зачем?». – «Это хорошая реклама». На самом деле, существуют некоторые бизнесы, в которых это работает. Хотя их мало.

То, что вы описываете, тоже существует. Только что я услышал от коллег, что какие-то фармацевтические компании обратно купили человека. Человек уехал, по-моему, 12 лет тому назад учиться в аспирантуру в Америку. Сейчас заведует там небольшой группой. Его покупает наша российская компания заместителем директора по науке. Я специально доберусь до этого человека, хочу узнать, что там за науку собираются делать в этой фармацевтической компании, почему вдруг создают структуры, покупают русского специалиста, который 12 лет провел в Америке.

Но, мне кажется, очень важно, чтобы люди, которые занимаются научной деятельностью в университетах, в академических институтах, в фармацевтических компаниях, образовывали вместе некоторую систему научной деятельности. Почему я таким странным образом определяю науку? Это, можно сказать, центральный тезис моего выступления. Собственно, как я могу определить науку, если то, что сейчас у нас происходит, меня не удовлетворяет, а по другим критериям вроде все нормально? Потому что если наука – это система знаний, то у нас есть система знаний, она сохраняется, можно в библиотеку сходить, журналы почитать. Наука – это научная деятельность? Что ж, научная деятельность происходит, лаборатории и институты работают. Ну да, упала производительность. Так и в промышленности упала, а потом поднялась, ничего страшного. Как традиционно ни определи науку, кажется, ничего страшного с ней не происходит. Если, конечно, не определять ее как важную ценность культуры и пр., что тоже возможно в определенной системе координат. Но это как-то ни экономистам, никому не дашь, чтобы за это можно было подержаться. Я пытался придумать такое определение, которое было бы совместимо с некоторыми основными экономическими концепциями, которое можно было бы операционализовать, если нужно будет проводить исследования, и по которому было бы видно, что у нас положение не просто в 5 раз или в 40 раз упало, а замерзло. Этим желанием найти такой параметр, такую точку зрения на науку, при которой было бы понятно, чем мы все реально озабочены, не падением денег, которые, может, потом поднимутся, а некоторым качественным переломом, — и объясняется мое определение. В этом смысле теоретическая рамка непосредственно связана с некими частными рассуждениями-опасениями.

Лейбин: Мы сильно перевалили за девять. Поэтому оставшимся предлагаю все формулировать коротко и в виде не вопросов, а в виде отношения к происходящему.

Вопрос из зала: Тогда не вопрос, тогда некоторое замечание. Мне показалось странным, что уже во второй или третий раз при обсуждении вопроса российской науки совсем не затрагиваются проблемы самой науки как сферы знания. Такое впечатление, что ни в фундаментальных, ни в гуманитарных науках в мировом смысле нет кризиса. Что нет никакого кризиса, нет проблемы развития знания в связи с логикой самого знания, логики науки. Это, действительно, проблема, которая рассматривается достаточно давно и связана с определенными тенденциями внутри самой науки. На мой взгляд, это главное качество, которое не прозвучало. Это и разветвление, это и отсутствие общего языка, попытки выхода на синтез знания в разных направлениях и то, что он не получается. Не получается по разным причинам, в связи с отсутствием языка, системы и т.д. Но это абсолютно реальная проблема, которая почему-то не прозвучала. Это первое замечание.

Второе замечание по поводу технократичности предложений. На мой взгляд, это традиционно для русской действительности, в общем, ленинский призыв начать все с журналов, с «Искры», абсолютно понятен. Но, на мой взгляд, когда его выдвигал достаточно толковый Владимир Ильич, хорошо знавший гумбольдтовскую традицию, я имею в виду то, что он имел в виду и язык как систему правил, науку как систему правил, и науку как речевую деятельность, как организацию определенной деятельности, и речь как систему непосредственно текущего взаимодействия. И когда он призывал создать «Искру», он как раз говорил и о новом, и о старом. Что у вас, на мой взгляд, не прозвучало, — это оценки нового знания. У меня создалось впечатление, что вы хотите заменить один консерватизм другим консерватизмом. Если вы будете оценивать новое знание по экспертным оценкам, по уровню цитирования и т.д., то вы никогда не выйдете на новую парадигму, которая зарождается. Мало того, вы ее обязательно пропустите.

Вопрос из зала: Прямых вопросов просили не задавать, тогда я их опускаю. Я бы только хотел акцентировать внимание на том (вы это вскользь в середине доклада отметили), что все-таки значительная часть сказанного относится к естественным наукам, меньше к социальным, и к гуманитарным уже совсем не. Хотя там есть интересные вещи, вы говорили, что у человека, занимающийся наукой и пишущего зарубежным коллегам, такая форма эскапизма, и это очень интересная вещь, он выходит в некоторый другой мир. Так вот, у гуманитарного человека, который этим занимался, была похожая вещь, которая немного по-другому работала, – это принадлежность к некой универсалии всемирной культуры, то, что он жил на уровне Данте и Петрарки в океане, например, Брежнева. Очень интересный поворот проблемы. Это, видимо, тема другой лекции.

Вот какое у меня основное замечание. Вы говорили о науке как системе институций, но интересно было бы, как можно соотнести это с другим регистром размышлений, о науке именно как о стиле жизни. А стиль жизни – это когда вы сказали о такой категории, как увлечение, интерес. Поскольку у всех, наверное, и у вас роман с наукой начинается в детстве, когда все взрослые мотивы, которые вы упоминали, еще не играли роли. И насколько играет роль стиль образа жизни? Такой культурологический заход и его связь с институциональным. Это было бы очень интересно.

Лейбин: Переходим к самой интересной, завершающей части. Спасибо за последние реплики, они расширяют общенаучную и культурную рамки. Я хочу повиниться, что с точки зрения научного семинара я дал слабину, потому что у нас все разъехалось. Хочу компенсировать это некой жесткой фиксацией, хотя это, может, излишне. У нас такой американец, Том Палмер, который отлично, красиво читал лекцию о том, что когда-то попы поссорились с императорами и оттуда пошло разделение властей, демократия и пр. , закончил ее призывом к демократии и разделением властей. Можно было про Папу не говорить. Так вот, во всей прожектерской части можно было про Папу не говорить. Есть некоторые наработанные схемы, европейские, есть техническая проблема их переноса сюда. Многое из этого очевидно и правильно, и это нужно пропагандировать. Но я не хотел бы здесь пропагандировать, у нас здесь не митинг. Чего не хватает? Того, что здесь часто обсуждалось: такие хорошие европейские схемы. На самом деле, речь идет о том же, о чем у Тома Палмера: есть такая европейская, американская наука, у которой есть правильно организованные университеты и экспертные сообщества, нам нужно заимствовать некоторые формы, например, государство должно общаться с фондами (все равно что разделение властей у американского электората). Запомнили отличную идею scientific.ru.

Теперь, чего не хватает? Почему это все взлетит, что, в частности, объяснял Михаил Яковлевич? Т.е. что именно взлетит при таком подходе. При таком подходе взлетит очень маленькая наука в России, которая будет частью европейской западной науки. Она будет маленькой, потому что подход, из которого она строится, далеко не рефлективный. Не обсуждается, почему, как живет та большая наука, ее средства воспроизводства и потребления. Не обсуждаются ее внутренняя динамика, что будет на следующем шаге, поэтому мы встраиваемся в последний вагон, в журналы. Мы не создадим собственного журнала, потому что если мы будем копировать, то кому он будет нужен. Мы, на самом деле, по сравнению с советской наукой, лишим стимула, потому что у нас не будет такого стимула, как эскапизм. Все, кто хотел, давно устроились, но это не российская наука. И поэтому не будет политических аргументов по отношению к государству. Вот, что я буду финансировать? А зачем мне то финансировать? Это с одной стороны.

И самое главное, не сможет выработаться политическая позиция ученого сообщества. Потому что позиция, что нужно сделать как во всех нормальных странах, является глубоко ущербной, из нее нельзя выйти в политику. Потому что для того чтобы выйти в политику, нужно понимать, почему оно так устроено. Мы не можем у нас сделать демократию только потому, что у них там поссорились Папа с императором. Мы не можем сделать науку, потому что у них там, в Бельведерском университете, что-то произошло. Это должен быть наш продукт мысли, который, я надеюсь, способно породить ученое сообщество. Но для этого нужно выйти из позиции заимствования технических мелочей, которые мы все равно не можем никак внедрить, потому что нет других идей, кроме как послать ее по почте.

К тому, что с наукой, со мной, с мировой наукой происходит, в том числе и к контексту употребления. На прошлой лекции по науке был отличный момент, когда мы обсуждали, что на самом деле не нужна наука, чтобы построить высокотехнологичную экономику. Все вопросы, которые нужны для того, чтобы сформировать политическую позицию этого общества, были заторможены тем, что мы не используем необходимый для обсуждения исторический материал, а перешли к прожектам и на этом закончили думать.

Александров: Спасибо большое. Верно, что когда люди строят прожекты (и я сам), в конце они перестают думать. Просто поскольку у меня было сильное подозрение, что мы все равно займемся обсуждением того, что происходит и что делать, то я сразу это в конце эксплицировал, причем совершенно не оригинальным, а тривиальным образом. Мне не кажется, что проблема науки в России, ее воссоздание – проблема заимствования. Все всегда где-то что-то заимствуют: Франция у Германии, Германия у Франции и так далее. Мы здесь ничем особенным не отличаемся.

У меня в выступлении была парадоксальная позиция, что не существует сферы употребления науки, потому что может быть хорошее образование без науки, могут быть сильные технологии без академической науки. Мой тезис в том, что академическая наука возникает не для, а вследствие развития образования и промышленности, устроенных определенным образом. Потом наука и другие отрасли вступают в некое синергическое взаимодействие, но это уже потом. Я мог бы это обосновать кейсами из истории от Англии и Франции XIX в. до юго-восточной Азии и Бразилии конца XX в.

Поэтому мне кажется, что если мы не ставим специальной задачи использовать понятие «наука» для неких политических проектов, то вполне достаточно было бы определенным образом развивать промышленность и образование, т.е. в чем, вроде бы, возникает меньше вопросов, зачем стране нужны промышленность и образование. Тогда наука сама появится. Но если у нас есть идея использовать науку как некоторую систему политической аргументации, то это тоже можно сделать.

И последнее. Важная вещь, которая в моем докладе сознательно отсутствует, — это какие-то другие взгляды на науку. Мне кажется, что в современной философии, социологии существуют подходы, которые связывают глубокое видение науки как языка и культуры и науки как системы правил, в том плане, о котором я говорил. Это, конечно, Витгенштейн, с языковыми правилами, играми и формами жизни. Поскольку это совершенно другой язык, то об этом нужно устраивать совершенно другой семинар – он будет про науку как форму жизни.

В рамках проекта “Публичные лекции “Полит.ру”, стартовавшего в марте 2004 года, выступали:

  • Людмила Алексеева. История и мировоззрение правозащитного движения в СССР и России
  • Александр Пятигорский. Мифология и сознание современного человека
  • Александр Аузан. Новый цикл: Договор-2008
  • Николай Петров. О регионализме и географическом кретинизме
  • Александр Архангельский. Культура как фактор политики
  • Виталий Найшуль. Букварь городской Руси. Семантический каркас русского общественно-политического языка
  • Даниил Александров. Ученые без науки: институциональный анализ сферы
  • Евгений Штейнер. Япония и японщина в России и на Западе
  • Лев Якобсон. Социальная политика: консервативная перспектива
  • Борис Салтыков. Наука и общество: кому нужна сфера науки
  • Валерий Фадеев. Экономическая доктрина России, или Почему нам придется вернуть глобальное лидерство
  • Том Палмер. Либерализм, Глобализация и проблема национального суверенитета
  • Петр Мостовой. Есть ли будущее у общества потребления?
  • Илья Пономарев, Карин Клеман, Алексей Цветков. Левые в России и левая повестка дня
  • Александр Каменский. Реформы в России с точки зрения историка
  • Олег Мудрак. История языков
  • Григорий Померанц. История России в свете теории цивилизаций
  • Владимир Клименко. Глобальный Климат: Вчера, сегодня, завтра
  • Евгений Ясин. Приживется ли у нас демократия
  • Татьяна Заславская. Человеческий фактор в трансформации российского общества
  • Даниэль Кон-Бендит. Культурная революция. 1968 год и «Зеленые»
  • Дмитрий Фурман. От Российской империи до распада СНГ
  • Рифат Шайхутдинов. Проблема власти в России
  • Александр Зиновьев. Постсоветизм
  • Анатолий Вишневский. Демографические альтернативы для России
  • Вячеслав Вс. Иванов. Дуальные структуры в обществах
  • Яков Паппэ. Конец эры олигархов. Новое лицо российского крупного бизнеса
  • Альфред Кох. К полемике о “европейскости” России
  • Леонид Григорьев. «Глобус России». Экономическое развитие российских регионов
  • Григорий Явлинский. «Дорожная карта» российских реформ
  • Леонид Косалс. Бизнес-активность работников правоохранительных органов в современной России
  • Александр Аузан. Гражданское общество и гражданская политика
  • Владислав Иноземцев. Россия и мировые центры силы
  • Гарри Каспаров. Зачем быть гражданином (и участвовать в политике)
  • Андрей Илларионов. Либералы и либерализм
  • Ремо Бодеи. Политика и принцип нереальности
  • Михаил Дмитриев. Перспективы реформ в России
  • Антон Данилов-Данильян. Снижение административного давления как гражданская инициатива
  • Алексей Миллер. Нация и империя с точки зрения русского национализма. Взгляд историка
  • Валерий Подорога. Философия и литература
  • Теодор Шанин. История поколений и поколенческая история России
  • Валерий Абрамкин и Людмила Альперн. Тюрьма и Россия
  • Александр Неклесcа. Новый интеллектуальный класс
  • Сергей Кургинян. Логика политического кризиса в России
  • Бруно Гроппо. Как быть с «темным» историческим прошлым
  • Глеб Павловский. Оппозиция и власть в России: критерии эффективности
  • Виталий Найшуль. Реформы в России. Часть вторая
  • Михаил Тарусин. Средний класс и стратификация российского общества
  • Жанна Зайончковская. Миграционная ситуация современной России
  • Александр Аузан. Общественный договор и гражданское общество
  • Юрий Левада. Что может и чего не может социология
  • Георгий Сатаров. Социология коррупции (к сожалению, по техническим причинам большая часть записи лекции утеряна)
  • Ольга Седакова. Посредственность как социальная опасность
  • Алесандр Лившиц. Что ждет бизнес от власти
  • Евсей Гурвич. Что тормозит российскую экономику
  • Владимир Слипченко. К какой войне должна быть готова Россия
  • Владмир Каганский. Россия и регионы — преодоление советского пространства
  • Борис Родоман. Россия — административно-территориальный монстр
  • Дмитрий Орешкин. Судьба выборов в России
  • Даниил Дондурей. Террор: Война за смысл
  • Алексей Ханютин, Андрей Зорин “Водка. Национальный продукт № 1”
  • Сергей Хоружий. Духовная и культурная традиции России в их конфликтном взаимодействии
  • Вячеслав Глазычев “Глубинная Россия наших дней”
  • Михаил Блинкин и Александр Сарычев “Российские дороги и европейская цивилизация”
  • Андрей Зорин “История эмоций”
  • Алексей Левинсон “Биография и социография”
  • Юрий Шмидт “Судебная реформа: успехи и неудачи”
  • Александр Аузан “Экономические основания гражданских институтов”
  • Симон Кордонский “Социальная реальность современной России”
  • Сергей Сельянов “Сказки, сюжеты и сценарии современной России”
  • Виталий Найшуль “История реформ 90-х и ее уроки”
  • Юрий Левада “Человек советский”
  • Олег Генисаретский “Проект и традиция в России”
  • Махмут Гареев “Россия в войнах ХХ века”
  • АUDIO

Сколько химий на свете?

Н.  Е. Аблесимов,
доктор химических наук
«Химия и жизнь» №5, 6, 2009

Химию можно определить как предмет занятий химиков.
Т. Л. Браун, Г. Ю. Лемей

В начале было слово — «ал хеми», или алхимия. Оно восходит к египетскому иероглифу «хми», означавшем черную (плодородную) землю. Этим же иероглифом обозначался и сам Египет, место, где, возможно, возникла алхимия, которую часто называли «египетским искусством». Впервые термин встречается в рукописи Юлия Фирмика (IV век н.э.). Ю. Либих писал про алхимию, что она «никогда не была ничем иным, как химией».

Следующим словом стало «ятрохимия» — направление в естествознании и медицине, появившееся в XVI веке. Оно отводило основную роль в возникновении болезней нарушениям химических процессов в организме и ставило задачу отыскания химических средств их лечения. Зарождение и развитие ятрохимии, получившей наибольшее распространение в Германии и Нидерландах, связано с деятельностью Парацельса (1493–1541), а также врача и анатома Ф.  Боэ (1614–1672), сформулировавшего основные ее положения и открывшего при Лейденском университете первую химическую лабораторию для анализов. Представители ятрохимии уделяли внимание изучению процессов пищеварения, а также половых и других желез; различали «кислотные» и «щелочные» болезни. Ятрохимия во второй половине XVIII века перестала существовать как направление в медицине, но дала начало экспериментальной химии.

Большинство химиков XVI–XVIII веков имели медицинское образование и служили аптекарями. Далее, поскольку синтетической химии еще не существовало, вещества для лекарств добывали в естественном состоянии из минералов и растений, а для этого требовались методы анализа, разделения и очистки веществ. Развивается аналитическая химия. Затем военные интересы и запросы потребителей вызвали к жизни остальные разделы химии.

Сейчас химия состоит из пяти крупных разделов. Это аналитическая химия, неорганическая химия, органическая химия, биохимия, физическая химия и техническая химия. А далее они делятся, образуя сотню различных химий. Такое разнообразие заставляет задуматься над тем, что пришло время химии складывать, а не делить.

Академик Ю. А. Косыгин писал: «К концу XX века наука как бы разделилась на слои… Специалист часто замыкался в своем слое, увлекаясь в его пределах деталями… Это создавало узость научного мышления, забвение целостности мира, проблемы которого могут решаться только совместной работой в разных специальностях или их взаимопроникновением. Разделение на специальности создает атмосферу затхлости и беспомощности».

Таким образом, первая задача статьи состоит в показе абсурда такого деления применительно к химии. Разделы взяты из химических энциклопедий, обзоров, web-страниц вузов и НИИ, названий учебников и журналов. Вторая задача — ознакомление неофитов с многообразием химических решений житейских задач. И третья задача. Автору как профессионалу неприятно слышать на всех углах: «выращено без химии», «продукт не содержит химических веществ» и прочие странные лозунги. Куда же вы денетесь без химии!

Аналитическая химия — разработка методов определения химического состава вещества. Она возникла раньше других химических наук, и до конца XVIII века химию определяли как науку, изучающую химический состав веществ. Исторически это первая научная собственно химия.

Агрохимия — наука о химических процессах в почве и растениях, минеральном питании растений, применении удобрений и средств химической мелиорации почв. Включает определение содержания в почвах и растениях химических элементов, белков, аминокислот, витаминов, жиров, углеводов; установление механического и минералогического состава почв, содержания в них органической части (гумуса), солей, водорослей, микроорганизмов и др. Изучает влияние удобрений на растения и почву. Многие приемы агрохимии вошли в практику земледелия с глубокой древности. Благодаря созданию s новой отрасли агрохимии — химии ядохимикатов — появилась возможность не только улучшать питание растений, но и влиять (с помощью регуляторов роста) на их развитие, а также защищать от болезней, насекомых, клещей, нематод и других вредителей. Огромное влияние на агрохимию оказало открытие избирательных гербицидов. Уничтожение сорняков с их помощью позволило улучшить условия роста растений и более эффективно использовать удобрения, так как они не расходуются на подкормку сорняков.

Аналитическая химия элементов. Институт геохимии и аналитической химии РАН (ГЕОХИ, Москва) издает серию монографий, которых уже сейчас насчитывается свыше 50, а в идеале должно быть 109 — по числу известных химических элементов.

Астрохимия изучает химические реакции между атомами, молекулами и зернами пыли в межзвездной среде, включая фазы образования звезд и планет. Синтез гелия можно считать началом всех реакций в природе, первопричиной жизни, света, тепла и метеорологических явлений на Земле. Рождение химических элементов — функция звезд. До железа включительно они рождаются в термоядерных процессах синтеза ядер в недрах бесчисленных солнц. Начиная с кобальта и далее – создаются при взрывах сверхновых через нейтроноизбыточные ядра с последующей серией бета-распадов. Радиоастрономы показали, что темные межзвездные облака содержат многие сложные молекулы (метанол, окись углерода, формальдегид, этанол, синильную кислоту, муравьиную кислоту и другие). Молекулярная радиоастрономия позволила идентифицировать все эти молекулы по их вращательным спектрам в микроволновой области.

Бионеорганическая химия изучает комплексы биополимеров или низкомолекулярных природных веществ с ионами металлов, присутствующих в живых организмах (Na+, K+, Ca2+, Mg2+, Fe2+). Исследует роль этих ионов в выполнении биологических функций ферментов. Практическое применение связано с синтезом металлосодержащих лекарственных препаратов.

Биоорганическая химия изучает связь между строением органических веществ и их биологическими функциями. Объекты исследований: биополимеры, витамины, гормоны, антибиотики и другие. Сформировалась на стыке биохимии и органической химии. Биоорганическая химия связана с практическими задачами медицины, сельского хозяйства, химической, пищевой и микробиологической промышленности.

Биохимия изучает входящие в состав организмов химические вещества, их структуру, распределение, превращения и функции. Казалось бы, эта наука должна быть разделом органической химии, однако многочисленные разветвления биохимии превратили ее в отдельное направление. Первый синтез природного вещества мочевины в 1828 году разрушил представление о «жизненной силе», участвующей в образовании веществ организмом. Внедрение в биологию идей и методов физики и химии, а равно стремление объяснить строением и свойствами биополимеров такие биологические явления, как наследственность, изменчивость или мышечное сокращение, привело в середине XX века к выделению из биохимии молекулярной биологии. Потребности народного хозяйства в получении, хранении и обработке различных видов сырья привели к развитию технической биохимии. В конце XX и начале XXI века биохимия стала ведущим химическим направлением, во всяком случае, большинство Нобелевских премий по химии присуждают именно за биохимические работы.

Галургия — раздел химической технологии по производству минеральных солей. К галургии в узком смысле относят переработку природных солей. Сырьем для галургического производства служат морская вода, отложения морских солей, а также озерные и подземные рассолы. Прикладные задачи — проектирование калийных, соляных и сульфатных предприятий; проектирование предприятий по добыче и переработке горно-химического сырья: сульфата натрия, фосфоритного, магнийсодержащего сырья и других природных солей.

Геохимия изучает химический состав Земли, распространенность в ней химических элементов и их стабильных изотопов, закономерности распределения химических элементов в различных геосферах, законы поведения, сочетания и миграции элементов в природных процессах. Геохимия исторически сформировалась как химия элементов в геосферах и во многом продолжает оставаться таковой. Это было оправданно во времена Ферсмана и Вернадского. Но свойства веществ – это свойства фаз. Один и тот же элемент может находиться в составе различных фаз и сам образовывать множество фаз с очень разными свойствами (вспомним хотя бы фазы углерода). В XX веке появились методы анализа фаз. Поэтому дальнейшее развитие геохимии — это химия фаз в геосферах. Валовой элементный анализ геологических проб должен подкрепляться фазовым анализом. Иначе наблюдается ничем сейчас не оправданный перескок через структурный уровень организации вещества: от химического элемента, минуя минеральную фазу, к породе и геологическому телу.

Гидрохимия изучает химический состав природных вод и закономерности его изменения под влиянием физических, химических и биологических воздействий. Задача — установление химического состава основных элементов экосистем океанов и морей, процессов их биогеохимической трансформации и эволюции.

Гистохимия — раздел гистологии, изучающий локализацию различных химических веществ и продуктов их метаболизма в тканях. Некоторые методы окрашивания позволяют выявлять в клетках те или иные химические вещества. Возможно дифференциальное окрашивание жиров, гликогена, нуклеиновых кислот, нуклеопротеинов, некоторых ферментов и других химических компонентов клетки. Вклад гистохимии в изучение химического состава тканей постоянно возрастает. Подобраны красители, флуорохромы и ферменты, которые можно присоединить к специфическим иммуноглобулинам (антителам) и, наблюдая связывание этого комплекса в клетке, идентифицировать клеточные структуры. Эта область исследований составляет предмет иммуногистохимии. Использование иммунологических маркеров в световой и электронной микроскопии способствует расширению знаний о биологии клетки, а также повышению точности медицинских диагнозов.

Иммунохимия изучает химические основы иммунитета. Основные проблемы: строение и свойств иммунных белков — антител, природных и синтетических антигенов, а также выявление закономерностей взаимодействия между этими главными компонентами иммунологических реакций у разных организмов. Методами иммунохимии пользуются также в прикладных целях, в частности при выделении и очистке активных начал вакцин и сывороток.

Квантовая химия. Это направление химии на основе квантовой механики рассматривает строение и свойства химических соединений, реакционную способность, кинетику и механизмы химических реакций. Из-за сложности объектов применяют приближенные методы расчета. С квантовой химией неразрывно связана компьютерная химия — дисциплина использующая математические методы для расчета молекулярных свойств, амплитуды вероятности нахождения электронов в атомах, моделирование молекулярного поведения.

Коллоидная химия — наука о дисперсных системах и поверхностных явлениях. Отсюда берет начало популярная нынче нанотехнология. Коллоидные системы – это и человек и холодец. Поскольку у частиц дисперсной фазы и окружающей их среды большая поверхность раздела, поверхностные явления оказывают определяющее влияние на свойства системы в целом. Цель исследований – управление образованием, свойствами и разрушением дисперсных систем и граничных слоев за счет регулирования межмолекулярных взаимодействий на границах раздела фаз. Этого добиваются с помощью поверхностно-активных веществ, способных самопроизвольно концентрироваться на поверхности частиц дисперсной фазы.

Компьютерная химия — см. квантовая химия.

Косметическая химия. Ее предмет – средства и методы улучшения внешности человека. Различают врачебную и декоративную косметику. Известно выражение «кожа — это самый большой орган», и нельзя не задумываться о том, как он функционирует, как действуют вещества, которые мы наносим на его поверхность, к каким последствиям приведет то или иное воздействие. Ответы на эти вопросы ищет косметическая химия.

Космохимия — наука о химическом составе космических тел, законах распространенности и распределения химических элементов во Вселенной, процессах сочетания и миграции атомов при образовании космического вещества. Космохимия исследует преимущественно «холодные» процессы на уровне атомно-молекулярных взаимодействий веществ, в то время как «горячими» ядерными процессами в космосе – плазменным состоянием вещества, нуклеогенезом (процессом образования химических элементов) внутри звезд — занимается физика. Развитие космонавтики открыло перед космохимией новые возможности. Это непосредственное исследование пород Луны при участии космонавтов или в результате забора образцов грунта автоматическими аппаратами и доставки их на Землю. Автоматические спускаемые аппараты сделали возможным изучение вещества и условий его существования в атмосфере и на поверхности других планет Солнечной системы и астероидов, в кометах. Благодаря экстремальным условиям в космическом пространстве протекают процессы и встречаются состояния вещества, несвойственные Земле. В межзвездном пространстве обнаруживаются в крайне малых концентрациях атомы и молекулы многих элементов, а также минералы (кварц, силикаты, графит и другие) и, наконец, идет синтез различных сложных органических соединений из первичных солнечных газов H, CO, NH3, O2, N2, S и других простых соединений в равновесных условиях при участии излучений.

Криохимия изучает химические превращения веществ при низких температурах. Основные задачи — получение соединений, химически неустойчивых при нормальных условиях, выяснение нижних температурных границ химической активности веществ, разработка технологических процессов с использованием низких температур. Продукты криотехнологий — химические реактивы, ферменты, сорбенты, лекарственные вещества, резисторы, композиты, пигменты, катализаторы, электродные и пьезоматериалы, пористая керамика, порошки для стекловарения и выращивания монокристаллов.

Кристаллохимия изучает законы расположения атомов и типы симметрии в кристаллических телах, а также дефекты в их структуре. Центральное понятие кристаллохимии — кристаллическая структура. Определено свыше 120 000 кристаллических структур (около 40 000 неорганических, более 80 000 органических) — от простых веществ до белков и вирусов. Источником данных о структурах служат дифракционные методы исследования: рентгеноструктурный анализ, электронография, нейтронография, мессбауэрография. Причины образования той или иной кристаллической структуры определяются общим принципом термодинамики: наиболее устойчива структура, которая при данных давлении и температуре имеет минимальную свободную энергию. Обнаруженные Е. С. Федоровым 230 пространственных групп симметрии представляют собой естественный закон природы, не имеющий математического выражения (наряду с Периодической системой Д.  И. Менделеева).

Лазерная химия изучает химические процессы, стимулируемые лазерным излучением. Высокая монохроматичность лазерного излучения позволяет селективно возбуждать молекулы одного вида, причем молекулы других видов остаются невозбужденными. Возможность фокусировки лазерного излучения позволяет вводить энергию локально, в определенную область объема, занимаемого реагирующей смесью. Лазерное воздействие на химические реакции может быть тепловым и фотохимическим. Лазерная офтальмология и микрохирургия — в конечном счете та же лазерная химия, но на службе у медицины.

Лесохимия изучает химические свойства древесины и способы ее промышленной переработки, чтобы извлечь как можно больше полезных веществ. Целлюлозно-бумажное производство занимает первое место по объемам перерабатываемого сырья и готовой продукции в лесной промышленности. Оно потребляет балансовую и дровяную древесину (80%), отходы лесозаготовок и деревообработки (щепа, опилки — 20%) для выработки целлюлозы, древесной массы и получения из них бумаги, картона. Нитрованием целлюлозы концентрированной азотной кислотой в присутствии концентрированной серной кислоты получают тринитроцеллюлозу, называемую пироксилином, которую применяют в производстве бездымного пороха, поэтому рядом с целлюлозно-бумажным комбинатом следует искать завод боеприпасов. Гидролизные производства в качестве сырья используют отходы лесопиления и деревообработки. Первоначально гидролизу подвергали хвойную древесину, получая 160–180 л этанола в расчете на 1 т абсолютно сухого сырья (в дальнейшем стали производить также дополнительно 35–40 кг кормовых дрожжей из послеспиртовой барды). Затем появились предприятия фурфурольно-дрожжевого профиля (70–80 кг фурфурола и 100 кг дрожжей в расчете на 1 т сухих растительных отходов) и чисто дрожжевого профиля. Отходы этого производства – гидролизный лигнин (30–40% в расчете на абсолютно сухое сырье), который применяют как котельное топливо, а также для получения углей различного назначения, удобрений, уксусной и щавелевой кислот, фенолов, наполнителей для полимерных материалов. Однако чаще всего этот лигнин остается в виде никому не нужных отвалов. Существует и дубильно-экстрактовое производство — источник дубящих веществ. Для их выработки применяют кору ивы, ели, лиственницы, листья бадана, древесину дуба или каштана. Из смолы получают также канифоль. Еще одно направление — пиролизное производство, получение древесного угля из древесины нагреванием ее без доступа воздуха в специальных стальных ретортах и печах.

Магнетохимия изучает связь магнитных и химических свойств веществ, влияние магнитных полей на химические процессы. Спиновая химия как раздел магнетохимии уникальна: она вводит в химию магнитные взаимодействия. Будучи пренебрежимо малыми по энергии, магнитные взаимодействия контролируют химическую реакционную способность и пишут новый, магнитный «сценарий» реакции. Получение молекулярных магнетиков, многоспиновых молекул, содержащих неспаренные электроны, спиновых меток тоже можно отнести к спиновой химии.

Медицинская химия включает в себя аспекты биологии, медицины, фармацевтики. Она занимается обнаружением, дизайном, идентификацией и получением биологически активных соединений, изучением их метаболизма, интерпретацией способа действия на молекулярном уровне и созданием зависимостей «структура – активность». Таким образом, начав с медицины в XVI веке, химия в нее возвращается, несмотря на некоторый скептицизм медиков. Достаточно сказать, что 70% лекарственных препаратов — продукты синтетической химии, а остальные 30% — фитохимии.

Металлургия — область науки и техники, охватывающая процессы получения металлов из руд или других веществ, изменения химического состава, структуры и свойств металлических сплавов. Металлургические процессы применяют и для производства неметаллических материалов, в том числе полупроводников. Различают пирометаллургию (использование процессов, проходящих при высокой температуре), гидрометаллургию (извлечение металлов химическими реакциями в водных растворах) и электрометаллургию (применение электролиза).

Механохимия изучает химические превращения веществ при деформировании, трении, ударном сжатии. Пластическая деформация твердого тела обычно приводит к накоплению в нем дефектов, изменяющих физико-химические свойства, в том числе реакционную способность. Это используют в химии для ускорения реакций, снижения температуры процессов и других путей интенсификации химических реакций в твердой фазе. Механохимическим методом проводят деструкцию полимеров, синтез интерметаллидов и ферритов, получают аморфные сплавы, активируют порошковые материалы.

Нанохимия – химия и технология объектов, размеры которых порядка 10–9 м (кластеры атомов, макромолекулы). Когда речь идет о развитии нанотехнологий, имеют в виду три направления: изготовление электронных схем (в том числе и объемных), элементы которых по размерам сравнимы с атомами; разработка и изготовление наномашин; манипуляция отдельными атомами и молекулами и сборка из них макрообъектов. Место нанохимии в нанотехнологиях – синтез нанодисперсных веществ и материалов, регулирование химических превращений тел нанометрового размера, предотвращение химической деградации наноструктур, способы лечения болезней с использованием наночастиц.

Нейрохимия — раздел биохимии, изучающий химические и клеточные механизмы деятельности нервной системы. Нейрохимия подразделяется на общую, изучающую химические свойства нервной системы вне связи с конкретной физиологической деятельностью, и функциональную (частную), изучающую химические и молекулярные механизмы деятельности нервной системы в процессе реализации той или иной физиологической функции. Познание химических механизмов деятельности мозга не просто одна из задач биологии, оно играет важную роль в стремлении человека к осознанию самого себя как личности, к пониманию своего места на Земле. Поэтому нейрохимия — одна из самых сложных, современных и бурно развивающихся областей биохимии и нейробиологии. Она тесно связана с такими направлениями биологии, как морфология и физиология нервной системы, молекулярная биология и генетика, а также с клиническими дисциплинами, в частности с нейропатологией и психиатрией.

Неорганическая химия изучает химические элементы и образуемые ими простые и сложные вещества (кроме органических соединений углерода). Обеспечивает создание материалов новейшей техники. Число неорганических веществ приближается к 400 тысячам.

Органическая химия изучает соединения углерода с другими элементами — так называемые органические соединения и законы их превращений. К концу XX века их число превысило 10 млн. Синтез многочисленных органических веществ привел к созданию новых отраслей промышленности — синтетических красителей, полимеров, искусственного жидкого топлива и пищи. Удалось синтезировать витамины, гормоны, ферменты. Многообразие органических соединений во многом обусловлено изомерией – способностью соединений при одинаковом составе и массе различаться строением, физическими и химическими свойствами. Органическая химия делится на огромное число направлений.

Нефтехимия изучает состав, свойства и химические превращения компонентов нефти и природного газа, а также процессы их переработки.

Органическая геохимия изучает химический и изотопный состав органических веществ, заключенных в горных породах, их эволюцию в ходе геологической истории, закономерности распределения, а также роль органического вещества в процессах миграции химических элементов в земной коре, формировании месторождений урана, меди, ванадия, германия, молибдена. Этот раздел химии изучает исходные для органического вещества биохимические соединения (углеводы, белки, лигнин) и продукты их преобразования во внешних геосферах (гумус, сапропель, ископаемые угли, горючие сланцы, нефть) под влиянием бактериальной жизни, температуры, давления и других факторов. Геохимия нефти и угля разделилась на два самостоятельных научных направления. Органическая геохимия близко соприкасается с органической космохимией в части исследования органического вещества космических тел.

Органический синтез изучает пути и методы искусственного создания органических соединений. В 1828 году Ф. Вёлер впервые синтезировал органическое вещество из неорганического вне живого организма – провел перегруппировку цианата аммония в мочевину при нагревании в водном растворе. Цели оргсинтеза – получение веществ с ценными физическими, химическими и биологическими свойствами или проверка предсказаний теории. Современный органический синтез многогранен и позволяет получать практически любые органические молекулы.

Патохимия изучает химические механизмы патологических процессов. Например, проблема отторжения органов при пересадке — во многом проблема патохимии.

Петрохимия изучает распределение химических элементов в горных породах и породообразующих минералах.

Петрургия — производство стеклокристаллических материалов и изделий из расплавов горных пород (например, базальтов и диабазов) и промышленных отходов (например, шлака и золы) методом литья. Петрургические материалы предпочтительнее металлургических, так как устойчивы в окислительной атмосфере Земли и предполагают прямое использование сырья без выделения чистых компонентов. Петрургическое производство вырабатывает трубы, плиты, лотки для защиты рабочих поверхностей бункеров, желобов, узлов горно-обогатительного, металлургического и энергетического оборудования; кислотоупорные плитки и фасонные детали для химической промышленности; футеровку шаровых мельниц, облицовочные материалы и другие изделия, работающие в условиях воздействия кислот, щелочей или абразивных сыпучих материалов и пульп, а также базальтовое (каменное) волокно.

Пегниохимия. Химики тоже шутят, а что остается делать, если в лаборатории горячее и холодное стекло выглядят одинаково! Социологи провели опрос населения. Всем респондентам задавали два вопроса: 1) как вы относитесь к химическим удобрениям? 2) какая у вас в школе оценка по химии? Оказалось: 1) 90% россиян категорически против химических удобрений; 2) остальные 10% имели по химии оценку «5». Институт пегниохимии РАН, может быть, и появится, когда мы поймем единство природы и тупик бесконечного деления знания, и посмеемся над искусством разделять и не властвовать.

К области пегниохимии, несомненно, принадлежит и химический фольклор.

Крутит и вертит мешалку мотор.
В колбе трехгорлой бордовый раствор.
Варится, киснет ацетофенон.
Скоро дойдет до кондиции он.

Только я начал бензол отгонять –
Колба рванула… Кусков не собрать.
Вспыхнул бензол, загорелся халат.
Что-то заметил сосед невпопад.

Пищевая химия. Ее цель — создание качественных продуктов питания и методов анализа в химии пищевых производств. Это один из самых древних экспериментальных разделов химии со времен появления дрожжевого хлеба. Химия пищевых добавок контролирует их ввод в продукты питания для улучшения технологии производства, а также структуры и органолептические свойства продуктов, увеличение сроков хранения, повышение биологической ценности. К числу таких добавок принадлежат консерванты, антиоксиданты, окислители, эмульгаторы, стабилизаторы, красители, вкусовые вещества и ароматизаторы, интенсификаторы вкуса и запаха, витамины, микроэлементы, аминокислоты, пряности. Создание искусственной пищи — тоже предмет пищевой химии. Это продукты, которые делают из белков, аминокислот, липидов и углеводов, предварительно выделенных из природного сырья или полученных направленным синтезом из минерального сырья. Пищевые добавки, а также витамины, минеральные кислоты, микроэлементы и прочие вещества придают конечному продукту не только питательность, но и цвет, запах и нужную структуру. В качестве исходных компонентов используют вторичное сырье мясной и молочной промышленности, семена, зеленую массу растений, гидробионты, биомассу микроорганизмов, например дрожжей. Из них выделяют высокомолекулярные вещества (белки, полисахариды) и низкомолекулярные (липиды, сахара, аминокислоты и другие). Низкомолекулярные пищевые вещества получают также микробиологическим синтезом из сахарозы, уксусной кислоты, метанола, углеводородов, ферментативным синтезом из предшественников и органическим синтезом (включая асимметрический синтез для оптически активных соединений). Различают синтетическую пищу, получаемую из синтезируемых веществ, например диеты для лечебного питания, комбинированные продукты из натуральных продуктов с искусственными пищевыми добавками, такие, как колбасно-сосисочные изделия, фарш, паштеты, и аналоги пищевых продуктов, имитирующие какие-либо натуральные продукты, — скажем, черную икру.

Плазмохимия изучает химические процессы в низкотемпературной плазме. Низкотемпературной принято считать плазму с температурой 103–105 К и степенью ионизации 10–6–10–1 получаемую в электродуговых, высокочастотных и СВЧ газовых разрядах, в ударных трубах, установках адиабатического сжатия и другими способами. В плазмохимии важно разделение низкотемпературной плазмы на квазиравновесную, которая существует при давлениях порядка атмосферного и выше, и неравновесную, которая получается при давлении менее 30 кПа и в которой температура свободных электронов значительно превышает температуру молекул и ионов. Это разделение связано с тем, что кинетические закономерности квазиравновесных процессов определяются только высокой температурой взаимодействующих частиц, тогда как специфика неравновесных процессов обусловлена большим вкладом химических реакций, инициируемых «горячими» электронами. Примером плазмохимической технологии служит: синтез ацетилена из природного газа (электродуговая печь, 1600°С): 2CH4 = С2Н2 + ЗН2.

Прикладная химия. За этим нейтральным словом скрывается самая зловещая химия — химия для войны. Обслуживает в основном нужды военно-промышленного комплекса.

Радиохимия изучает поведение радиоактивных элементов, методы их выделения и концентрирования. Это научная основа получения высокоактивных материалов и регенерации ядерного горючего, разработки методов применения радионуклидов.

Радиационная химия — см. химия высоких энергий.

Сонохимия изучает химические реакции при воздействии ультразвука; это разновидность механохимии, проявляющаяся в жидкости: упругими волнами воздействуют на вещества, чтобы изменить их структуру и свойства. Главный инструмент сонохимии — кавитация, образование в жидкой среде массы пульсирующих пузырьков. Давление в них возрастает до 800 МПа, температура (по теоретическим оценкам) — до 7400 К, образуются электрические разряды, проходит ионизация, возникает явление сонолюминисценции — звук превращается в свет. Оценки показывают, что при сонолюминесценции происходит концентрация энергии в триллион раз, то есть на 12 порядков! Отсюда берет начало одна из заманчивых возможностей ультразвука в жидкости — «пузырьковый термояд».

Спиновая химия — см. магнетохимия.

Стереохимия изучает пространственное строение молекул и его влияние либо на химические свойства (статическая стереохимия), либо на скорость и направление реакций (динамическая стереохимия).

Судебная химия — часть прикладной, преимущественно аналитической химии в широком смысле слова. Это почти необъятная область по изобилию и разнообразию решаемых ею задач, ибо всякое химическое исследование, в сущности, может быть способом судебно-химической экспертизы. Она включает в себя исследование воздуха, воды, почвы, пищевых и вкусовых припасов, предметов потребления, человеческих секретов и экскретов, подозрительных кровяных и семенных пятен, различных технических препаратов, рукописных и напечатанных документов, сырых и обработанных лекарственных веществ. Но и при узком толковании, когда под судебной химией подразумевают ту часть аналитической химии, которая специально занимается открытием ядов при умышленных и неумышленных отравлениях, область судебной химии остается весьма обширной, так как само понятие «яд» представляется чрезвычайно растяжимым. Очевидна связь судебной химии не только с токсикологией и фармакологией, но и с терапией и физиологией. Для окончательного решения вопросов, возникающих при судебно-химических исследованиях о предполагаемых отравлениях, нельзя ограничиваться указаниями на присутствие или отсутствие тех или других ядов, но необходимо установить или исключить зависимость или даже причинную связь между найденным ядом и результатами, подмеченными при вскрытии трупа, выяснить — поскольку результаты могут обусловливаться изменениями, наступившими после смерти; необходимо, наконец, решить крайне важный вопрос о том, может ли обнаруженный яд или выделенное ядовитое вещество вызывать именно те симптомы, что наблюдали при жизни. Здесь врач и химик дополняют друг друга.

Супрамолекулярная химия означает химию, описывающую сложные образования, которые представляют собой результат ассоциации двух (или более) химических частиц, связанных вместе межмолекулярными силами. Ее главные объекты — супрамолекулярные устройства и ансамбли. Устройства — это структурно организованные системы, молекулярные компоненты которых обладают определенными электро-, ионо-, фото-, термохимическими и другими свойствами. Клатратная химия — самая передовая часть супрамолекулярной химии.

Термохимия изучает тепловые явления, сопровождающие химические реакции. Термохимические данные (значения теплоты образования и сгорания химических соединений, тепловых эффектов реакций) используют в химической технологии, при расчетах тепловых балансов процессов. Они же служат расчетной основой химической термодинамики.

Техническая химия. Сюда можно отнести текстильную химию, химию обработки материалов, химию стекла (а это оптическая промышленность — «глаза» микроскопистов, военных и астрономов), химические аспекты экономики. Элементы технической химии можно найти в XV—XVII веках. В середине XV века была разработана технология воздуходувных горнов. Нужды военной промышленности стимулировали работы по улучшению технологии производства пороха. Выходили фундаментальные труды по производству металлов и различных материалов, используемых в строительстве, при изготовлении стекла, крашении тканей, для сохранения пищевых продуктов, выделки кож. С расширением потребления спиртных напитков совершенствовались методы перегонки, конструировались новые перегонные аппараты. Появились многочисленные производственные лаборатории, прежде всего металлургические. Среди химиков-технологов того времени можно упомянуть Ван-ноччо Бирингуччо (1480–1539), чей классический труд «О пиротехнике» был напечатан в Венеции в 1540 году и содержал десять книг. В них шла речь о рудниках, испытании минералов, приготовлении металлов, перегонке, военном искусстве и фейерверках. Другой известный трактат, «О горном деле и металлургии», написал Георг Агрикола (1494–1555).

Топохимия изучает твердофазные реакции, протекающие в определенных участках твердого тела. Путь топохимии проходит от обжига минерального сырья до молекулярно-лучевой эпитаксии (ориентированного роста одного кристалла на поверхности другого), которую активно применяют в микроэлектронике. Ориентированный рост кристалла внутри объема другого называют эндотаксией. Эндотаксия наблюдается, например, при кристаллизации, коррозии.

Углехимия изучает происхождение, состав, строение, свойства твердых горючих ископаемых, а также методы их переработки. Основная задача углехимии — разработка технологий получения из угля, продуктов его переработки и другого углеродсодержащего сырья новых углеродных материалов и адсорбентов.

Фармакохимия (фармацея) изучает приготовление лекарственных веществ, действующих на организм человека и животных. Проверка их безопасности тоже входит в число задач фармакохимии. Из 400 химических соединений, предлагаемых в качестве лекарств, после испытаний принимается только одно!

Фемтохимия — возможность наблюдать за протеканием элементарных химических реакций в фемтосекундном временном диапазоне (10–15–10–12 с). Эти времена гораздо меньше периода колебаний атомов в молекулах (10–13–10–11 с). Благодаря такому соотношению времен фемтохимия «видит» саму химическую реакцию — как перемещаются во времени и в пространстве атомы, когда молекулы-реагенты преобразуются в молекулы продуктов. Это прямой путь исследования механизмов химических реакций, а значит, и способ управления реакциями. Успехи, достигнутые при использовании фемтосекундных импульсов, привели к открытию другой науки — фемтобиологии.

Физическая химия — наука об общих законах, определяющих строение и химические превращения веществ при изменяющихся внешних условиях. Говорят, что химики работают чистыми методами с грязными веществами, физики — грязными методами с чистыми веществами, ну а физические химики — грязными методами с грязными веществами, то есть исследуют химические явления физическими методами. Вначале это было весовой и объемный анализы, ощущение вкуса и запаха, измерение тепла и цвета. Потом пришли Р. В. Бунзен и Г. Кирхгоф со спектральным анализом, и пошло-поехало. Достижением на рубеже веков стало осознание того факта, что мир веществ скорее неравновесен, чем равновесен. Кроме того, в физхимии сплошь и рядом нарушаются законы арифметики. Вот типичный пример: 50 мл H2O + 50 мл C2H5OH = 96 мл водки + тепло.

Физическая органическая химия уделяет особое внимание исследованию механизмов органических реакций, а также количественной взаимосвязи между химическим строением органических соединений, их свойствами и реакционной способностью. Одно из достижений — открытие и доведение до практического использования стабильных радикалов, которые нашли применение в различных областях науки и техники в качестве спиновых меток, у которых неспаренный электрон служит источником сигнала электронного парамагнитного резонанса, ЭПР.

Фитохимия. Ее забота — создание высокоэффективных лекарственных препаратов на основе веществ растительного происхождения. Другое направление — экологически чистые средства защиты растений. Путь лекарства начинается в лаборатории либо химика-органика, либо фитохимика. Первый создает пока еще не исследованные соединения, второй выделяет вещества из растений. Затем созданные или выделенные вещества передают фармакологу. Он определяет, обладают ли эти вещества нужным эффектом. Чтобы найти активное соединение, применяют два метода. Первый — скрининг, то есть просеивание — перебор имеющихся веществ без предположения о том, с какой именно структурой нужно вещество. Впервые скрининг применил в начале XX столетия П. Эрлих для получения противосифилитических средств на основе органических соединений мышьяка. Второй — направленный синтез: исследователь постепенно накапливает материал, показывающий, какие химические радикалы или иные структуры ответственны за тот или иной вид действия. Природные молекулы растительного происхождения служат моделями для синтеза полезных соединений. Пример такого соединения — салициловая кислота, выделенная из коры ивы. На ее основе было создано такое популярное лекарство, как аспирин (ацетилсалициловая кислота). В настоящее время, несмотря на огромные успехи химиков-синтетиков, из растений получают более трети лекарственных препаратов. Структура многих из них настолько сложна (винбластин, сердечные гликозиды, кокаин, резерпин, хинин, колхицин, пилокарпин), что растения еще долго будут их единственным источником.

Фотохимия изучает реакции, возбуждаемые светом. Практическая фотохимия — фотография, изготовление печатных форм и микросхем методами фотолитографии, фотохимический синтез (например, капролактама). Самый значимый для Земли природный фотохимический процесс — фотосинтез, превращение зелеными растениями и фотосинтезирующими микроорганизмами энергии солнечного света в энергию химических связей органических веществ.

Химическая технология — это наука о методах и средствах рациональной химической переработки сырья, полуфабрикатов и промышленных отходов. Неорганическая химическая технология включает переработку минерального сырья (кроме металлических руд), получение кислот, щелочей, минеральных удобрений. Органическая химическая технология — переработку нефти, угля, природного газа и других горючих ископаемых, получение синтетических полимеров, красителей, лекарственных средств и других веществ.

Химическая физика изучает электронную структуру молекул и твердых тел, молекулярные спектры, элементарные акты химических реакций, процессы горения и взрыва. Сформировалась в 20-х годах XX века в связи с развитием квантовой механики и использованием ее представлений в химии. Граница между химической физикой и физической химией условна, а термин ввел немецкий химик А. Эйкен в 1930 году. Одно из достижений химической физики — теория разветвленных цепных реакций.

Химическое вооружение — боевые отравляющие вещества, средства их применения (ракеты, снаряды, мины, авиационные бомбы и прочие), нейтрализации и защиты. Применение химического оружия запрещено Женевским протоколом 1925 года, который ратифицировали свыше 100 государств. Однако его разработка, производство и накопление в некоторых странах продолжаются до сих пор.

Химия высоких энергий изучает химические реакции и превращения, происходящие в веществе под воздействием нетепловой энергии. Носители нетепловой энергии, воздействующей на вещество, — ускоренные электроны и ионы, быстрые и медленные нейтроны, альфа- и бета-частицы, позитроны, мюоны, пионы, атомы и молекулы при сверхзвуковых скоростях, кванты электромагнитного излучения, а также импульсные электрические, магнитные и акустические поля. Процессы химии высоких энергий различают по временным стадиям на физические, протекающие за фемтосекунды и менее, причем в течение этого времени нетепловая энергия распределяется в среде неравномерно и образуется «горячее пятно», физико-химические, в течение которых проявляются неравновесность и негомогенность в «горячем пятне», и, наконец, химические, в которых превращения вещества подчиняются законам общей химии. В результате образуются такие ионы и возбужденные состояния атомов и молекул, которые при комнатной температуре не могут возникнуть за счет равновесных процессов.

Химия высокомолекулярных соединений — раздел органической химии, объектами исследования которой служат макромолекулы синтетического и природного происхождения, состоящие из повторяющихся мономерных звеньев или молекулярных группировок, соединенных химическими связями и содержащих в главной цепи атомы углерода, а также кислорода, азота и серы. На основе высокомолекулярных соединений (полимеров) разрабатываются многочисленные материалы, в том числе интеллектуальные структуры, с функциональными ингредиентами, что существенно расширяет область их применения. Самая простая макромолекула — это полиэтилен:

…—CH2—CH2—CH2—CH2—CH2—CH2—CH2—…

Химия катализа изучает вещества, изменяющие скорость химических реакций. Катализатор не находится в стехиометрических отношениях с продуктами и регенерируется после каждого цикла превращения реагентов в продукты. Несмотря на появление новых способов активации молекул (плазмохимия, радиационное и лазерное воздействия и другие), катализ — основа химических производств (относительная доля каталитических процессов составляет 80–90%).

«Химия», на которую можно отправить. В 1963 году ЦК КПСС принял курс на химизацию народного хозяйства. Стал популярным лозунг: «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны, плюс химизация народного хозяйства». На фронте химизации ударный корпус составили условно-досрочно освобожденные заключенные. В этой связи в народе называли «химией» условно-досрочное освобождение, условное осуждение с обязательным привлечением к труду. Включает этапирование в спецкомендатуру, где заключенный обязан проживать в спецобщежитии и работать на указанном предприятии. Новый гуманный Уголовный кодекс предусматривает альтернативные виды наказания за незначительные преступления: штрафы, общественные работы по месту жительства.

Химия силикатов — солей кремниевых кислот. Роль катионов в силикатах играют элементы второго, третьего и четвертого периодов таблицы Д. И. Менделеева. В природе силикаты представлены в виде минералов, входят в состав большинства горных пород, слагающих основную часть земной коры. Тесно примыкает керамика, изделия и материалы, получаемые спеканием глин и их смесей с минеральными добавками, а также оксидов и других неорганических соединений.

Химия природных соединений изучает методы получения, строение и свойства природных биоорганических соединений класса углеводов, а также их синтетических аналогов. Например, аромат кофе содержит до 500 различных компонентов. Химия чая — это также химия природных соединений. Работы немецкого химика А. Байера, изучавшего строение и синтез индиговых производных (индол и синтез природного красителя синего индиго — это цвет классических джинсов), привели к созданию химии синтетических красителей и к Нобелевской премии 1905 года «за заслуги в развитии органической химии и химической промышленности благодаря работам по органическим красителям и гидроароматическим соединениям». Это было началом огромной отрасли производства анилиновых красителей.

Химия твердого тела изучает реакции, в которых участвует одно или несколько веществ в твердом состоянии. Находит применение в микроэлектронике, синтезе новых материалов (керметов, сверхпроводников). Один из ярких примеров — самораспространяющийся высокотемпературный синтез (СВС). Современное развитие метода СВС позволило разработать технологии получения сверхтвердых и тугоплавких материалов, таких, как нитрид титана, карбид бора, диборид титана, карбид титана, а также оксидных материалов для футеровки печей (оксид циркония) и даже высокотемпературных сверхпроводников.

Химия элементоорганических соединений — наука о строении и превращениях соединений, содержащих химические связи «элемент-углерод», где «элемент» — любой из элементов Периодической таблицы, за исключением H, O, S, CI, Вг. Основные классы элементоорганических соединений — металлоорганические, кремнийорганические, борорганические, фосфорорганические, фторорганические соединения. Металлоорганические соединения (МОС) содержат в молекуле связь «металл—углерод» (М—С). Цианиды, карбиды, а в некоторых случаях и карбонилы металлов, также имеющие связь М—С, считают неорганическими соединениями. К МОС иногда относят органические соединения B, Al, Si и некоторых неметаллов. Гем — самое известное и полезное природное металлоорганическое соединение — переносчик кислорода в человеческом организме.

В химии живых организмов роль элементоорганических соединений еще не совсем ясна, тем не менее можно с уверенностью сказать, что соединения кремния, фосфора и других элементов играют важную роль в жизнедеятельности живых организмов, стоящих на высоком уровне эволюционного развития, в частности человека.

Исследователи работают над синтезом полимеров с 45 элементами Периодической системы. Оказалось, что В, Al, Si, Ti, Sn, Pb, P, As, Sb, Fe в сочетании с кислородом и азотом способны образовывать неорганические цепи полимерных молекул с боковыми органическими и органосилоксановыми группами.

Прикладные аспекты химии элементоорганических соединений направлены на создание новых веществ и материалов для медицины (лекарственные препараты, материалы для протезирования, шовные нити), радиоэлектроники (фото- и светочувствительные материалы, полупроводники, ферромагнетики), сельского хозяйства (стимуляторы роста растений, пестициды, гербициды) и других отраслей промышленности (катализаторы, регуляторы горения моторных топлив).

Цитохимия изучает химическими методами строение и функции клеток, внутриклеточных структур и продуктов их жизнедеятельности.

Электрохимия изучает свойства систем, содержащих подвижные ионы, а также явления, возникающие на границе двух фаз вследствие переноса заряженных частиц. Это нужно для электролиза, гальванотехники, защиты металлов от коррозии и создания химических источников тока. Электрические аккумуляторы, химические источники тока многократного действия — бытовое воплощение электрохимии.

Ядерная химия — пограничный раздел между ядерной физикой, радиохимией и химической физикой. Изучает взаимосвязь между превращениями атомных ядер и строением электронных оболочек атомов и молекул. Иногда ядерную химию неправильно отождествляют с радиохимией. В ней можно выделить исследование ядерных реакций и химических последствий ядерных превращений, химию «новых атомов» — позитроний (Ps), мюоний (Мu), поиск новых элементов и радионуклидов, новых видов радиоактивного распада.

Статья написана по материалам монографии:
Аблесимов Н. Е. Синопсис химии: Справочно-учебное пособие по общей химии.
Хабаровск: Изд-во ДВГУПС, 2005.

Академик РАН о глупостях и обмане в российской науке – DW – 05.02.2018

Здание РАН в МосквеФото: cc-by-Nataliya Sadovskaya

Политика

Илья Коваль

5 февраля 2018 г.

72% россиян не смогли назвать достижения российской науки последних лет, 37% считают, что наука в РФ отстает от мировой, показал опрос ВЦИОМ. Академик РАН Михаил Садовский о ситуации в российской науке.

https://www.dw.com/ru/%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B5%D0%BC%D0%B8%D0%BA-%D1%80%D0%B0%D0%BD-%D0%BE-%D0%B3%D0%BB%D1%83%D0%BF%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8F%D1%85-%D0%B8-%D0%BE%D0%B1%D0%BC%D0%B0%D0%BD%D0%B5-%D0%B2-%D1%80%D0%BE%D1%81%D1%81%D0%B8%D0%B9%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9-%D0%BD%D0%B0%D1%83%D0%BA%D0%B5/a-41955236

Реклама

Согласно опросу ВЦИОМ, проведенному в конце января, 48 процентов жителей России считают, что мировая наука сейчас находится на подъеме, при этом 72 процента не смогли назвать ни одного научного достижения, сделанного в РФ за последние десятилетия. Российская наука, по мнению 37 процентов опрошенных, «немного» отстает от мировой науки. 50 процентов респондентов считают, что для осуществления прорыва в российской науке, в первую очередь необходимы финансовые вливания, а не повышение квалификации ученых (мнение 33 процентов опрошенных).

В кругу российской научной интеллигенции существует свое мнение по поводу сложившегося положения дел в науке. Так, группа из 397 российских ученых в открытом письме президенту РФ Владимиру Путину  пожаловалась на реформу Российской академии наук (РАН) и «критическую ситуацию в российской науке», приводящую к росту эмиграции из России молодых ученых. Они обвинили созданное в рамках реформы Федеральное агентство научных организаций (ФАНО) в попытке применить к научным институтам правила обычных бюджетных учреждений и заставить ученых планировать, сколько они сделают открытий и публикаций.

DW побеседовала с одним из подписантов обращения и, по его собственному признанию, одним из авторов текста письма, главным научным сотрудником лаборатории теоретической физики Института электрофизики УрО РАН Михаилом Садовским. Академик объяснил, почему существующий в науке госзаказ — это фикция, и рассказал, в чем любой современный доктор наук обойдет некоторых Нобелевских лауреатов.

DW: В открытом письме подвергается критике необходимость планировать количество научных открытий и публикуемых статей на несколько лет вперед. Опишите, пожалуйста, как это выглядит на практике.

Михаил СадовскийФото: privat

Михаил Садовский: Каждому институту спускаются таблицы планирования так называемого государственного заказа, в которых каждая лаборатория должна представить количество работ, которые опубликует в следующем году. Дальше это еще пересчитывается в пресловутых нормо-часах, от которых зависит зарплата и финансирование.

Это есть глупость по определению, потому что никакой реально работающий ученый не может предсказать число своих публикаций в следующем году. Научная работа, как всякая творческая, довольно плохо поддается какому-либо планированию. Причем требуют план даже на 3-5 лет вперед. Для борьбы с этим придумываются самые простейшие, как мы говорим, комсомольские приемы. Конечно, надо назвать цифру поменьше, чтобы ее потом перевыполнить.

— Вы сказали про госзаказ. В нем оговариваются направления научных открытий, которые хочет видеть государство?

— Нет. Понимаете, все, что в системе ФАНО называется госзаказом — это большой обман. Потому что на деле сами сотрудники институтов его и придумывают. У каждого ученого есть своя тематика, и вот он примерно прикидывает, что он может сделать. Дальше это подается в ФАНО, и именно это выдается за госзаказ. Эту фикцию под ярлычком «госзаказ» ФАНО обратно спускает нам. Идет тотальный обман, совершенно бессмысленная бумажно-цифровая деятельность.

— Предусмотрены какие-то штрафные меры за нарушение плана?

— Конечно. Смысл штрафных мер в том, что если условно опубликовать не 10, а 9 статей, то заставят вернуть часть финансирования. О таких прецедентах мне пока неизвестно, но директорский корпус этого очень опасается, и к концу года идет борьба, чтобы количество статей соответствовало плану.

Реально это приводит к тому, что в некоторых институтах — называть их не буду — дирекция вынуждена к концу года призывать сотрудников публиковать статьи где угодно, то есть в журналах, которые мы называем «мурзилками». Сейчас довольно много журналов, в которых можно за сравнительно скромные деньги опубликовать как бы научную статью, только чтобы отчитаться о выполнении госзаказа. В общем, система работает совершенно маразматическим образом.

— На ваш взгляд, что должно быть критериями оценки эффективности научных сотрудников? Как вы относитесь к числу публикаций в качестве такого критерия?

— Вопрос оценки научной деятельности сложный, единого критерия здесь нет. Мечта чиновника очень простая — давайте оценим эффективность научной работы одной цифрой. Но это не работает. Есть количество статей, докладов на конференциях, число внедренных разработок, наукометрические данные — индекс цитирования, индекс Хирша и так далее. Но ФАНО уцепилось за один показатель — количество публикаций.

Ученый с большим числом научных работ не обязательно лучше того, у кого их меньше. Например, всем известный Лев Ландау (советский физик-теоретик, Нобелевский лауреат 1962 года. — Ред.) за всю свою жизнь произвел около 90 статей. Эта цифра очень скромная, в наше время любой средний доктор наук даже к 50 с небольшим годам производит больше. Есть люди, которые производят многие сотни статей, но, как вы понимаете, большинство из них отнюдь не Ландау.

— Как же государству понять, кто работает лучше и потенциально может совершить прорыв, кому выделять финансовые средства?

— Наука развивается по своим внутренним законам, поэтому соображения типа того что «мы вам повысим финансирование, а вы выдадите в пять раз больше статей» — это полный бред. Есть старая истина: ежели собрать девять беременных женщин в одной комнате, то они за месяц ребенка все вместе на свет не произведут. А к нам требования примерно такие. Планированием и руководством наукой сейчас занимаются люди из ФАНО, которые совершенно некомпетентны в этой сфере и не понимают, как это устроено. Поэтому мы и требуем вернуть институты под руководство РАН.

Я физик-теоретик, наукой занимаюсь 50 лет, и в моей научной биографии неоднократно было, когда я занимался каким-то комплексом задач, но вдруг в связи с новыми открытиями оказывалось, что надо бросить все, чем я занимался до, и взяться за другие вещи. На этом и рождается новое в науке. А мне сейчас говорят, что я по госзаказу должен выдать столько-то статей.

Смотрите также:

Ученые Европы и РФ создали крупнейший рентгеновский лазер

To view this video please enable JavaScript, and consider upgrading to a web browser that supports HTML5 video

Написать в редакцию

Реклама

Пропустить раздел Топ-тема

1 стр. из 3

Пропустить раздел Другие публикации DW

На главную страницу

Сколько наук существует в настоящее время. Наука. Виды и функции науки. Российская наука: история возникновения

По обычаю, перед Пасхой, рыцари короля Артура были в ожидании какого-нибудь чуда. После службы рыцари вернулись в зал Круглого стола и увидели, что на каждом сидении золотыми буквами написаны их имена. А на Погибельном месте надпись гласила, что когда исполнится четыреста пятьдесят лет и четыре года со дня Страстей Господних, это место будет занято.

Рыцари стали ждать чудо, так как именно в этот день исполнялась назначенная дата. Этим временем рыцарь Кэй заметил, плывущую по реке красную мраморную глыбу с торчащим из нее мечом. К реке отправился король Артур с рыцарями. Они прочли надпись на рукояти меча: лучший рыцарь из рыцарей сможет извлечь меч, на боку у которого он должен быть.

Артур решил, что это должен быть отважный рыцарь Ланселот. Но Ланселот не считал себя лучшим и отказался, ибо кто не по праву попытается извлечь меч, будет им смертельно ранен, а когда достойный рыцарь извлечет меч, тогда начнутся приключения в поисках святого Грааля.

По настоянию короля, Гавейн и Персиваль пытались вытащить меч, но у них ничего не получилось. После неудачных попыток рыцари вернулись за Круглый стол, где все было готово к пиру. В зал вошел старец, одетый в белые одежды. Он вел за собой молодого рыцаря в красных доспехах, но у юноши не было щита и ножны на боку были пусты. Старец объявил, что привел он рыцаря из рода Иосифа Аримафейского, которому надлежит совершить чудеса.

Старец подвел юношу к Погибельному месту, снял покров, и все увидели, написанную золотыми буквами надпись: «Это место сэра Галахада». На это место и сел юный Галахад,
а все рыцари Круглого стола были несказанно рады такому событию. Галахад попрощался со старцем и передал привет своему деду королю Пелесу, и тогда все присутствовавшие поняли, что этот юноша – сын сэра Ланселота и леди Элейны.

После завершения пира король показал Галахаду тот самый меч в мраморной глыбе. Галахад без труда вынул меч и вложил его в пустые ножны. Юный рыцарь объявил, что ему надлежит отправиться в путь на поиски святого Грааля. Все рыцари Круглого стола дали клятву обрести чашу, из которой вкушал Иисус Христос, и в которую была собрана кровь из ран распятого Спасителя Иосифом Аримафейским.

Славянские руны

Руническая культура — это древние навыки письменности, а также культурный пласт, охватывающий определенные аспекты магического искусства, мифологию и…

Великое потомство

После потопа Даждьбог и Жива занялись возрождением мира заново. Книга Коляды описывает, как Даждьбог отделил Явь от…

Маршал Рокоссовский К. К.

Рокоссовский Константин Константинович родился в декабре 1896 года в городе Великие Луки, в семье машиниста. Отец Рокоссовского был…

Простые эмоции — залог счастья

Зачастую люди думают, что при приобретении того, что многие считают источником счастья жизнь, станет гораздо лучше, а…

Одноместные автомобили

Вот в Америке только во время кризиса стали думать о том, чтобы экономить бензин и покупать машины с…

Снятин – от прошлого к настоящему

Оказывается, Снятин происходит от имени Константин. Историки на полном серьезе считают, что наши предки были шепелявые, из-за. ..

Когда умер сэр Галахад…
Когда умер сэр Галахад
G D
Мало кто плакал по нем.
Am Em
Он был ангелом, посланным в дольний мир –
C D G C
Только мир его не узнал.
Am D
Когда умер сэр Галахад,
G D
Сиротой остался Грааль.
Am Em
Ведь никто не знал, где его искать,
C D G Em
Да, в общем-то, и не искал.
C D

G D Am Em
Он вернулся домой из юдоли земной
C G Am Em
Словно лебедь с подбитым крылом.
C D
Надо ли плакать по ангелу? Надо ли плакать по ангелу?
G D Am Em
Он вернулся в небесный сияющий дом –
C G D Em

C D G

Был отважен сэр Ланселот.
Отважен в любви и бою.
Он искал Грааль по колено в грехе,
Круша добродетель свою.
И был горек его поход.
И был тяжек последний шаг.
Он ослеп, когда цели своей достиг –
Но прозрела его душа.

Он искал, что желал и обрел, что искал,
И за все сполна заплатил.
Надо ли плакать по рыцарю? Надо ли плакать по рыцарю?
Говорят, когда умер сэр Ланселот,
Господь Ланселота простил.

А сэр Борс так боялся греха,
Что никогда не грешил.
Он искал Грааль, чтобы страх изгнать,
С которым, бедняга, жил.
И когда он Чаши достиг
Не воспела его душа.
Говорят, что Господь его не простил
Ибо что там было прощать.

Надо ли плакать по рыцарю? Надо ли плакать по рыцарю?
Он греха не знал, много что потерял,
Зато твердо стоял на своем.
И не считайте, что просто нам
Твердость хранить перед Господом –
А сэр Борс был тверд, хоть немного уперт –
Так не плачьте, не плачьте по нем.

А сэр Персиваль был прост
Как вода из прозрачной реки.
Он шел, куда дорога вела и не просил ничего.
Он знал, что настанет час,
И Господь ему знак подаст
И Грааль к служенью его призовет,
И он станет на страже его.

Бог, что читает во всех сердцах
Покровительствует простецам,
Кто не ищет в слове смысла второго,
Коль все очевидно и так.
Вот потому-то во все века
В руки удача плывет к простакам
Где любой мудрец заплутает вконец –
Там дорогу отыщет простак.

На рассвете воин Холмов
Протрубил в позолоченный рог
И ушла с Аваллона ладья на восток –
Без ветрила и без руля.
То Артур уплывал в Монсальват
Где у Чаши на страже стоят
Персиваль и сияющий Галахад
В ожидании Короля.

Время плывет и ладья плывет
И нескончаем артуров поход.
И уходит ладья в золотое сияние,
На бесконечный восход.
Но когда кончится плаванье
И в предназначенной гавани
Он оставит печали, к суше причалит,
То знает один лишь Господь.
When he died, Sir Galahad …
When he died Galahad
G D
Few mourned over him.
Am Em
He was an angel sent down to the earthly world —
C D G C
Only his world did not recognize.
Am D
When he died, Sir Galahad,
G D
Orphaned Grail.
Am Em
After all, no one knew where to find him,
C D G Em
Yes, in general, and not looking.
C D

G D Am Em
He returned home from the vale of earth
C G Am Em
Like a swan with a broken wing.
C D
Do I have to cry for the angel? Do I have to cry for the angel?
G D Am Em
He returned to heaven shining house —
C G D Em

C D G

Was brave Sir Lancelot.
Dared to love and fight.
He was looking for the Grail to his knees in sin,
Krusa his virtue.
And it was bitter campaign.
And the last step is heavy.
He became blind when reached its goal —
But seen the light of his soul.

He was looking for that desired and found he was looking for,
And for all fully paid.
Do I have to cry for a knight? Do I have to cry for a knight?
They say that when he died, Sir Lancelot,
Lord forgive Lancelot.

And Sir Bors was so afraid of sin,
What I never sinned.
He was looking for the Grail, to banish fear
With that, the poor man lived.
And when he reached the Bowl
Not sang his soul.
It is said that the Lord will not forgive him
For what there was to forgive.

Do I have to cry for a knight? Do I have to cry for a knight?
He did not know sin, that many lost,
But stood firm.
And do not think that we just
Hardness store before the Lord —
And Sir Bors was hard, a little stubborn —
So do not cry, do not cry for him.

And Sir Percival was simple
As water from the clear river.
He went where the road led, and did not ask anything.
He knew that the time will come,
And the Lord will give him a sign
And the Grail to the service of his call,
And he will be on his guard.

God, that reads all hearts
Protector of simpletons,
Who is not looking for the word meaning of the second,
Kohl»s obvious and true.
That»s because something in all ages
In the hands of luck to swim simpletons
Where any wise man to get lost completely —
There the road will find a simpleton.

At dawn, the warrior Hills
Blow plated horn
And she went with Rook Avallon to the east —
Without wind and without a rudder.
That Arthur swam in Monsalvat
Where in the Bowl guard stand
Percival and Galahad shining
While waiting for the King.

Time sails and the boat floats
And the endless Arthurs campaign.
And leave the boat in a golden glow,
On an endless sunrise.
But when the end swimming
And designed harbor
He will leave sadness to land berths
It knows only one Lord.

100+ направлений наук о Земле

Изучение нашей планеты — такая обширная тема из-за всех отраслей наук о Земле. Наука о Земле включает в себя то, как мир природы взаимодействует с окружающей средой.

Карьера в науке об окружающей среде сейчас на подъеме. Например, нам нужны геологи, биологи и геофизики, чтобы лучше управлять нашими экосистемами.

Потому что для определения Науки о Земле и ее взаимосвязи нам нужен полный список разделов Науки о Земле, который полностью охватывает тему.

Что ж, не ищите дальше, потому что мы провели мозговой штурм по 123 направлениям наук о Земле. И каждая ветвь Науки о Земле находится там, где она лучше всего подходит.

1. Астрономия

Астрономия изучает небесные объекты и явления. Это всеобъемлющий термин, который изучает все, что находится за пределами земной атмосферы. Он применяет концепции из физики, биологии и геологии, чтобы объяснить их происхождение и эволюцию.

2. Астрофизика

Астрофизика применяет законы физики к галактикам, звездам, небесным телам и Вселенной в целом. Например, астрофизика исследует эволюцию и классификацию галактик, общую теорию относительности и расширяющуюся Вселенную.

ПОДРОБНЕЕ: Онлайн-курсы по астрофизике

3. Космология

Космология изучает, как Вселенная была создана, развивается и ее окончательная судьба. Например, космология изучает происхождение Вселенной из теории и фаз Большого взрыва, а также то, как она будет развиваться в будущем.

4. Спектроскопия

Спектроскопия применяет принципы света для понимания материи. Например, Вселенная расширяется, потому что мы измеряем красное смещение света. Красное смещение означает, что свет растягивается, когда объекты удаляются от вас. В качестве альтернативы, это синее смещение при движении навстречу.

5. Фотометрия

Фотометрия собирает свет в диапазоне длин волн для определения светимости астрономических объектов. Сделав фотометрические измерения небесного объекта, астрономы могут измерить физические свойства, включая температуру, химический состав или расстояние.

6. Гелиофизика

Гелиофизика изучает влияние солнечного излучения на окружающую среду в космосе, включая «космическую погоду». Например, когда Солнце выбрасывает «выбросы корональной массы», этот поток в солнечном ветре может мешать спутникам, системам связи и GPS на Земле.

7. Гелиосейсмология

Гелиосейсмология исследует внутреннюю структуру, состав и динамику нашего Солнца, наблюдая волны с его поверхности. Подобно нотам музыкального инструмента, гелиосейсмологи прислушиваются к солнечным колебаниям и изменениям яркости в целом.

8. Астросейсмология

Астросейсмология наблюдает за колебаниями звезд для изучения их внутренней структуры и состава. Например, астросейсмологи обнаруживают легкие пульсации и измеряют периодические изменения яркости звезд.

9. Астрометрия

Как и география космоса, астрометрия изучает положение и движение небесных тел в пространстве. Делая снимки неба, астрометры используют параллакс и геометрию для определения расстояния и звездного движения.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы астрономии онлайн

10. Планетология

Как формируются планеты в солнечных системах, включая их состав и динамику в истории. Тесно связанный с планетарной геологией, он также изучает физические особенности планет, лун и конденсированного вещества.

11. Экзопланетология

Сколько и где существуют планеты вне нашей Солнечной системы. Основное внимание экзопланетологии уделяется инвентаризации планет и потенциальных мест для новой жизни за пределами нашей Солнечной системы.

12. Астрогеология

Как геология связана с небесными телами, такими как луны, астероиды, метеориты и кометы. Например, астрогеологи исследуют горные породы, местность и материалы небесных тел в космосе, таких как Марсоход.

13. Ареология

Как устроена геология Марса. Когда марсоход начал вращаться вокруг красной планеты, его прицел был нацелен на скалы и геологию Марса. В частности, это был крупный план состава или ареологии Марса.

14. Селенография

Как образовались физические объекты на Луне. Например, селенография понимает и каталогизирует такие особенности, как лунные моря, кратеры и горные хребты на Луне.

15. Экзогеология

Как геология связана с небесными телами, такими как луны, астероиды, метеориты и кометы. Подобно астрогеологии, основное внимание уделяется тому, как геология связана с небесными телами, такими как луны, астероиды, метеориты и кометы.

16. Астробиология

Как жизнь (в том числе инопланетяне) во Вселенной развивается, зарождается и какова ее судьба. Астробиология занимается поиском жизни за пределами Земли, включая среду, которая могла бы ее поддерживать.

17. Экзобиология

Насколько вероятна и где находится жизнь в космосе. Если вы хотите измерить вероятность жизни в космосе, экзобиология рассматривает планетарные условия (биологические/экологические), которые способствуют развитию жизни.

18. Астрохимия

Как изучать вещества в небесных телах, звездах и межзвездном пространстве. Например, астробиология опирается на астрохимию, чтобы лучше понять вещества в небесных телах, звездах и межзвездном пространстве. Наблюдение за молекулами в космосе дает четкое представление о физических условиях, к которым мы привыкли на современной Земле.

19. Геология

Геология — это наука о том, как образовались формы рельефа Земли, как они менялись с течением времени и как они будут развиваться. Будь то окаменелости, магнитные поля или формы рельефа, геология занимается реконструкцией прошлого.

ПОДРОБНЕЕ: Онлайн-курсы по геологии

20. Стратиграфия

Как анализируются расслоения горных пород и пластов для измерения геологического времени. Стратиграфия также занимается наслоением археологических останков и их положением на слоях горных пород.

21. Палеонтология

Эволюция организмов и их взаимодействие с окружающей средой путем изучения летописей окаменелостей, часто встречающихся в горных породах.

22. Микропалеонтология

Как охарактеризованы микрофоссилии. Палео — это сокращение от «палеолит», которое часто относится к геологическому прошлому.

23. Палеомагнетизм

Как реконструировать предыдущие магнитные поля в горных породах, включая направление и интенсивность, чтобы исследовать инверсии полюсов в разные периоды времени (прошлые и будущие).

24. Геоморфология

Как формировались и развивались формы рельефа, физические особенности и геологические структуры на Земле.

25. Палеосейсмология

Как геологические отложения и горные породы используются для определения прошлых землетрясений.

26. Магнитостратиграфия

Как датируются осадочные и вулканические толщи с помощью геофизической корреляции образцов пластов, отложенных с полярностью магнитного поля Земли. В двух словах, это область исследований, изучающая магнитные поля в горных породах и прошлые инверсии полюсов.

27. Геохронология

Датирование древних горных пород и геологических событий с помощью признаков, присущих горным породам. Изучение слоев горных пород в связи с геологическим временем

28. Тектоника

Как земная кора эволюционирует с течением времени, способствуя горообразованию, старым ядрам континентов (кратонам) и землетрясениям/вулканам. Эта область применяет основные принципы тектоники плит к сейсмологии, вулканам, землетрясениям и другим геологическим событиям.

29. Вулканология

Как и где извергаются и образуются вулканы и связанные с ними явления (лава, магма) (в прошлом и настоящем). Поскольку тектоника играет ключевую роль в вулканах, вулканология описывает типы вулканов на Земле и связанный с ними риск воздействия на биосферу.

30. Сейсмология

Как сейсмические волны распространяются по Земле и вокруг нее в результате землетрясений. Мы используем сейсмическую томографию землетрясений, чтобы заглянуть внутрь нашей планеты и создать 3D-модели окружающих слоев ядра Земли.

31. Неотектоника

Как земная кора деформируется и движется в последнее и настоящее время.

32. Тектонофизика

Как земная кора и мантия деформируются в зависимости от ее физических процессов. Более того, область тектонофизики нацелена на физический процесс, который влияет на поведение волн.

33. Сейсмотектоника

Как землетрясения, активная тектоника и отдельные разломы связаны с сейсмической активностью.

34. Петрология

Как типы горных пород (магматические, метаморфические и осадочные петрологические) формируются в их конкретной среде. Например, петрология использует минералогию и типы горных пород для понимания геологических образований на основе бурения. Кроме того, они изучают химические свойства и то, как устроены атомы.

35. Минералогия

Как устроены химические и кристаллические структуры минералов.

36. Геммология

Как идентифицируют и оценивают природные и искусственные драгоценные камни.

37. Кристаллография

Как атомы расположены и связаны в кристаллических телах.

38. Почвоведение

Связь почв как природных ресурсов, включая факторы их формирования, классификацию, физические, химические свойства и свойства плодородия. Инженерные поля рассматривают грунты как реголит. Но для сельскохозяйственного производства почвы считаются природным ресурсом.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы и сертификация в области агробизнеса

39. Почвоведение

Классификация почв на основе их биологических, физических и химических свойств.

40. Эдафология

Влияние почв на рост растений и живых существ.

41. Агрономия

Как область сельского хозяйства связана с такими науками, как растениеводство, биотехнология и почвоведение.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы по сельскому хозяйству

42.

Гидрогеология

Транспортировка и распределение подземных вод в почвах, горных породах и земной коре. Гидрогеология специализируется на чем угодно, от взаимодействия поверхностных и подземных вод, направления потока подземных вод и измерения глубины до уровня грунтовых вод.

43. Садоводство

Как выращивают и выращивают фрукты и орехи. Садоводство слабо связано с садоводством, агрономией и агрологией с акцентом на выращивание успешных культур.

44. Седиментология

Способы отложения песка, ила и глины и процессы, воздействующие на них. Понимая эрозию, движение и отложение отложений, седиментологи поддерживают поиск запасов нефти и загрязненных участков при добыче полезных ископаемых, нефти и исследованиях.

45. Поверхностная геология

Как образовались поверхностные отложения (тил, гравий, песок, глина и т. д.), покрывающие коренные породы, например, во время отступления ледников или в озерах, связанных с этими периодами.

46.

Гляциология

Как лед и ледниковые отложения реконструировали формы рельефа, а также как ведут себя и распределяются существующие (полярные) ледники. Кроме того, в этой области исследования понимается движение ледников, включая изостатический отскок.

47. Геофизика

Связь физических процессов и свойств с Землей и окружающим ее пространством. Геофизики проводят исследования, чтобы понять, что происходит у нас под ногами. Например, это включает в себя что угодно, от поиска новых источников энергии или внутренней структуры Земли.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы геофизики онлайн

48. Геология коренных пород

Как образовалась неповрежденная твердая порода под поверхностными отложениями, включая возраст (стратиграфические последовательности), морфологию и свойства пород (складки, разломы, трещины).

49. Орография

Распределение рельефа гор в природе. Основное внимание уделяется орографии, изучающей топографический рельеф и распределение гор. Кроме того, он связан с тектоникой плит, которая является центром событий, связанных с горообразованием.

50. Топография

Как физические объекты (естественные и искусственные) расположены на ландшафте. Мы используем топографию в климатических моделях, воздушных и водных потоках, наземных образованиях и лучше понимаем прошлую тектоническую активность.

51. Гипсометрия

Как высота и глубина физических объектов измеряются на суше от среднего уровня моря. Гипсометрия отображает рельеф местности и процессы, воздействующие на нее. Например, геологи используют гипсометрию, чтобы понять профиль Земли и эволюцию ландшафта.

52. Биология

Как жизнь и живые организмы структурированы, распределены, возникли, эволюционировали и функционируют. Биология работает со временем, болезнями, экосистемами и даже с инопланетянами. Он также работает в разных масштабах. От отдельных атомов до биосферы в целом, у биологии есть широкий спектр вариантов карьеры.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы биологии онлайн

53. Зоопатология

Как болезнь распространяется, взаимодействует и предотвращается с животными.

54. Фитопатология

Распространение болезней растений и борьба с ними.

55. Эпидемиология

Как болезни и детерминанты здоровья передаются и распределяются среди населения. В больших масштабах эпидемиологи моделируют вспышки заболеваний с целью предотвращения их распространения.

56. Микология

Способы изучения грибов включают химические, физические и таксономические свойства.

57. Токсикология

Воздействие на живые организмы, лечение и диагностика с помощью ядовитых веществ. Часто токсикология имеет дело с тем, как на отдельные организмы воздействуют, лечат и диагностируют ядовитые вещества. Обычно в лаборатории тестируют различные вещества и материалы.

58. Эволюционная биология

Как живые существа меняются со временем и как возникла жизнь.

ПОДРОБНЕЕ: Теория эволюции Курсы

59. Палеобиология

Как доисторическая жизнь и окаменелости были составлены в соответствии с геологической шкалой времени.

60. Палеоэкология

Взаимодействие организмов в окружающей среде в геологическом масштабе времени.

61. Палеозоология

Использование окаменелостей многоклеточных животных для реконструкции доисторической среды.

62. Зооархеология

Использование останков животных для изучения взаимодействия между людьми, животными и окружающей средой.

63. Приматология

Как развивалось поведение приматов, часто связывая характеристики человека и приматов.

64. Палеоботаника

Как ископаемые растения могут реконструировать окружающую среду прошлого в геологическое время.

65. Дендроэкология

Использование годичных колец для исследования развития лесов, нарушения зон и изменения окружающей среды.

66. Антропология

Как ведут себя люди и общества в прошлом, настоящем и будущем.

67. Палеонтология

Использование окаменелостей растений и животных для изучения происхождения видов.

68. Экология

Как организмы относятся друг к другу в своей физической среде, включая распространение и динамику популяций.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы по экологии онлайн

69. Синэкология

Как определенные группы видов животных и растений соотносятся в сообществе.

70. Зоология

Как животные развиваются, классифицируются, взаимодействуют и распределяются.

71. Энтомология

Классификация и классификация насекомых.

72. Маммология

Характеристика млекопитающих, включая анатомию, таксономию и естествознание.

73. Орнитология

Распространение, поведение и описание видов птиц с упором на сохранение.

74. Фенология

Влияние сезонов и климатических циклов на виды растений и животных.

75. Биогеография

Как экосистемы распределены в географическом пространстве.

76. Зоогеография

Распределение животных в географическом пространстве.

77. Ботаника

Классификация растений, их выращивание и уход за ними в природе. Ботаника является синонимом науки о растениях или фитологии.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы ботаники онлайн

78. Дендрология

Как идентифицируют древесные растения и породы деревьев.

79. Фитогеография

Распространение растений в географическом пространстве.

80. Лесное хозяйство

Управление деревьями, их посадка, сохранение и вырубка.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы лесоводства и онлайн-сертификация

81. Лесоводство

Как отдельные деревья, кустарники, виноградные лозы и другие многолетние древесные растения выращиваются, растут и реагируют на культурные практики в окружающей среде

81.

Агробиология

Как можно улучшить растениеводство с помощью подкормки растений.

83. Метеорология

Изучение краткосрочных и долгосрочных моделей погоды/климата, включая их физические процессы и воздействие на биосферу.

84. Климатология

Как климат (долгосрочные погодные условия) менялся в прошлом и как изменение климата повлияет на будущее.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы по изменению климата

85. Химия атмосферы

– Как химия и физика атмосферы связаны с погодой и климатом.

86. Топоклиматология

Влияние рельефа местности на местный климат в нижнем слое воздуха.

87. Барометрия

Как измеряется атмосферное давление и как оно связано с погодой и климатом.

88. Палеоклиматология

Как доисторический климат изменился в геологическом масштабе времени.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы метеорологии онлайн

89. Палеотемпестология

Как тропические циклоны изменились в геологической шкале времени.

90. Аэрономия

Как складываются химические и физические свойства верхних слоев Земли и планет.

91. Радиометрия

Как наблюдают и измеряют электромагнитное излучение в атмосфере.

92. Аэродинамика

Как циркулирует воздух в атмосфере.

93. Гидрометеорология

Перенос воды и энергии между поверхностью земли и атмосферой (гидрологический цикл).

94. Геомагнетизм

Как магнитное поле Земли меняется в различных временных масштабах, включая инверсию полюсов.

95. Геофизика

Связь физических процессов и свойств с Землей и окружающим ее пространством.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы геофизики онлайн

96. Биоклиматология

Как долгосрочные климатические закономерности взаимодействуют и влияют на живые существа.

97. Геобиология

Связь биосферы с литосферой и атмосферой.

98. Биометеорология

Влияние атмосферных условий и краткосрочных погодных условий на живые существа. Например, он может исследовать фотосинтез в растениях или скорость эвапотранспирации в разные сезоны.

99. Океанография

Океанография занимается химией океана, физикой, геологией и биологией. Химия океана или морская химия сейчас является горячей темой. Это связано с тем, что изменение климата происходит из-за более высокого содержания парниковых газов в атмосфере. Примерно с 80 до 90% тепла от глобального потепления уходит в наши океаны. Таким образом, океаны подобны нагретому ведру, поглощающему в 1000 раз больше тепла, чем атмосфера. По мере того, как океаны становятся более кислыми, химия океана изучает химические свойства взаимодействующих океанов, включая морские экосистемы, океанские течения и гидродинамику.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы океанографии

100. Лимнология

Как биологические, химические и физические свойства озер и прудов соотносятся (часто) с их наземным окружением.

101. Химия океана

Взаимодействие химических свойств океанов, включая морские экосистемы, океанские течения и гидродинамику.

102. Гидрология

Как вода движется по отношению к суше.

103 Батиметрия

Отношение глубины океанов, морей и озер к среднему уровню моря. Если вы хотите понять глубину океана, вы должны выполнить батиметрическую съемку с помощью гидролокаторов.

104. Морская физика

Циркуляция океанских течений, включая структуру водной толщи и гидродинамику.

105. Гидродинамика

Механическое течение жидкостей в зависимости от действующих на них сил.

106. Морская биология

Как жизнь в океанах ведет себя в своей естественной среде обитания.

ПОДРОБНЕЕ: Курсы по морской биологии

107. Гидробиология

Распределение, взаимодействие и рост водных организмов в воде.

108. Водная экология

Как пресная вода (озера, пруды, водно-болотные угодья и т. д.) связана с флорой, фауной и окружающей средой.

109. Ихтиология

Эволюция и рост видов рыб, включая таксономию, анатомию и экологическое значение.

110. Психология/альгология

Распределение, рост и классификация водорослей в водных экосистемах.

111. Планктология

Как планктон дрейфует в океанической среде и участвует в накоплении углерода.

112. Палеоокеанография

Как реконструируется история океанов, включая то, как они циркулировали и развивались в геологическом прошлом.

113. Цетология

Эволюция, поведение и распространение китов, дельфинов и морских свиней в природе.

114. Геология океана

Геология океана — это изучение форм рельефа океана и их эволюции.

Более 100 отделений наук о Земле

Науке о Земле так трудно дать определение из-за всех ее «-ологий», «-графий» и «-иков» в науках о Земле.

Все отрасли наук о Земле удивительным образом переплетаются друг с другом.

Именно взаимосвязь между всеми этими способами изучения Земли делает их по-настоящему увлекательными.

Теперь, когда у нас есть обзор разделов Науки о Земле, давайте углубимся в наше путешествие, чтобы лучше понять планету, на которой мы живем.

Ученые оценили количество муравьев на Земле

Согласно новому исследованию, на Земле насчитывается около 20 квадриллионов муравьев. Муравьи-листорезы в национальном парке Мануэль Антонио в Коста-Рике.

Пол Содерс/Stone RF/Getty Images

Примечание редактора: Подпишитесь на информационный бюллетень CNN по теории чудес. Исследуйте вселенную, узнавая новости об удивительных открытиях, научных достижениях и многом другом.

Си-Эн-Эн

Муравьи крошечные по размеру, но не по количеству. По оценкам нового исследования, в любой момент времени на Земле обитает около 20 квадриллионов муравьев. Это 20 000 триллионов человек.

Оценка от 2 до 20 раз выше , чем предыдущие, согласно исследованию, опубликованному в журнале Proceedings of the National Academy of Sciences в понедельник.

«Мы были очень удивлены большим количеством обнаруженных нами муравьев», — сказала CNN во вторник Сабина С. Ноотен, эколог насекомых и временный главный исследователь Вюрцбургского университета в Германии. Ноотен был со-ведущим автором исследования.

ФАЙЛ. На этой фотографии из архива от 19 сентября 2019 г. показан пятнистый фонарь на винограднике в Куцтауне, штат Пенсильвания. В Пенсильвании начали использовать инсектициды против пятнистых фонарей — новую стратегию, которую государственные чиновники используют в попытке замедлить распространение инвазивный вредитель. В пятницу, 28 мая 2021 года, Департамент сельского хозяйства штата сообщил, что бригады, использующие ранцевые опрыскиватели и установленное на грузовиках опрыскивающее оборудование, распыляют насекомых вдоль железных дорог, автомагистралей и других транспортных полос. (AP Photo/Matt Rourke, File)

Мэтт Рурк/AP

Пятнистые фонарики находятся в списке самых разыскиваемых: будьте готовы топать

«У нас практически не было никаких ожиданий, потому что цифры, которые заранее циркулировали в научной литературе, были в основном обоснованными предположениями, и у них было очень мало эмпирических данных для работы», — добавила она. «Итак, это новизна нашего исследования, потому что мы синтезировали данные из множества эмпирических исследований».

cnn.com/_components/paragraph/instances/paragraph_ED62C4AC-6D13-C66D-D2D5-5B9FB4134D11@published» data-editable=»text» data-component-name=»paragraph»>
Предыдущая глобальная оценка от 1 квадриллиона до 10 квадриллионов муравьев, проведенная известными биологами Бертом Хёльдоблером и Эдвардом О. Уилсоном, предполагала, что они составляют примерно 1% расчетной популяции насекомых в мире, насчитывающей 1 квинтиллион особей, согласно исследованию.

Тем не менее, исследовательская группа этого последнего исследования основывала новую оценку на данных наблюдений из обширного набора данных глобально распределенных образцов муравьев. Авторы выявили и оценили 465 подходящих исследований, охватывающих 1306 мест отбора проб, охватывающих все континенты и основные биомы, где живут муравьи.

По словам Нутена, ученые могут использовать всеобъемлющий набор данных исследования, который охватывает 80 лет, чтобы предсказать, как могут выглядеть будущие сообщества или среда. Например, команда оценила количество наземных муравьев, которые густо населяют тропические и субтропические регионы, такие как леса Южной Америки, примерно в 3 квадриллиона.

«Возможно, мы уже сможем увидеть изменения с течением времени в нашем наборе данных», — сказал CNN соавтор Патрик Шультайс, временный главный исследователь в Вюрцбургском университете. Шультайс подчеркнул, что изменения в сельском хозяйстве или способе вырубки леса могут повлиять на численность муравьев.

Приблизительно 3 квадриллиона наземных муравьев.

Рундштедт Б. Ровиллос/Moment RF/Getty Images

«Никто никогда не собирал набор данных о муравьях в глобальном масштабе», — сказал Шультхайс. Он добавил, что, хотя из исследований они знали, что количество муравьев в тропических лесах Западной Африки очень велико по сравнению с регионами Арктики, «мы не знали, какова картина — сколько их было».

Согласно исследованию, предполагаемая численность муравьев превышает совокупную биомассу, то есть общую массу, диких птиц и млекопитающих и эквивалентна примерно 20% биомассы человека.

Пауки Джоро плетут золотую паутину на открытых площадках, таких как некоторые пешеходные и велосипедные дорожки.

Алекс Санс/AP

Эксперты говорят, что гигантские ядовитые пауки проникли на юго-восток США и, как ожидается, будут быстро распространяться.

«На удивление часто мне задают вопрос: «Сколько муравьев на Земле?», и, хотя есть некоторые оценки, ни одно из используемых чисел не кажется надежным», — Адам Харт, профессор научной коммуникации в Университете Глостершира, Англия, сообщил CNN. Харт, который также является вице-президентом Королевского энтомологического общества Великобритании, не участвовал в исследовании.

«Это новое исследование, основанное на почти 500 исследованиях по всему миру, дает нам лучший ответ на этот каверзный вопрос. Поразительно не только общее количество, но и доля биомассы, которую представляют муравьи — пятая часть биомассы всех людей. Это действительно подчеркивает, насколько важны муравьи», — добавил он.

Глобальный набор данных может помочь отслеживать изменения в окружающей среде, просматривая изменения в количестве муравьев.

Карунакаран Парамесваран Пиллаи/500px/Getty Images

Предполагаемое общее число почти невообразимо огромно, но авторы исследования назвали его «консервативным». Это потому, что они не смогли собрать все данные, которые хотели включить.

Например, многие муравьи живут под землей, но не было доступных исследований, которые могли бы предоставить цифры о том, сколько их, сказал Шультайс. Муравьи есть на крайнем севере и крайнем юге, например, в субантарктическом регионе , но исследований муравьев в этих районах было недостаточно, чтобы сделать математическую оценку.

Дикое садовое маленькое летающее насекомое

SweeMing Young/Adobe Stock

Ударить и промахнуться: почему эти надоедливые мухи почти всегда перехитрили вас

По словам Шультейса, гражданские ученые могли бы восполнить эти пробелы, сказав, что люди, не являющиеся учеными, даже школьники, могут внести значительный вклад в набор данных, просто собрав опавшие листья, вытащив всех муравьев и подсчитав их количество.

«Мы надеемся вдохновить людей, в первую очередь, на уважение природы, на получение удовольствия от природы, потому что просто удивительно, на что способны муравьи и в каких масштабах. Но также, если они готовы внести свой вклад в науку с помощью очень простого метода, даже очень простые данные могут иметь огромную ценность», — добавил он.

Список всемирных научных организаций

  1. Домашняя страница
  2. Факты и показатели
  3. Научный консенсус
  4. Список всемирных научных организаций

Следующие научные организации придерживаются мнения, что изменение климата вызвано деятельностью человека:

  1. Academia Chilena de Ciencias, Чили
  2. Academia das Ciencias de Lisboa, Португалия
  3. Academia de Ciencias de la República Dominicana
  4. Academia de Ciencias Físicas, Matemáticas y Naturales de Венесуэла
  5. Academia de Ciencias Medicas, Fisicas y Naturales de Guatemala
  6. Мексиканская академия наук, Мексика
  7. Национальная академия наук Боливии
  8. Национальная академия наук Перу
  9. Академия наук и технологий Сенегала
  10. Академия наук, Франция
  11. Академии искусств, гуманитарных наук и наук Канады
  12. Афинская академия
  13. Академия наук Мозамбика
  14. Академия наук Южной Африки
  15. Академия наук для развивающихся стран (TWAS)
  16. Академия наук Малайзии
  17. Академия наук Молдовы
  18. Академия наук Чехии
  19. Академия наук Исламской Республики Иран
  20. Академия научных исследований и технологий, Египет
  21. Академия Королевского общества Новой Зеландии
  22. Национальная академия Линчеи, Италия
  23. Африканский центр изучения климата и систем Земли
  24. Африканская академия наук
  25. Албанская академия наук
  26. Институт экологических исследований Амазонки
  27. Американская академия педиатрии
  28. Американская антропологическая ассоциация
  29. Американская ассоциация развития науки
  30. Американская ассоциация государственных климатологов (AASC)
  31. Американская ассоциация ветеринаров дикой природы
  32. Американское астрономическое общество
  33. Американское химическое общество
  34. Американский колледж профилактической медицины
  35. Американское рыболовное общество
  36. Американский геофизический союз
  37. Американский институт биологических наук
  38. Американский институт физики
  39. Американское метеорологическое общество
  40. Американское физическое общество
  41. Американская ассоциация общественного здравоохранения
  42. Американская четвертичная ассоциация
  43. Американское общество микробиологии
  44. Американское общество агрономов
  45. Американское общество инженеров-строителей
  46. Американское общество биологов растений
  47. Американская статистическая ассоциация
  48. Ассоциация центров исследования экосистем
  49. Австралийская академия наук
  50. Австралийское бюро метеорологии
  51. Австралийское общество коралловых рифов
  52. Австралийский институт морских наук
  53. Австралийский институт физики
  54. Австралийская ассоциация морских наук
  55. Австралийская медицинская ассоциация
  56. Австралийское метеорологическое и океанографическое общество  
  57. Академия наук Бангладеш
  58. Ботаническое общество Америки
  59. Бразильская академия наук
  60. Британская антарктическая служба
  61. Болгарская академия наук
  62. Калифорнийская академия наук
  63. Камерунская академия наук
  64. Канадская ассоциация физиков
  65. Канадский фонд климатических и атмосферных наук
  66. Канадский геофизический союз
  67. Канадское метеорологическое и океанографическое общество
  68. Канадское общество почвоведов
  69. Канадское общество зоологов
  70. Карибская академия наук просмотров
  71. Центр международных исследований лесного хозяйства
  72. Китайская академия наук
  73. Колумбийская академия точных, физических и естественных наук
  74. Организация научных и промышленных исследований Содружества (CSIRO) (Австралия)
  75. Консультативная группа по международным сельскохозяйственным исследованиям
  76. Хорватская академия искусств и наук
  77. Американское общество растениеводства
  78. Кубинская академия наук
  79. Делегация Академий наук Финляндии и письма
  80. Экологическое общество Америки
  81. Экологическое общество Австралии
  82. Агентство по охране окружающей среды
  83. Европейская академия наук и искусств
  84. Европейская федерация геологов
  85. Европейский союз наук о Земле
  86. Европейское физическое общество
  87. Европейский научный фонд
  88. Федерация американских ученых
  89. Французская академия наук
  90. Геологическое общество Америки
  91. Геологическое общество Австралии
  92. Геологическое общество Лондона
  93. Академия наук Грузии
  94. Немецкая академия естествоиспытателей Леопольдина  
  95. Академия искусств и наук Ганы
  96. Индийская национальная академия наук
  97. Индонезийская академия наук  
  98. Институт экологии и природопользования
  99. Институт морской инженерии, науки и технологий
  100. Институт профессиональных инженеров Новой Зеландии
  101. Институт инженеров-механиков, Великобритания
  102. Межакадемический совет
  103. Международный альянс исследовательских университетов
  104. Международный арктический научный комитет
  105. Международная ассоциация исследований Великих озер
  106. Международный совет по науке
  107. Международный совет академий инженерных и технологических наук
  108. Международный научно-исследовательский институт климата и общества
  109. Международный союз четвертичных исследований
  110. Международный союз геодезии и геофизики
  111. Международный союз теоретической и прикладной физики
  112. Академия наук исламского мира
  113. Израильская академия наук и гуманитарных наук
  114. Национальная академия наук Кении
  115. Корейская академия наук и технологий
  116. Косовская академия наук и искусств
  117. Академия наук и технологий Сенегала
  118. Латиноамериканская академия наук
  119. Латвийская академия наук
  120. Литовская академия наук
  121. Мадагаскарская национальная академия искусств, литературы и наук
  122. Академия наук и технологий Маврикия
  123. Черногорская академия наук и искусств
  124. Национальная академия точных, физических и естественных наук, Аргентина
  125. Национальная академия наук Армении
  126. Национальная академия наук Кыргызской Республики
  127. Национальная академия наук, Шри-Ланка
  128. Национальная академия наук, Соединенные Штаты Америки
  129. Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства  
  130. Национальная ассоциация учителей наук о Земле
  131. Национальная ассоциация государственных лесников
  132. Национальный центр атмосферных исследований  
  133. Национальный совет инженеров Австралии
  134. Национальный институт водных и атмосферных исследований, Новая Зеландия
  135. Национальное управление океанических и атмосферных исследований
  136. Национальный исследовательский совет
  137. Национальный научный фонд
  138. Натуральная Англия
  139. Совет по исследованиям окружающей среды, Великобритания
  140. Альянс коллекций естественных наук
  141. Сеть африканских академий наук
  142. Нью-Йоркская академия наук
  143. Никарагуанская академия наук
  144. Нигерийская академия наук
  145. Норвежская академия наук и письма
  146. Климатологическая служба Оклахомы
  147. Организация биологических полевых станций
  148. Пакистанская академия наук
  149. Палестинская академия науки и техники
  150. Центр Пью по глобальному изменению климата
  151. Польская академия наук
  152. Румынская академия
  153. Королевские академии наук и искусств Бельгии
  154. Королевская академия точных, физических и естественных наук Испании
  155. Королевское астрономическое общество, Великобритания
  156. Датская королевская академия наук и литературы
  157. Королевская ирландская академия
  158. Королевское метеорологическое общество (Великобритания)
  159. Королевская нидерландская академия искусств и наук
  160. Королевский институт морских исследований Нидерландов
  161. Королевское научное общество Иордании
  162. Королевское общество Канады
  163. Королевское химическое общество, Великобритания
  164. Королевское общество Соединенного Королевства
  165. Шведская королевская академия наук
  166. Российская академия наук
  167. Наука и технологии, Австралия
  168. Научный совет Японии
  169. Научный комитет по антарктическим исследованиям
  170. Научный комитет по солнечно-земной физике
  171. Институт океанографии Скриппса
  172. Сербская академия наук и искусств
  173. Словацкая академия наук
  174. Словенская академия наук и искусств
  175. Международное общество экологического восстановления
  176. Общество промышленной и прикладной математики
  177. Общество американских лесоводов   
  178. Общество биологии (Великобритания)   
  179. Общество систематических биологов
  180. Общество почвоведов Америки
  181. Суданская академия наук
  182. Суданская национальная академия наук
  183. Академия наук Танзании
  184. Общество дикой природы (международное)
  185. Турецкая академия наук
  186. Национальная академия наук Уганды
  187. Союз немецких академий наук и гуманитарных наук
  188. Межправительственная группа экспертов ООН по изменению климата
  189. Университетская корпорация атмосферных исследований
  190. Океанографический институт Вудс-Хоул
  191. Исследовательский центр Вудс-Хоул
  192. Всемирная ассоциация зоопарков и аквариумов
  193. Всемирная федерация ассоциаций общественного здравоохранения
  194. Всемирный лесной конгресс
  195. Всемирная организация здравоохранения
  196. Всемирная метеорологическая организация
  197. Академия наук Замбии
  198. Академия наук Зимбабве

Что это такое и 5 основных направлений

Что такое социальные науки?

Социальные науки — это изучение того, как люди взаимодействуют друг с другом. Отрасли социальных наук включают антропологию, экономику, политологию, психологию и социологию.

Социологи изучают, как устроено общество, исследуя все, от факторов экономического роста и причин безработицы до того, что делает людей счастливыми. Их результаты влияют на государственную политику, образовательные программы, городской дизайн, маркетинговые стратегии и многие другие начинания.

Key Takeaways

  • Социальные науки — это группа академических дисциплин, изучающих поведение людей в обществе.
  • Он пытается объяснить, как работает общество, исследуя все, от факторов экономического роста и причин безработицы до того, что делает людей счастливыми.
  • Социальные науки — это относительно новая область научных исследований, получившая известность в 20 веке.
  • Типичные профессии в области социальных наук включают работу рекламодателем, экономистом, психологом, учителем, менеджером и социальным работником.
  • Социологи обычно в большей степени полагаются на интерпретацию и качественные методологии исследования.

Понимание социальных наук

Социальные науки как область исследования отделены от естественных наук, которые охватывают такие темы, как физика, биология и химия. Социальные науки исследуют отношения между людьми и обществами, а также развитие и функционирование обществ, а не изучают физический мир. Эти академические дисциплины в большей степени полагаются на интерпретацию и качественные методология исследования.

Отрасли социальных наук

Одни говорят, что социальных наук семь, другие утверждают, что их четыре, пять, шесть или что-то еще. Мнения о том, что следует включать, расходятся, но большинство экспертов сходятся во мнении, что следующие пять полей определенно попадают в эту категорию:

  • Антропология
  • Экономика
  • Политология
  • Социология
  • Социальная психология

История также иногда рассматривается как отрасль социальных наук, хотя многие историки часто считают, что этот предмет имеет более тесные связи с гуманитарными науками. И гуманитарные, и социальные науки изучают человека. Что их отличает, так это применяемая техника: гуманитарные науки считаются более философскими и менее научными.

Закон также имеет некоторые связи с социальными науками, как и география.

Социальные науки включают множество областей. Пять основных — это антропология, экономика, политология, психология и социология, хотя некоторые люди также включают в этот разговор историю, криминологию и географию.

Социальные науки в школах

В Соединенных Штатах раннее образование в области социальных наук начинается в начальной школе и продолжается в средней и старшей школе с упором на аспекты основных социальных наук, таких как экономика и политология. На университетском уровне предлагаются более специализированные дисциплины.

В настоящее время колледжи и университеты предлагают множество программ по общественным наукам. Например, в Калифорнийском университете в Беркли имеется 15 академических факультетов, отнесенных к категории социальных наук. Они есть:

  • African American studies
  • Anthropology
  • Cognitive science
  • Demography
  • Economics
  • Ethnic studies
  • Gender and women’s studies
  • Geography
  • Global studies
  • History
  • Языкознание
  • Политическая экономия
  • Политология
  • Психология
  • Социология

Степень магистра и доктор философии. программы в колледжах и университетах предлагают дополнительные возможности для более глубокой специализации.

Карьера в области социальных наук

Типичные карьеры в социальных науках включают работу рекламодателем, психологом, учителем, юристом, менеджером, социальным работником и экономистом.

Предмет социальных наук — человеческое поведение, отношения, взгляды и то, как эти вещи менялись с течением времени, — это полезная информация для любого успешного бизнеса. Концепции социальных наук, таких как демография, политология и социология, часто применяются во многих различных деловых контекстах. Например, специалисты по рекламе и маркетингу часто используют теории человеческого поведения из этих областей, чтобы более эффективно продавать свою продукцию потребителям.

Естественно, область социальных исследований экономики является ключевой для делового сектора. Многие отрасли используют экономический анализ и количественные методы для изучения и прогнозирования бизнеса, продаж и других рыночных тенденций. Фактически, экономисты являются одними из самых востребованных работников в США, особенно экономисты-бихевиористы, которые используют психологию для анализа и прогнозирования процессов принятия экономических решений отдельными лицами и организациями.

По данным Бюро статистики труда США (BLS), прогнозируемое изменение занятости экономистов с 2020 по 2030 год составляет 13% по сравнению со средним показателем 8% для всех профессий. Ожидается, что социальные работники также будут пользоваться большим спросом: BLS прогнозирует, что занятость в этой конкретной области вырастет на 12% с 2020 по 2030 год.

По данным BLS, экономисты и социальные работники являются одними из самых востребованных сотрудников в США.

Социальные науки Заработная плата

BLS также сообщает, что люди со степенью в области социальных наук обычно получают более высокую заработную плату, чем их коллеги. Согласно его исследованию, средняя заработная плата выпускника социальных наук в 2019 году составляла 64 000 долларов, что немного выше, чем в среднем 60 000 долларов.

Очевидно, что заработная плата сильно различается: на одних должностях в области социальных наук платят намного больше, чем на других. Например, в 2021 году средняя зарплата экономиста составляла 105 630 долларов, тогда как социальный работник зарабатывал 50,39 доллара.0.

История социальных наук

Истоки социальных наук можно проследить до древних греков. Жизнь, которую они вели, а также их ранние исследования человеческой природы, государства и смертности помогли сформировать западную цивилизацию.

Социальные науки как академическая область исследования развились из эпохи Просвещения (или эпохи разума), которая процветала на протяжении большей части XVIII -го -го века в Европе. Адам Смит, Вольтер, Жан-Жак Руссо, Дени Дидро, Иммануил Кант и Дэвид Юм были одними из крупнейших интеллектуалов того времени, которые заложили основы изучения социальных наук в западном мире.

Люди стали более дисциплинированно подходить к количественной оценке своих наблюдений за обществом. Со временем схожие аспекты жизни общества, такие как лингвистика и психология, были выделены в уникальные области изучения. Вот подробнее о пяти ключевых ветвях.

Антропология

Антропология, изучение происхождения и развития человеческих обществ и культур, была в центре внимания на протяжении веков, но по-настоящему продвинулась вперед и приобрела значение в эпоху Просвещения. В тот период большое внимание уделялось развитию общества и знаний, и ключом к достижению этой цели было понимание человеческого поведения.

Экономика

История экономической мысли восходит к древнегреческим философам, таким как Платон, Аристотель и Ксенофонт. Их труды заложили основу почти всех социальных наук, в том числе и экономики. По мере того, как в 15-18 веках путешествовать стало легче, и все больше стран могли участвовать в международной торговле, экономическая система меркантилизма росла. Экономические действия многих стран были внезапно мотивированы верой в то, что страна должна максимизировать экспорт и минимизировать импорт.

Этому господствующему направлению мысли бросили вызов такие писатели, как Смит, широко известный как отец современной экономики. Идеи Смита, наряду с идеями Руссо и Джона Локка, продвигали идею саморегулирующейся экономики и ввели концепцию того, что сегодня известно как классическая экономическая теория. Книга Смита «Богатство наций » до сих пор изучается и вызывает восхищение у многих политиков.

Двумя другими важными экономистами, которые сформировали то, как мы сегодня думаем об этом предмете, являются Карл Маркс и Джон Мейнард Кейнс. Маркс, как известно, бросил вызов капитализму как подходящей экономической модели, сделав упор на трудовую теорию стоимости. Хотя идеи Маркса отнюдь не пользуются широкой поддержкой большинства современных политиков, его критика капитализма оказала огромное влияние на многих мыслителей.

Между тем кейнсианская школа экономики очень популярна среди современных экономистов. Кейнсианская экономика считается макроэкономической теорией со стороны спроса, которая фокусируется на изменениях в экономике в краткосрочной перспективе и была первой, которая отделила изучение экономического поведения и рынков на основе индивидуальных стимулов от изучения широких национальных экономических совокупных переменных и конструктов.

Политология

Истоки политической науки можно проследить в Древней Греции. В то время философ Платон написал различные диалоги о политике, справедливости и том, что представляет собой хорошее правительство.

Ранние работы Платона постепенно приобретали более научный подход под руководством таких мыслителей, как Аристотель, Томас Гоббс, Маркс и Макс Вебер. Столетия исследований в области политики помогли укрепить демократию и помогли политикам сделать популярный политический выбор и прийти к власти.

Психология

Психология — одна из самых быстроразвивающихся областей социальных наук. Он зародился как область медицины в конце 1800-х годов и стал популярным в западном мире на протяжении 20-го века, отчасти благодаря работе Зигмунда Фрейда.

По данным Центров США по контролю и профилактике заболеваний (CDC), в 2019 году 20,3% взрослых получали какую-либо форму лечения психических расстройств. Хотя многие все еще используют психиатрическую медицину для лечения своих проблем с психическим здоровьем, в последние годы все больше людей ищут альтернативные методы лечения, такие как осознанность и йога, в дополнение к традиционной разговорной терапии.

Неврология, медикаментозное лечение и растущее разнообразие подходов к психотерапии расширяют возможности психологического лечения. Другими ветвями этой области являются исследования в области обучения животных, социальной психологии и экономической психологии.

Социология

Социология как наука возникла в Европе в середине 1800-х годов, в период быстрых социальных изменений. Политические революции и промышленная революция коренным образом изменили образ жизни многих людей — и не всегда к лучшему, — что побудило первых социологов задуматься о том, как сохранить стабильность, когда все меняется так быстро.

К 1875 году в Йельском университете читался первый в США курс социологии. В последующие годы другие колледжи последовали их примеру, а в 1911, предмет прибыл в средние школы.

Каковы пять основных отраслей социальных наук?

Пять основных отраслей социальных наук: антропология, экономика, политология, психология и социология. Некоторые люди также считают историю, право и географию основными социальными науками.

Почему социальные науки важны?

Социальные науки важны, потому что они помогают людям понять, как анализировать не только свое собственное поведение, но также поведение и мотивацию своих сверстников. Социальные науки также дают нам лучшее понимание того, как создавать более инклюзивные и эффективные институты.

Как стать социологом?

Как правило, путь к карьере в области социальных наук начинается с получения четырехлетней университетской степени по одному из предметов социальных наук. Если вы заинтересованы в карьере в области социальной работы или психологии, эти карьеры часто требуют дополнительного образования, сертификатов и лицензий.

На какую работу можно устроиться со степенью в области социальных наук?

Степень в области социальных наук может помочь вам получить работу экономиста, психолога или исследователя, а также открыть возможности в таких секторах, как юриспруденция, правительство и научные круги.

Практический результат

Социальные науки помогают нам получить знания о наших сверстниках и обществе, в котором мы живем. Человеческое поведение важно, и его хорошее понимание теоретически должно привести к повышению эффективности и качества жизни для всех.

Что такое наука? (3-5 версия) | Урок естествознания для детей

1%

Обработка, пожалуйста, подождите…

Он успешно обработан!

Посмотрите клип и прочтите подробности ниже.

Простой урок и веселое видео по естествознанию для детей 3, 4 и 5 класса!

Смотреть полное видеоПосмотреть все темы

НАУКА ОПРЕДЕЛЕНИЕ

Наука — это процесс изучения мира природы путем наблюдения и экспериментирования. В науке доказательство № 1. Людей, изучающих науку, называют учеными , и они используют научных практик для сбора и интерпретации информации.

Чтобы лучше понять, как работает наука…

ДАВАЙТЕ РАЗЪЯСНИМ!

Наука — это процесс изучения окружающего мира посредством наблюдений и экспериментов.

В фильмах и телевизионных шоу иногда ученые изображаются как случайные соединения химических веществ для создания сумасшедших смесей. Это не может быть дальше от истины. Настоящие ученые очень организованы, методичны и серьезно относятся к своей работе.

Они задают важные вопросы, которые можно проверить и проанализировать. Они используют очень специфические инструменты и методы для тестирования и изучения мира природы. Ученые проводят тщательные наблюдения и записывают свои выводы, чтобы другие ученые могли повторить свои исследования. Они делятся своими выводами с другими учеными и читают об исследованиях, проведенных другими.

Ученые узнают о мире природы посредством исследований, в результате которых получаются доказательства, помогающие ученым отвечать на вопросы. Исследования могут включать эксперименты или наблюдения за миром природы. Ученые используют научные практики, чтобы заниматься наукой. К ним относятся:

  1. Постановка вопросов и определение проблем
  2. Разработка и использование моделей
  3. Планирование и проведение исследований
  4. Анализ и интерпретация данных
  5. Использование математики и вычислительного мышления
  6. Построение объяснений
  7. Участие в споре на основе фактов
  8. Получение, оценка и передача информации

Ученые не всегда делают все это, и им не обязательно следовать именно этому порядку. Это скорее общий подход к сбору, анализу и обмену данными.

Чем больше у нас доказательств теории, тем больше мы в ней уверены.

Когда ученые проводят исследования, они собирают данные, чтобы ответить на вопросы о мире природы.

Если ученые соберут много данных, подтверждающих гипотезу, то гипотеза может стать теорией. Теории продолжают проверяться, и иногда они становятся общепризнанными, потому что есть много доказательств, подтверждающих это. Однако иногда его могут отбросить, потому что есть доказательства того, что это может быть неправдой.

Ученые всегда должны быть готовы изучить новые доказательства и изменить свои взгляды.

Вы должны быть готовы изменить свое мнение на основании новых доказательств.

Ученые часто находят новые доказательства, проводя эксперименты. Устоявшиеся теории иногда отбрасываются, потому что ученые делают новые открытия.

Мы больше не верим в некоторые теории, которые раньше считались верными. На протяжении веков люди считали, что Земля плоская. В то время это была разумная мысль, пока ученые не нашли доказательства, которые изменили их мнение.

Ученые должны непредвзято смотреть на новые доказательства и учитывать, что могут существовать другие возможные объяснения.

Многие вещи вокруг нас кажутся научными, но таковыми не являются.

Хиромантия, фокусы и предсказание будущего с помощью волшебного шара-восьмерки — это не наука. Каждый раз, когда кто-то делает заявления без доказательств, они не представляют науку.

Например, иногда люди путают астрономию и астрологию. Астрономия – это научное исследование космоса. Астрология изучает движение и положение звезд, что, по мнению некоторых людей, влияет на поведение человека. Астрология НЕ является наукой, потому что нет доказательства в поддержку их требований.

Существует множество различных видов науки, применимых к окружающему нас миру.

Наука разбита на множество разных областей, и каждая ветвь далее разбита на более конкретные области изучения.

К физическим наукам относятся физика (изучение материи и сил), химия (изучение химических веществ) и астрономия (изучение космического пространства). Науки о жизни имеют дело с живыми существами и включают ботанику (изучение растений), зоологию (изучение животных) и палеонтологию (изучение окаменелостей).

НАУЧНЫЕ ПРИМЕРЫ

Бенджамину Франклину приписывают открытие электричества. Фактически, многие ученые до и после Франклина проводили эксперименты, чтобы лучше понять электричество и то, как его можно использовать. Наука — это командная работа.

Наука произвела революцию в сельском хозяйстве. Современные достижения в области сельского хозяйства помогли ученым найти способы накормить людей в большем количестве мест по всему миру.

Современная медицина является одним из важнейших вкладов науки. Благодаря таким открытиям, как вакцинация и антибиотики, было спасено бесчисленное количество жизней.

НАУКА ДЛЯ ДЕТЕЙ СЛОВАРЬ

Наука

Наука — это процесс изучения мира природы путем наблюдения и экспериментирования.

Контролируемый эксперимент

Научный тест, в котором люди, проводящие его, изменяют только одну переменную за раз, чтобы изолировать результаты.

Претензия

Ответ на научный вопрос.

Астрология

Не путать с астрономией (которая является наукой), астрология не является наукой. Это изучение движения и положения звезд, которое, по мнению некоторых людей, влияет на человеческие дела. Нет никаких доказательств того, что это так.

Астрономия

Изучение космоса.

Биология

Изучение живых существ.

Научная практика

Ученые используют научную практику, чтобы заниматься наукой. Их 8: Задавать вопросы, Разработка и использование моделей, Планирование и проведение исследований, Анализ и интерпретация данных, Использование математики и вычислительного мышления, Построение объяснений, Участие в аргументах на основе доказательств и Получение, оценка и передача информации. Важно помнить, что не все они используются в каждом исследовании и не всегда происходят в одном и том же порядке.

Химия

Изучение вещества, его свойств и того, как оно может реагировать и изменяться.

Инженерное дело

Применение науки и математики, в котором инженеры (люди, занимающиеся инженерным делом) проектируют, строят и создают решения проблем. Они часто создают такие вещи, как двигатели, машины, мосты, схемы, компьютерные программы и конструкции.

Палеонтолог

Ученый, изучающий окаменелости.

Доказательства

Факты или информация, указывающие на то, подтверждается ли научное утверждение.

НАУКА ДЛЯ ДЕТЕЙ ВОПРОСЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ

Что такое наука?

Наука — это процесс изучения окружающего мира посредством наблюдений и экспериментов. Ученые используют доказательства, наряду с активным мышлением, чтобы объяснить, что происходит в мире природы.

Как человек начинает «заниматься наукой»?

Наука начинается, когда человек интересуется окружающим миром и задает вопросы о том, как он устроен. Они думают о способах узнать о мире, проводя расследования, сохраняя свои данные в качестве доказательств и рассказывая другим людям о том, что они нашли. Существует восемь «научных и инженерных практик», которыми мы занимаемся, когда «занимаемся наукой».

С какими преимуществами науки мы живем каждый день?

В видео Иззи упоминает электричество, современное сельское хозяйство и достижения в медицине, такие как антибиотики. Есть бесчисленное множество других! Болезни, которые когда-то были вредными или смертельными (полиомиелит, оспа, ветряная оспа), теперь почти исчезли благодаря науке!

Что значит быть ученым?

Это значит изучать окружающий нас мир с помощью наблюдений и экспериментов. Ученые используют следующие научные практики: задавать вопросы, разрабатывать и использовать модели, планировать и проводить исследования, анализировать и интерпретировать данные, использовать математику и вычислительное мышление, строить объяснения, участвовать в аргументах на основе доказательств и получать, оценивать и передавать информацию. . Не все из них используются в каждом исследовании, и они не всегда происходят в одном и том же порядке.

Как узнать, наука это или нет?

Что-то является наукой, если есть доказательства, подтверждающие заявления людей, и если доказательства собираются с использованием признанных научных методов, таких как восемь «научных и инженерных практик». Если утверждения не имеют доказательств, подтверждающих их, это не наука.

Всегда ли меняются научные ответы?

Да. Научные ответы меняются, когда обнаруживаются новые доказательства, опровергающие то, что мы считали фактом. Например, люди считали, что Земля плоская, но по мере совершенствования научного оборудования наблюдения стали более точными, и стало очевидным, что Земля имеет сферическую форму или форму шара.

Что нам делать, если наши наблюдения не такие, как раньше?

Если наблюдение невозможно повторить, то необходимо собрать дополнительные доказательства, пытаясь повторить прошлые наблюдения разными способами или испробовав новые методы сбора данных. Чтобы научная идея была обоснованной, другие ученые должны иметь возможность повторить вашу работу и прийти к такому же выводу.

ПОСМОТРЕТЬ ПОЛНОСТЬЮ «ЧТО ТАКОЕ НАУКА?» ЭПИЗОД!

Мы охватываем все основные научные стандарты в классах 3–5

10 типов ученых — Научный совет ~ : Научный совет ~

Не все ученые носят белые халаты и работают в лабораториях. Существует широкий спектр профессий и профессий, требующих знаний и применения науки, от исследований до бизнеса и от регулирования до преподавания.

Научный совет определил 10 типов ученых, работающих сегодня. Какой вы ученый? Пройдите наш тест, чтобы узнать.

Бизнес-ученый

Business Scientist подкрепляет отличные управленческие и деловые навыки научными знаниями, поддерживая принятие решений на основе фактических данных в компаниях и других предприятиях.

Ученый этого типа обладает научными и техническими знаниями, чтобы вызывать доверие как у коллег, так и у конкурентов, а также доверием в деловой среде. Их можно найти в научно-технических компаниях в самых разных ролях, от исследований и разработок или маркетинга до самого высшего руководства.

Познакомьтесь с учеными-бизнесменами: Тим О’Хара, CSci, доктор Абилаш Наир, CSci, Лаура Уилкинсон, CSci

Ученый-коммуникатор

Коммуникатор Ученый сочетает свои научные и технологические ноу-хау со способностью общаться. Они вдохновляют, информируют и доносят свое сообщение благодаря сочувствию и пониманию потребностей аудитории, опыту работы средств массовой информации и других каналов коммуникации и, конечно же, глубокому знанию соответствующей науки.

Научные коммуникаторы встречаются на телевидении и радио, в рекламе и продвижении, в регулировании и связях с общественностью, а также в социальных сетях. У них также может быть постоянная работа в качестве другого типа ученых.

Познакомьтесь с учеными-коммуникаторами: Доктор Кристи Тернер CSciTeach, доктор Шэрон Энн Холгейт CSci, Тим О’Хара CSci

Ученый-разработчик

Разработчик, или транслятор, Ученый использует знания, созданные другими, и преобразует их во что-то, что может использовать общество. Они могут разрабатывать продукты или услуги, идеи, меняющие поведение, улучшать здравоохранение и лекарства или применять существующие технологии в новых условиях.

Их можно найти в исследовательской среде, и они могут работать с учеными-предпринимателями и бизнесменами, чтобы помочь вывести свои идеи на рынок.

Познакомьтесь с учеными-разработчиками: Tim O’Hare CSci, Dr Abilash Nair CSci, Ciara Wild RSci

Ученый-предприниматель

Ученый-предприниматель делает инновации реальностью. Их научные знания и связи достаточно глубоки, чтобы видеть возможности для инноваций — не только в бизнесе, но и в государственном секторе и других секторах общества.

Они сочетают свои научные знания и авторитет с навыками управления людьми, предпринимательским талантом и глубоким пониманием бизнеса и финансов, чтобы начать свой собственный бизнес или помочь в развитии существующих компаний.

Познакомьтесь с учеными-предпринимателями: Хейли Пинкотт RSciTech

Ученый-исследователь

Ученый-исследователь — это человек, который, как и команда «Энтерпрайза», находится в пути открытий, «чтобы смело идти туда, куда еще не ступала нога человека». Они редко сосредотачиваются на конкретном результате или воздействии, скорее они хотят узнать следующую часть мозаики научного понимания и знаний.

Скорее всего, их можно найти в университете или исследовательском центре, или в отделе исследований и разработок (НИОКР) в организации, и они, вероятно, будут работать в одиночку.

Познакомьтесь с учеными-исследователями: Джемма Уокер RSci

Ученый-исследователь

Ученый-исследователь копается в неизведанном, наблюдая, картографируя, понимая и собирая воедино глубокие знания и данные, создавая ландшафт, который другие могут интерпретировать и развивать.

Скорее всего, их можно найти в университете или исследовательском центре или в отделе исследований и разработок (НИОКР) в организации, работающих в команде и, вероятно, в междисциплинарной среде.

Познакомьтесь с учеными-исследователями: Dr Abilash Nair CSci, Samantha Powell CSci, Nick Adams RSci

Ученый-политолог

Ученый-политолог использует свои научные и технические знания, а также свое понимание государственного управления и разработки политики, чтобы гарантировать, что законодательство и политика имеют надежную доказательную базу. Некоторые ученые-политологи называют себя на 75% учеными и на 25% политиками.

Ученый этого типа работает на многих уровнях и во многих средах, включая правительство и парламент, неправительственные организации, группы, проводящие кампании, и благотворительные организации.

Вы специалист в области политики? Если вы внесены в наши профессиональные реестры, свяжитесь с нами по поводу возможности быть представленным в качестве одного из наших тематических исследований.

Ученый-регулятор

Ученый-регулятор должен убедить общественность в том, что системы и технологии надежны и безопасны, путем мониторинга и регулирования. У них будет сочетание навыков, и хотя они могут не заниматься такими вещами, как лабораторная работа, они будут иметь полное представление о науке и процессах, связанных с мониторингом ее использования или применения.

Их можно найти в регулирующих органах, таких как Агентство по пищевым стандартам, а также в широком спектре услуг по тестированию и измерению.

Познакомьтесь с учеными-регуляторами: Dr Jemma-Anne Lonsdale (PhD) CSci, Tim O’Hare CSci, Julia Duckworth RSci, Ciara Wild RSci, Gary Thorpe RSciTech

Учитель-ученый

Ученый-учитель обучается науке, делится своими знаниями и пониманием, чтобы обучать следующее поколение ученых. Их применение науки сочетается с педагогическим мастерством и страстью к обучению других.

Этот тип ученых работает в школах, колледжах, университетах и ​​других образовательных организациях, развивая их инструменты и опыт для преподавания и обучения.

Познакомьтесь с учителями-учеными: Dr Kristy Turner CSciTeach, Jennifer Glenc RSci, Amardeep Ghattaoraya CSci

Техник-ученый

Ученый-техник оказывает разнообразные научные услуги. Это ученые, от которых мы стали зависеть в сфере здравоохранения, криминалистики, пищевой науки, здравоохранения и безопасности, анализа и тестирования материалов, образования и многих других областей.